Про музыку на каникулах
Раз никуда не едем, слушаем музыку. Обычно я пишу о своих каникулярных музыкальных впечатлениях. Тоже как бы традиция.
В последние два дня ушедшего года я почему-то стал слушать "Фауста" Гуно и восхищался этой оперой. Особенно, когда поют такие звезды как Б. Христов, Н. Гедда, В. де лос Анхелес или (в другой записи, под управлением Р. Бонинга: Н. Гяуров, Ф. Корелли, Дж. Сазерленд). Вспоминал, как в годы моего сознательного детства (в конце 50-х - начале 60-х годов) эту оперу часто передавали по радио (спектакль Большого театра, в котором пели А. Пирогов, И. Козловский Е. Шумская, П. Лисициан; опера шла в филиале Большого, где ставились тогда отличные спектакли и который потом уничтожили).
Новый год я начал Чайковским.
Как-то я соскучился по нему и сразу прослушал великолепную Струнную серенаду и даже сюиту из "Лебединого озера" в исполнении Г. фон Караяна с Берлинскими филармониками. В этот же день, 1 января, была и Третья симфония (Л. Маазель, Венские филармоники). Такая "новогодняя" музыка, особенно симфония.
На следующий день почему-то в уши запросился Кларнетный концерт Моцарта (С. Мейер, дир. Г. Вонк), после которого было прослушано Рондо Вителлии из "Милосердия Тита" (с облигатным бассетгорном) и далее до конца оперы, до этого "неземного ДО", как написано у Бродского.
Но в прошлом году я так много слушал Моцарта (и вообще венских классиков), что захотелось "сменить пластинку".
И я вернулся к Чайковскому, тем более, что вдруг возникло сильное желание переслушать Третий фортепианный концерт. Это действительно сильнейший инструментальный концерт Чайковского, в котором существенно предвосхищается фортепианный концерт 20 века, прежде всего Рахманинов. Концерт Чайковского слушал в исполнении Вернера Хааса с оркестром театра Монте-Карло под управлением Э. Инбала. Последнее время именно это исполнение предпочитаю всем другим, даже Э. Гилельсу. Естественно, что это сочинение вызвало рахманиновскую Рапсодию. Я писал о сравнении этих вещей тут некоторое время назад. Уже давно рахманиновские концерты слушаю в исполнении В. Ашкенази и А. Превена.
Цепочку русских фортепианных концертов продолжили Шостакович и Прокофьев. Первый концерт Шостаковича (М. Аргерих, Вюртембергский камерный оркестр под упр. Йорга Фэрбера; 1993 г.) и 4 и 5 концерты Прокофьева (опять же В. Ашкенази с А. Превеном). Слушать эту музыку столь же интересно и увлекательно, как, например, следить за высококлассным спортивным состязанием, за футбольным матчем звёзд. Шостакович мне показался более амбивалентным. Впрочем, я давно этот концерт люблю, но очень давно не переслушивал. Тут я вспомнил о конфликте между двумя гениями музыки 20 века, который описан С. Волковым в книге "Шостакович и Сталин: художник и царь" (М.: Эксмо, 2004).
"Поначалу Шостакович воспринимал Прокофьева, старше его на пятнадцать лет, как почитаемого мастера, на произведениях которого он учился новым приемам композиторской техники. Как известно, Прокофьев был человеком в высшей степени уверенным в себе, требовательным, резким и язвительным. Приехав в 1927 году в Советский Союз в качестве именитого гастролера, он отнесся к молодому Шостаковичу несколько свысока: «Он талантлив, но не всегда принципиален… он не обладает сильным даром мелодиста». Берта Маль-ко, вдова дирижера Николая Малько, дружившая и с Прокофьевым, и с Шостаковичем, передавала мне более поздние весьма резкие приватные отзывы Прокофьева о творчестве Шостаковича в целом («наш маленький Малер») и его опере «Леди Макбет» в частности («волны похоти так и ходят, так и ходят»).
По свидетельству композитора Дмитрия Толстого, когда Прокофьев и Шостакович стали чаще встречаться, то «обнаружилось полное несходство характеров и вкусов. Столкнулась бесцеремонная прямота одного с болезненной ранимостью другого».
Отец Дмитрия, писатель Алексей Толстой, в 1934 году пригласил к себе на обед Прокофьева и Шостаковича вместе с большой компанией ленинградской культурной элиты. После кофе хозяин уговорил Прокофьева сыграть на рояле аллегро и гавот из его Классической симфонии. Как известно, Прокофьев был замечательным пианистом. Гости остались в восторге, особенно восхищался Шостакович: «Это прекрасно. Просто восхитительно!» После этого Шостакович показал, свой Концерт для фортепиано. Теперь была очередь Прокофьева высказать свое суждение. «Ну, что я могу сказать, - начал он (как вспоминает Дмитрий Толстой), положив ногу на ногу и закинув руку за спинку кресла. - Это произведение мне показалось незрелым, несколько разбросанным по форме. Что касается самого материала… Концерт мне представляется стилистически слишком пестрым. И не очень отвечающим, как говорят, требованиям хорошего вкуса».
После этой реплики Прокофьева Шостакович, согласно Толстому, выбежал из дому, повторяя: «Прокофьев - негодяй и подлец! Он больше для меня не существует!» Как утверждает Толстой, на некоторое время Шостакович стал нетерпим даже к упоминанию имени Прокофьева, о чем было хорошо известно близким знакомым Шостаковича. Потом внешний декорум был восстановлен, но глубокая трещина в отношениях двух великих композиторов осталась.
Деликатный и стеснительный Шостакович, который часто возносил до небес даже посредственные опусы своих коллег, теперь считал возможным послать своему бывшему кумиру следующий нелицеприятный отзыв о его выдвинутой на соискание Сталинской премии кантате «Александр Невский»: «… в целом это сочинение мне не понравилось. Мне кажется, что в нем нарушены какие-то художественные нормы. Слишком много там физически громкой иллюстративной музыки. В частности, мне показалось, что многие части кончаются в самом начале».
Содержавшиеся в этом письме Шостаковича к Прокофьеву всякого рода оговорки, в частности, что он будет «безмерно счастлив, если это сочинение получит Сталинскую премию», должны были мало порадовать Прокофьева, тем более что этой награды он в тот раз удостоен не был. (Победителем тогда оказался Квинтет Шостаковича, о котором Прокофьев отзывался достаточно кисло.)
(стр. 445-448).
Замечу, что именно Пятый концерт Прокофьева я люблю, пожалуй, больше других (еще, может быть, Второй).
Замкнул это своего рода фестиваль русских фортепианных концертов Концерт Стравинского в исполнении Н. Магалова и Э. Ансерме. Стравинского, кстати сказать, я в прошлом году вообще не слушал.
За Стравинским вдруг неожиданно для меня самого последовала пьеса "Mi-parti" Лютославского, в которой я однажды услышал Венецию (?).
И что было потом? Вы удивитесь, но потом был великолепный A-dur'ный Флейтовый концерт К.Ф.Э. Баха с потрясающей скорбной медленной частью, составляющей поистине шекспировский контраст к крайним. Впрочем, желание переслушать многие вещи этого замечательного мастера возникло у меня давно, но как-то исполнение его всё откладывалось.
Потом я вспомнил, что как-то довольно давно на меня произвела сильное впечатление 5-я симфония Дворжака (соч. 76, Фа мажор; ей сначала автором был дан номер 3), особенно неожиданный пассаж у бас-кларнета в финале. Да, эта симфония превосходна, и имеет драматический минорный финал. Только в самом конце приходит победа светлого и героического начала, как любят иногда писать музыкальные критики.
После Дворжака я подумал о Брамсе: ведь его Третья симфония (в той же тональности Фа мажор) тоже отмечена драматическим минорным финалом. Может быть, Дворжак имел в виду эту симфонию Брамса? Хотя первая редакция симфонии была завершена в 1875 г. (окончательная редакция - 1887 г.), а симфония Брамса в 1883. А может быть, наоборот: Брамс имел в виду симфонию Дворжака?
Но вот что пришло в голову после брамсовской симфонии: симфония Дворжака очень хороша, может быть, даже прекрасна, а симфония Брамса - гениальна. И не надо ничего доказывать.
А сегодня утром вдруг заиграла у меня в голове "Хованщина" Мусоргского: а именно, хор раскольников в начале 3 акта. Поставил болгарскую полную запись (дир. Э. Чакаров; я писал тут о ней и даже выкладывал), но слушал именно третий акт (до арии Шакловитого, но без нее), а потом вторую картину 4-го и полностью 5-й (ред. Д. Шостаковича).
Всё хорошо, но русскими эти замечательные исполнители стать не могут, при всем желании. И я вспомнил про давно не переслушиваемую запись Б. Хайкина с И. Архиповой и А. Огнивцевым. Конечно, Марфу никто ярче и лучше Архиповой не пел. В этом исполнении (редакция Н.А. Римского-Корсакова) очень много купюр, иногда досадных, но в целом ярче болгарской записи.
И Н.А. пришпилил "академический" каданс в конце первого действия, на мой взгляд, совершенно лишний. Всё кончается тихими ударами колокола в оригинале.
Прослушал только три акта. Завтра дослушаю.
Да, если бы Мусоргский завершил эту оперу, она была бы величайшей русской оперой. Наряду с "Пиковой дамой" Чайковского.
И раз уж была упомянута Венеция, вот в конце некая колоколенка:
В последние два дня ушедшего года я почему-то стал слушать "Фауста" Гуно и восхищался этой оперой. Особенно, когда поют такие звезды как Б. Христов, Н. Гедда, В. де лос Анхелес или (в другой записи, под управлением Р. Бонинга: Н. Гяуров, Ф. Корелли, Дж. Сазерленд). Вспоминал, как в годы моего сознательного детства (в конце 50-х - начале 60-х годов) эту оперу часто передавали по радио (спектакль Большого театра, в котором пели А. Пирогов, И. Козловский Е. Шумская, П. Лисициан; опера шла в филиале Большого, где ставились тогда отличные спектакли и который потом уничтожили).
Новый год я начал Чайковским.
Как-то я соскучился по нему и сразу прослушал великолепную Струнную серенаду и даже сюиту из "Лебединого озера" в исполнении Г. фон Караяна с Берлинскими филармониками. В этот же день, 1 января, была и Третья симфония (Л. Маазель, Венские филармоники). Такая "новогодняя" музыка, особенно симфония.
На следующий день почему-то в уши запросился Кларнетный концерт Моцарта (С. Мейер, дир. Г. Вонк), после которого было прослушано Рондо Вителлии из "Милосердия Тита" (с облигатным бассетгорном) и далее до конца оперы, до этого "неземного ДО", как написано у Бродского.
Но в прошлом году я так много слушал Моцарта (и вообще венских классиков), что захотелось "сменить пластинку".
И я вернулся к Чайковскому, тем более, что вдруг возникло сильное желание переслушать Третий фортепианный концерт. Это действительно сильнейший инструментальный концерт Чайковского, в котором существенно предвосхищается фортепианный концерт 20 века, прежде всего Рахманинов. Концерт Чайковского слушал в исполнении Вернера Хааса с оркестром театра Монте-Карло под управлением Э. Инбала. Последнее время именно это исполнение предпочитаю всем другим, даже Э. Гилельсу. Естественно, что это сочинение вызвало рахманиновскую Рапсодию. Я писал о сравнении этих вещей тут некоторое время назад. Уже давно рахманиновские концерты слушаю в исполнении В. Ашкенази и А. Превена.
Цепочку русских фортепианных концертов продолжили Шостакович и Прокофьев. Первый концерт Шостаковича (М. Аргерих, Вюртембергский камерный оркестр под упр. Йорга Фэрбера; 1993 г.) и 4 и 5 концерты Прокофьева (опять же В. Ашкенази с А. Превеном). Слушать эту музыку столь же интересно и увлекательно, как, например, следить за высококлассным спортивным состязанием, за футбольным матчем звёзд. Шостакович мне показался более амбивалентным. Впрочем, я давно этот концерт люблю, но очень давно не переслушивал. Тут я вспомнил о конфликте между двумя гениями музыки 20 века, который описан С. Волковым в книге "Шостакович и Сталин: художник и царь" (М.: Эксмо, 2004).
"Поначалу Шостакович воспринимал Прокофьева, старше его на пятнадцать лет, как почитаемого мастера, на произведениях которого он учился новым приемам композиторской техники. Как известно, Прокофьев был человеком в высшей степени уверенным в себе, требовательным, резким и язвительным. Приехав в 1927 году в Советский Союз в качестве именитого гастролера, он отнесся к молодому Шостаковичу несколько свысока: «Он талантлив, но не всегда принципиален… он не обладает сильным даром мелодиста». Берта Маль-ко, вдова дирижера Николая Малько, дружившая и с Прокофьевым, и с Шостаковичем, передавала мне более поздние весьма резкие приватные отзывы Прокофьева о творчестве Шостаковича в целом («наш маленький Малер») и его опере «Леди Макбет» в частности («волны похоти так и ходят, так и ходят»).
По свидетельству композитора Дмитрия Толстого, когда Прокофьев и Шостакович стали чаще встречаться, то «обнаружилось полное несходство характеров и вкусов. Столкнулась бесцеремонная прямота одного с болезненной ранимостью другого».
Отец Дмитрия, писатель Алексей Толстой, в 1934 году пригласил к себе на обед Прокофьева и Шостаковича вместе с большой компанией ленинградской культурной элиты. После кофе хозяин уговорил Прокофьева сыграть на рояле аллегро и гавот из его Классической симфонии. Как известно, Прокофьев был замечательным пианистом. Гости остались в восторге, особенно восхищался Шостакович: «Это прекрасно. Просто восхитительно!» После этого Шостакович показал, свой Концерт для фортепиано. Теперь была очередь Прокофьева высказать свое суждение. «Ну, что я могу сказать, - начал он (как вспоминает Дмитрий Толстой), положив ногу на ногу и закинув руку за спинку кресла. - Это произведение мне показалось незрелым, несколько разбросанным по форме. Что касается самого материала… Концерт мне представляется стилистически слишком пестрым. И не очень отвечающим, как говорят, требованиям хорошего вкуса».
После этой реплики Прокофьева Шостакович, согласно Толстому, выбежал из дому, повторяя: «Прокофьев - негодяй и подлец! Он больше для меня не существует!» Как утверждает Толстой, на некоторое время Шостакович стал нетерпим даже к упоминанию имени Прокофьева, о чем было хорошо известно близким знакомым Шостаковича. Потом внешний декорум был восстановлен, но глубокая трещина в отношениях двух великих композиторов осталась.
Деликатный и стеснительный Шостакович, который часто возносил до небес даже посредственные опусы своих коллег, теперь считал возможным послать своему бывшему кумиру следующий нелицеприятный отзыв о его выдвинутой на соискание Сталинской премии кантате «Александр Невский»: «… в целом это сочинение мне не понравилось. Мне кажется, что в нем нарушены какие-то художественные нормы. Слишком много там физически громкой иллюстративной музыки. В частности, мне показалось, что многие части кончаются в самом начале».
Содержавшиеся в этом письме Шостаковича к Прокофьеву всякого рода оговорки, в частности, что он будет «безмерно счастлив, если это сочинение получит Сталинскую премию», должны были мало порадовать Прокофьева, тем более что этой награды он в тот раз удостоен не был. (Победителем тогда оказался Квинтет Шостаковича, о котором Прокофьев отзывался достаточно кисло.)
(стр. 445-448).
Замечу, что именно Пятый концерт Прокофьева я люблю, пожалуй, больше других (еще, может быть, Второй).
Замкнул это своего рода фестиваль русских фортепианных концертов Концерт Стравинского в исполнении Н. Магалова и Э. Ансерме. Стравинского, кстати сказать, я в прошлом году вообще не слушал.
За Стравинским вдруг неожиданно для меня самого последовала пьеса "Mi-parti" Лютославского, в которой я однажды услышал Венецию (?).
И что было потом? Вы удивитесь, но потом был великолепный A-dur'ный Флейтовый концерт К.Ф.Э. Баха с потрясающей скорбной медленной частью, составляющей поистине шекспировский контраст к крайним. Впрочем, желание переслушать многие вещи этого замечательного мастера возникло у меня давно, но как-то исполнение его всё откладывалось.
Потом я вспомнил, что как-то довольно давно на меня произвела сильное впечатление 5-я симфония Дворжака (соч. 76, Фа мажор; ей сначала автором был дан номер 3), особенно неожиданный пассаж у бас-кларнета в финале. Да, эта симфония превосходна, и имеет драматический минорный финал. Только в самом конце приходит победа светлого и героического начала, как любят иногда писать музыкальные критики.
После Дворжака я подумал о Брамсе: ведь его Третья симфония (в той же тональности Фа мажор) тоже отмечена драматическим минорным финалом. Может быть, Дворжак имел в виду эту симфонию Брамса? Хотя первая редакция симфонии была завершена в 1875 г. (окончательная редакция - 1887 г.), а симфония Брамса в 1883. А может быть, наоборот: Брамс имел в виду симфонию Дворжака?
Но вот что пришло в голову после брамсовской симфонии: симфония Дворжака очень хороша, может быть, даже прекрасна, а симфония Брамса - гениальна. И не надо ничего доказывать.
А сегодня утром вдруг заиграла у меня в голове "Хованщина" Мусоргского: а именно, хор раскольников в начале 3 акта. Поставил болгарскую полную запись (дир. Э. Чакаров; я писал тут о ней и даже выкладывал), но слушал именно третий акт (до арии Шакловитого, но без нее), а потом вторую картину 4-го и полностью 5-й (ред. Д. Шостаковича).
Всё хорошо, но русскими эти замечательные исполнители стать не могут, при всем желании. И я вспомнил про давно не переслушиваемую запись Б. Хайкина с И. Архиповой и А. Огнивцевым. Конечно, Марфу никто ярче и лучше Архиповой не пел. В этом исполнении (редакция Н.А. Римского-Корсакова) очень много купюр, иногда досадных, но в целом ярче болгарской записи.
И Н.А. пришпилил "академический" каданс в конце первого действия, на мой взгляд, совершенно лишний. Всё кончается тихими ударами колокола в оригинале.
Прослушал только три акта. Завтра дослушаю.
Да, если бы Мусоргский завершил эту оперу, она была бы величайшей русской оперой. Наряду с "Пиковой дамой" Чайковского.
И раз уж была упомянута Венеция, вот в конце некая колоколенка: