Пантеоны красного и белого мифов
Оригинал взят у 64vlad в Пантеоны красного и белого мифов
Главная особенность красного мифа Гражданской войны в том, что его герои постоянно менялись (в отличие от Великой Отечественной, где на первом плане неизменно фигурировали имена Сталина, Жукова, Рокоссовского и Конева - с теми лишь частностями, что Сталин был дезавуирован ХХ съездом и вновь поднят на щит "ревнителями" - осторожно в брежневские времена и уже без стеснения - в нынешние; Жуков пережил хрущёвскую опалу, сменившуюся потом, наоборот, неумеренным культом, реакцией на который стали начавшиеся в 90-е развенчания от оппонентов официальной версии войны; с остальными всё более или менее "ровно").
Мало кто помнит, что одним из наиболее популярных имён в Красной армии изначально был комкор Думенко - один из создателей красной конницы, конкурент Будённого, по своей славе почти не уступавший ему и далеко превосходивший Блюхера, не говоря о персонаже одесского эпоса Котовском и о никому не известном в те годы Чапаеве. Но он был расстрелян уже в 1920 г., и имя его кануло в Лету. Хотя под конец хрущёвская реабилитация коснулась и его (в 1964 г.), за это время его успели настолько основательно забыть, - а кроме того, возрождению памяти о Думенко мешал его бывший соперник Будённый, в то время ещё живой и влиятельный, - что почти не вспоминали и после, а в горбачёвскую "перестройку" красные герои "вышли из моды".
К концу 30-х годов из прежних героев красного эпоса в нём по существу остались лишь Будённый, покойный к тому времени Фрунзе и "до кучи" Котовский, несколько популяризированный опереточным фильмом. Создатель и прежний главный кумир Красной армии Троцкий ещё до акции с ледорубом превратился в "заклятого врага народа", популярный маршал Блюхер был ликвидирован по-тихому. Места Троцкого, Думенко и Блюхера в агитпроповском варианте эпоса "заняли" сталинский нарком Ворошилов, сам Иосиф Виссарионович и созданный исключительно блестящим фильмом Чапаев (не будь этого фильма, его имя никогда не выделялось бы из ряда таких третьестепенных персонажей эпоса, как Щорс, Лазо, Гай, Ковтюх и проч.).
Развенчание "культа личности" внесло новые коррективы в мифологию и пантеон "героев гражданской". Из него потихоньку вывели Сталина, а фактически и Ворошилова, доказавшего свою бездарность не только в финскую кампанию и в 41-м, но и в гражданскую (когда в 19-м Деникин расколошматил его армию под Харьковом, по легенде, председатель ревтрибунала сказал: "Все мы знаем, товарищи, что Ворошилов опытный подпольщик и хороший парень, но армией командовать не может, ну не будем его за это судить, не дано ему!", после чего будущему "первому маршалу" доверили только место комиссара при Будённом). Помимо реабилитированного Блюхера, новой звездой пантеона неожиданно стал такой же реабилитированный маршал Тухачевский - первый из бывших офицеров, попавший в него. Ранее такое не допускалось в принципе - роль военспецов в Гражданской войне хоть и вскользь признавалась, но их имена никогда не популяризировались. Красными кумирами до тех пор могли быть либо партийцы-революционеры (Троцкий, Фрунзе, Ворошилов, Сталин, даже уголовный "робин-гуд" Котовский), либо выходцы из рабочих, крестьян и простых солдат (Будённый, Думенко, Блюхер, Чапаев), но никак не классово сомнительные лица. Теперь времена изменились: среди шестидесятников, наоборот, стали популярны фигуры интеллектуалов-офицеров (воспевать белых офицеров ещё не смели). Хрущёву же фигура Тухачевского была выгодна тем, что позволяла лишний раз заклеймить Сталина за уничтожение в 37-38 годах лучших военных кадров (среди этих кадров Тухачевский не то чтобы был самым крупным теоретиком, но занимал в 30-е годы самое видное положение). Другого видного расстрелянного маршала Блюхера возвеличить было уже сложнее, т.к. в 38-м этот лихой малограмотный рубака и горький запойный пьяница бесславно провалил Хасанскую операцию (после чего и был уничтожен), да и в гражданскую его достижения были куда скромнее даже чем у Будённого, скорее ближе к Котовскому с Василием Иванычем (даже "штурмовые ночи Спасска, Волочаевские дни" довёл до конца за него Уборевич). Кстати, после неудачных действий в 41-м поблёк и ореол Будённого. Троцкий же оставался "бякой и букой" вплоть до "перестройки", после чего в условиях гласности его роль в создании РККА (не полководческую, естественно - полководцем он не был, как и Сталин, - а организационную и административную) признают все, за исключением наиболее отмороженных сталинистов (а белые, собственно, никогда её и не отрицали).
Белый миф, в отличие от красного, более устойчив и постоянен, ибо хранителем мифа проигравшей стороны выступала до "перестройки" не зависевшая от политической конъюнктуры в СССР эмиграция. Здесь всегда признавались четвёрка вождей - Колчак, Деникин, Врангель и Корнилов, и пантеон героев, среди которых наиболее прославленными выступали Каппель и Марков. Характерно, что белые вожди, в отличие от красных стратегов (подлинных и дутых), помимо военной, играли и политическую роль, являясь вождями движения и носителями власти, - прежде всего Колчак и Деникин, с именами которых связаны пик успехов белых армий и наибольший взлёт Белого движения. Интересно, однако, что лишённый харизмы Деникин никогда не был популярен среди белых, имея к тому же негласную репутацию "мягкотелого либерала" (не совсем справедливую) и не отличаясь административными дарованиями; военный же талант его всегда подвергался спорам (во многом из-за финальной Новороссийской катастрофы), как, впрочем, и Корнилова, но за Корниловым был ореол героя (то, что Колчак не был сухопутным полководцем, понимали все, но, во-первых, он был знаменем ВСЕГО движения как Верховный правитель, во-вторых, его фигура подавляла уже самой многогранностью талантов администратора, флотоводца, минёра, полярника в сочетании с трагической харизмой и овеянной мрачной героикой гибелью в духе Нибелунгов и Вагнера). Словом, получилось так, что основными кумирами сказаний "парижских таксистов" стали Врангель и Корнилов, а "харбинских таксистов" - Колчак.
Последователи белого эпоса в постсоветской России, когда он был "легализован" (а нелегально начал стихийно возрождаться ещё в застойные 70-е романсами о поручике Голицыне и господах офицерах, во многом под влиянием позднего советского кинематографа и элементарного духа противоречия надоевшему агитпропу), в основном оказались старательными учениками эмиграции со всеми её ошибками. К критическому анализу (впрочем, как и среди последователей красных) оказались способны немногие (русский человек вообще лишён чувства меры, но у всех это по-разному проявляется). А иные "ученики" перещеголяли учителей, подняв на щит одиозную личность Краснова. Отрадно признать, что благодаря броско снятому в голливудских традициях фильму на первый план вернулась фигура Колчака.
Думаю, белый эпос имеет все шансы на лучшее будущее в памяти потомства, чем красный, при грамотной постановке дела и чувстве меры.
Примечание abc1918. По моему мнению, оба "эпоса" имеют более или менее одинаковые шансы на исчезновение с одновременной заменой их спокойным и любопытным взглядом на бурное, но невозвратное прошлое. Партия сыграна настолько давно, что даже в прошедшей в ферзи пешке любого цвета пора перестать искать нечто "героическое".
Главная особенность красного мифа Гражданской войны в том, что его герои постоянно менялись (в отличие от Великой Отечественной, где на первом плане неизменно фигурировали имена Сталина, Жукова, Рокоссовского и Конева - с теми лишь частностями, что Сталин был дезавуирован ХХ съездом и вновь поднят на щит "ревнителями" - осторожно в брежневские времена и уже без стеснения - в нынешние; Жуков пережил хрущёвскую опалу, сменившуюся потом, наоборот, неумеренным культом, реакцией на который стали начавшиеся в 90-е развенчания от оппонентов официальной версии войны; с остальными всё более или менее "ровно").
Мало кто помнит, что одним из наиболее популярных имён в Красной армии изначально был комкор Думенко - один из создателей красной конницы, конкурент Будённого, по своей славе почти не уступавший ему и далеко превосходивший Блюхера, не говоря о персонаже одесского эпоса Котовском и о никому не известном в те годы Чапаеве. Но он был расстрелян уже в 1920 г., и имя его кануло в Лету. Хотя под конец хрущёвская реабилитация коснулась и его (в 1964 г.), за это время его успели настолько основательно забыть, - а кроме того, возрождению памяти о Думенко мешал его бывший соперник Будённый, в то время ещё живой и влиятельный, - что почти не вспоминали и после, а в горбачёвскую "перестройку" красные герои "вышли из моды".
К концу 30-х годов из прежних героев красного эпоса в нём по существу остались лишь Будённый, покойный к тому времени Фрунзе и "до кучи" Котовский, несколько популяризированный опереточным фильмом. Создатель и прежний главный кумир Красной армии Троцкий ещё до акции с ледорубом превратился в "заклятого врага народа", популярный маршал Блюхер был ликвидирован по-тихому. Места Троцкого, Думенко и Блюхера в агитпроповском варианте эпоса "заняли" сталинский нарком Ворошилов, сам Иосиф Виссарионович и созданный исключительно блестящим фильмом Чапаев (не будь этого фильма, его имя никогда не выделялось бы из ряда таких третьестепенных персонажей эпоса, как Щорс, Лазо, Гай, Ковтюх и проч.).
Развенчание "культа личности" внесло новые коррективы в мифологию и пантеон "героев гражданской". Из него потихоньку вывели Сталина, а фактически и Ворошилова, доказавшего свою бездарность не только в финскую кампанию и в 41-м, но и в гражданскую (когда в 19-м Деникин расколошматил его армию под Харьковом, по легенде, председатель ревтрибунала сказал: "Все мы знаем, товарищи, что Ворошилов опытный подпольщик и хороший парень, но армией командовать не может, ну не будем его за это судить, не дано ему!", после чего будущему "первому маршалу" доверили только место комиссара при Будённом). Помимо реабилитированного Блюхера, новой звездой пантеона неожиданно стал такой же реабилитированный маршал Тухачевский - первый из бывших офицеров, попавший в него. Ранее такое не допускалось в принципе - роль военспецов в Гражданской войне хоть и вскользь признавалась, но их имена никогда не популяризировались. Красными кумирами до тех пор могли быть либо партийцы-революционеры (Троцкий, Фрунзе, Ворошилов, Сталин, даже уголовный "робин-гуд" Котовский), либо выходцы из рабочих, крестьян и простых солдат (Будённый, Думенко, Блюхер, Чапаев), но никак не классово сомнительные лица. Теперь времена изменились: среди шестидесятников, наоборот, стали популярны фигуры интеллектуалов-офицеров (воспевать белых офицеров ещё не смели). Хрущёву же фигура Тухачевского была выгодна тем, что позволяла лишний раз заклеймить Сталина за уничтожение в 37-38 годах лучших военных кадров (среди этих кадров Тухачевский не то чтобы был самым крупным теоретиком, но занимал в 30-е годы самое видное положение). Другого видного расстрелянного маршала Блюхера возвеличить было уже сложнее, т.к. в 38-м этот лихой малограмотный рубака и горький запойный пьяница бесславно провалил Хасанскую операцию (после чего и был уничтожен), да и в гражданскую его достижения были куда скромнее даже чем у Будённого, скорее ближе к Котовскому с Василием Иванычем (даже "штурмовые ночи Спасска, Волочаевские дни" довёл до конца за него Уборевич). Кстати, после неудачных действий в 41-м поблёк и ореол Будённого. Троцкий же оставался "бякой и букой" вплоть до "перестройки", после чего в условиях гласности его роль в создании РККА (не полководческую, естественно - полководцем он не был, как и Сталин, - а организационную и административную) признают все, за исключением наиболее отмороженных сталинистов (а белые, собственно, никогда её и не отрицали).
Белый миф, в отличие от красного, более устойчив и постоянен, ибо хранителем мифа проигравшей стороны выступала до "перестройки" не зависевшая от политической конъюнктуры в СССР эмиграция. Здесь всегда признавались четвёрка вождей - Колчак, Деникин, Врангель и Корнилов, и пантеон героев, среди которых наиболее прославленными выступали Каппель и Марков. Характерно, что белые вожди, в отличие от красных стратегов (подлинных и дутых), помимо военной, играли и политическую роль, являясь вождями движения и носителями власти, - прежде всего Колчак и Деникин, с именами которых связаны пик успехов белых армий и наибольший взлёт Белого движения. Интересно, однако, что лишённый харизмы Деникин никогда не был популярен среди белых, имея к тому же негласную репутацию "мягкотелого либерала" (не совсем справедливую) и не отличаясь административными дарованиями; военный же талант его всегда подвергался спорам (во многом из-за финальной Новороссийской катастрофы), как, впрочем, и Корнилова, но за Корниловым был ореол героя (то, что Колчак не был сухопутным полководцем, понимали все, но, во-первых, он был знаменем ВСЕГО движения как Верховный правитель, во-вторых, его фигура подавляла уже самой многогранностью талантов администратора, флотоводца, минёра, полярника в сочетании с трагической харизмой и овеянной мрачной героикой гибелью в духе Нибелунгов и Вагнера). Словом, получилось так, что основными кумирами сказаний "парижских таксистов" стали Врангель и Корнилов, а "харбинских таксистов" - Колчак.
Последователи белого эпоса в постсоветской России, когда он был "легализован" (а нелегально начал стихийно возрождаться ещё в застойные 70-е романсами о поручике Голицыне и господах офицерах, во многом под влиянием позднего советского кинематографа и элементарного духа противоречия надоевшему агитпропу), в основном оказались старательными учениками эмиграции со всеми её ошибками. К критическому анализу (впрочем, как и среди последователей красных) оказались способны немногие (русский человек вообще лишён чувства меры, но у всех это по-разному проявляется). А иные "ученики" перещеголяли учителей, подняв на щит одиозную личность Краснова. Отрадно признать, что благодаря броско снятому в голливудских традициях фильму на первый план вернулась фигура Колчака.
Думаю, белый эпос имеет все шансы на лучшее будущее в памяти потомства, чем красный, при грамотной постановке дела и чувстве меры.
Примечание abc1918. По моему мнению, оба "эпоса" имеют более или менее одинаковые шансы на исчезновение с одновременной заменой их спокойным и любопытным взглядом на бурное, но невозвратное прошлое. Партия сыграна настолько давно, что даже в прошедшей в ферзи пешке любого цвета пора перестать искать нечто "героическое".