Приснилось...
Приснилась вдруг вторая часть Первого бетховенского фортепианного концерта. И не только музыка, но и охвативший меня от этой музыки восторг.
Пришлось слушать. Весь концерт, конечно (К. Аррау, орк. Концертгебау, дир. Б. Хайтинк). Последнее время это мой любимый бетховенский концерт.
Меня уже в который раз поражает, как у классиков импровизационность формы сочетается с ее безупречной стройностью (высший синтез тут, видимо, последние бетховенские сонаты и квартеты). Чего не скажешь, например, о позднем романтизме: Регер, Дворжак, даже Брамс (но не в симфониях), где импровизационность как бы заслоняет форму (вон Гульд даже на Шуберта "жаловался" по этому поводу: "Я не могу проследить форму и сижу, как на иголках").
Почему-то только сейчас услышал в разработке первой части нечто глубоко моцартовское: возникает в секвенциях манящая, загадочная перспектива - как на картинах старых итальянцев. Впрочем, в XVIII веке это не только у Моцарта можно услышать, а у Паизиелло, например; но у Моцарта это выражено особенно сильно.
Аррау играет, как бог. И в целом исполнение совершенно замечательное.
Купил тут на днях диск с 4-мя сонатами Бетховена (26, 27, 30 и 31) в исп. Э. Гилельса. 26-я и 27-я как-то не очень (в 26-й мне показалось, что слишком медленный темп кое-где), но 30-я и 31-я - абсолютно гениальные интерпретации.
Я вспоминаю один концерт, где Гилельс играл бетховенские сонаты, среди них 16-ю. Медленная часть этой сонаты была сыграна так, что возникло в зале ощущение присутствия какой-то сверхъестественной силы, было нечто гипнотическое, как на одном концерте Рихтера в конце 60-х годов, когда он играл "Симфонические этюды" Шумана. Жаль, что в записи 16-й сонаты Гилельс играл вторую часть совсем по-другому, далеко не столь завораживающе.
Пришлось слушать. Весь концерт, конечно (К. Аррау, орк. Концертгебау, дир. Б. Хайтинк). Последнее время это мой любимый бетховенский концерт.
Меня уже в который раз поражает, как у классиков импровизационность формы сочетается с ее безупречной стройностью (высший синтез тут, видимо, последние бетховенские сонаты и квартеты). Чего не скажешь, например, о позднем романтизме: Регер, Дворжак, даже Брамс (но не в симфониях), где импровизационность как бы заслоняет форму (вон Гульд даже на Шуберта "жаловался" по этому поводу: "Я не могу проследить форму и сижу, как на иголках").
Почему-то только сейчас услышал в разработке первой части нечто глубоко моцартовское: возникает в секвенциях манящая, загадочная перспектива - как на картинах старых итальянцев. Впрочем, в XVIII веке это не только у Моцарта можно услышать, а у Паизиелло, например; но у Моцарта это выражено особенно сильно.
Аррау играет, как бог. И в целом исполнение совершенно замечательное.
Купил тут на днях диск с 4-мя сонатами Бетховена (26, 27, 30 и 31) в исп. Э. Гилельса. 26-я и 27-я как-то не очень (в 26-й мне показалось, что слишком медленный темп кое-где), но 30-я и 31-я - абсолютно гениальные интерпретации.
Я вспоминаю один концерт, где Гилельс играл бетховенские сонаты, среди них 16-ю. Медленная часть этой сонаты была сыграна так, что возникло в зале ощущение присутствия какой-то сверхъестественной силы, было нечто гипнотическое, как на одном концерте Рихтера в конце 60-х годов, когда он играл "Симфонические этюды" Шумана. Жаль, что в записи 16-й сонаты Гилельс играл вторую часть совсем по-другому, далеко не столь завораживающе.