О пении
Вспомнился один забавный эпизод, имевший место минувшим летом в Болонье.
В последний день в этом городе, перед отъездом в Феррару, мы пошли в Музыкальный музей. Это совершенно замечательная экспозиция. К сожалению, никаких фотографий тут показать не могу, так как почти все они смазаны из-за несовершенной техники и слабого освещения (а со вспышкой там снимать было нельзя). Только вот рукописи Моцарта и падре Мартини я показывал.
Кроме нас в музее почти никого (или даже просто никого) не было, и жена стала напевать, пробуя акустику залов. Она смолоду увлекается камерным пением и очень хорошо поет под собственный аккомпанимент (Шуберта, Моцарта, старых итальянцев). И вдруг на пороге одного из залов появляется некая группа, состоящая из сотрудниц музея и лица мужеского пола где-то лет около сорока. И это лицо вдруг пропело фортиссимо: "La donna e mobile". Если быть точным, то я бы затруднился отнести произошедшее к вокальному жанру: он не запел, а взревел как молодой бык. Я даже вздрогнул от неожиданности и инстинктивно чуть было не заткнул уши (но, слава богу, удержался от этого жеста). Музейные дамы отрекомендовали товарища как профессионального оперного певца. "Ну-ну, - подумал я про себя, - если даже в Италии это рассматривается как пение, то...". Не продолжаю. Вспомнил еще Б. Шоу, ехидно писавшего, что верхнее "до" тенора должно напоминать свист парового котла, и это будет высшим шиком.
Но, видимо, пение моей лучшей половины произвело некоторое впечатление, и от ансамбля музейных муз отделилась дама и стала водить нас по музею. Боже, что за женщина! Представьте, что по музею вас водит Софи Лорен! Не та, что была совсем молодой, но в блеске своей зрелой красоты. Жаль, что в мою дурацкую башку не пришла мысль сфотографировать эту прекрасную итальянку. Точнее, я просто постеснялся ее об этом попросить.
Она показывала нам экспонаты, рассказывала о них, открывала ящики с рукописями. Она, к сожалению, не знала английского, но всё же как-то мы объяснились (по-итальянски, иной раз жестами). Речь зашла о Моцарте (14-летнем болонском академике), и она сказала: "O, "Don Giovanni" e opera preferita! La belissima musica al mondo!". Заговорили, естественно, о любви Россини к Моцарту и о самом гениальном маэстро, рояль которого, рукописи и партитуры представлены в музее.
Расстались довольные друг другом. Но как жаль, что фотографии не осталось!
В последний день в этом городе, перед отъездом в Феррару, мы пошли в Музыкальный музей. Это совершенно замечательная экспозиция. К сожалению, никаких фотографий тут показать не могу, так как почти все они смазаны из-за несовершенной техники и слабого освещения (а со вспышкой там снимать было нельзя). Только вот рукописи Моцарта и падре Мартини я показывал.
Кроме нас в музее почти никого (или даже просто никого) не было, и жена стала напевать, пробуя акустику залов. Она смолоду увлекается камерным пением и очень хорошо поет под собственный аккомпанимент (Шуберта, Моцарта, старых итальянцев). И вдруг на пороге одного из залов появляется некая группа, состоящая из сотрудниц музея и лица мужеского пола где-то лет около сорока. И это лицо вдруг пропело фортиссимо: "La donna e mobile". Если быть точным, то я бы затруднился отнести произошедшее к вокальному жанру: он не запел, а взревел как молодой бык. Я даже вздрогнул от неожиданности и инстинктивно чуть было не заткнул уши (но, слава богу, удержался от этого жеста). Музейные дамы отрекомендовали товарища как профессионального оперного певца. "Ну-ну, - подумал я про себя, - если даже в Италии это рассматривается как пение, то...". Не продолжаю. Вспомнил еще Б. Шоу, ехидно писавшего, что верхнее "до" тенора должно напоминать свист парового котла, и это будет высшим шиком.
Но, видимо, пение моей лучшей половины произвело некоторое впечатление, и от ансамбля музейных муз отделилась дама и стала водить нас по музею. Боже, что за женщина! Представьте, что по музею вас водит Софи Лорен! Не та, что была совсем молодой, но в блеске своей зрелой красоты. Жаль, что в мою дурацкую башку не пришла мысль сфотографировать эту прекрасную итальянку. Точнее, я просто постеснялся ее об этом попросить.
Она показывала нам экспонаты, рассказывала о них, открывала ящики с рукописями. Она, к сожалению, не знала английского, но всё же как-то мы объяснились (по-итальянски, иной раз жестами). Речь зашла о Моцарте (14-летнем болонском академике), и она сказала: "O, "Don Giovanni" e opera preferita! La belissima musica al mondo!". Заговорили, естественно, о любви Россини к Моцарту и о самом гениальном маэстро, рояль которого, рукописи и партитуры представлены в музее.
Расстались довольные друг другом. Но как жаль, что фотографии не осталось!