Моцарт - Клавирные концерты №№26 (D, K. 537) и 27 (B, K. 595)
Переслушал записи Р. Казадезюса с Кливлендским оркестром под управлением Дж. Сэлла.
Очень хорошо то, что в медленной части D-dur’ного концерта Казадезюс не делает никаких самопальных виньеток. Несмотря на то, что Моцарт здесь якобы только наметил партию солиста, не дописав ее, и сам несомненно импровизировал, аскетичному духу этой музыки, противоречат витиеватые вставки. И потом вряд ли кто-то может импровизировать на уровне Моцарта, будь он даже Рихтер (который, кстати, никогда никаких побрякушек от себя в таких случаях не вставлял и одна из его записей последнего концерта столь аскетична, что становится страшно). Аскетизм здесь, конечно, особый. Что-то вроде флорентийских фресок фра Анжелико.
Особенно в К. 537 удачно вышел финал.
Но Монблан последнего концерта своей снежной вершиной нависает над красивым холмом Ре мажорного.
Это действительно грандиозное сочинение, равное по своей значимости поздним органным фантазиям, «Волшебной флейте» и «Реквиему» (пусть далеко не законченному). В сущности, это мажорный реквием, эпиграфом к которому могут служить слова из апокрифического письма от 7 сентября 1791 г.:
«А как прекрасна была жизнь! Она началась при самых счастливых обстоятельствах».
И во всем сочинении - завороженность глюковским «Орфеем», которая, как я думаю, не оставляла Моцарта никогда.
Исполнение Казадезюса и Сэлла я склонен считать лучшим из всех, что я знаю. Никто не исполняет этот громовой уменьшенный септаккорд в самом конце так, как Казадезюс. Даже Рихтер и Гилельс.
Я об этом писал тут специально (и еще в одном месте).
Очень хорошо то, что в медленной части D-dur’ного концерта Казадезюс не делает никаких самопальных виньеток. Несмотря на то, что Моцарт здесь якобы только наметил партию солиста, не дописав ее, и сам несомненно импровизировал, аскетичному духу этой музыки, противоречат витиеватые вставки. И потом вряд ли кто-то может импровизировать на уровне Моцарта, будь он даже Рихтер (который, кстати, никогда никаких побрякушек от себя в таких случаях не вставлял и одна из его записей последнего концерта столь аскетична, что становится страшно). Аскетизм здесь, конечно, особый. Что-то вроде флорентийских фресок фра Анжелико.
Особенно в К. 537 удачно вышел финал.
Но Монблан последнего концерта своей снежной вершиной нависает над красивым холмом Ре мажорного.
Это действительно грандиозное сочинение, равное по своей значимости поздним органным фантазиям, «Волшебной флейте» и «Реквиему» (пусть далеко не законченному). В сущности, это мажорный реквием, эпиграфом к которому могут служить слова из апокрифического письма от 7 сентября 1791 г.:
«А как прекрасна была жизнь! Она началась при самых счастливых обстоятельствах».
И во всем сочинении - завороженность глюковским «Орфеем», которая, как я думаю, не оставляла Моцарта никогда.
Исполнение Казадезюса и Сэлла я склонен считать лучшим из всех, что я знаю. Никто не исполняет этот громовой уменьшенный септаккорд в самом конце так, как Казадезюс. Даже Рихтер и Гилельс.
Я об этом писал тут специально (и еще в одном месте).