Переслушал (в исполнении Маккейба - J. McCabe) пять гайдновских сонат, тональности которых идут по восходящей хроматической гамме: h-C-cis-D-Es (№№ 47/32, 48-51/35-38; вторые номера по Хобокену).
Заметил необычную для Гайдна мрачную суровость h-moll'ной сонаты: и 1-я часть, и финал кончаются в миноре, что более характерно для Моцарта, чем для Гайдна.
Эти сонаты побудили меня прослушать некоторые клавирные сочинения К.Ф.Э. Баха, но самое сильное впечатление произвели не сонаты, а Рондо Es-dur (Wq61/1, H.288), тема рефрена которого очень похожа на тему третьей части 7-й сонаты Бетховена. Конечно, поставил и ее в фантастическом исполнении Гилельса.
Потом решил вернуться к ранним сонатам Моцарта, которые никак не укладываются у меня в голове (кроме 5-й и 6-й). Совсем другая атмосфера, чем у Гайдна и Бетховена. "Трепет Моцарта" (Г. Чичерин) уже сильно ощущается даже в Первой сонате. Что-то трудно передаваемое словами, какие-то "токи", легкие вихри, как вот на этой картине Боттичелли:
Или как у Пушкина:
О сон чудесный!
О пламя чистое любви!
Там, там - где тень, где шум древесный,
Где сладко-звонкие струи...
Кульминации это достигает в бесподобной 13-й сонате (B-dur, К. 333), хотя это уже зрелое сочинение (1783). Да и в мангеймских сонатах (№№7 и 8(9, К. 311, в старой нумерации)) 1777 года совсем другие масштаб и "динамика формы" (если так можно выразиться) по сравнению с шестью сонатами 1775 г., как бы хороши сами по себе они ни были. Наиболее значительными среди них мне представляются 2-я, 5-я и 6-я.
Моцарта слушал в исполнении Р. Браутигама.
Не стал даже после 13-й сонаты слушать знаменитую "предбетховенскую" 14-ю, c-moll'ную, чтобы не разрушить удивительное "антично-боттичеллиевское" настроение, вызванное 13-й.