За два дня дважды столкнулась с горьким мужским опытом познания женской красоты - джентльменом и обывателем. Первый раз вчера, когда сидя перед телевизором восторгалась очередным "Шерлоком" с
Джереми Бреттом. А второй - сегодня в метро, читая Зощенко.
В первом случае это даже не разочарование, а просто факт бесстрастного наблюдения, необходимый Шерлоку пример, утверждающий ключевую мысль о торжестве рацио и несостоятельности чувств и эмоций. А во втором - результат стремления съесть бутерброд пожирнее, обыграть судьбу в дурака. История, как водится, повторилась дважды: сначала в виде трагедии, потом - в виде фарса.
- Стоя у окна, я смотрел, как она удалялась легким, быстрым шагом, пока серая шляпка и белое перышко не затерялись в серой толпе.
- Какая очаровательная девушка! - воскликнул я, повернувшись к моему другу.
Холмс опять разжег свою трубку и, прикрыв глаза, откинулся на спинку кресла.
- Очаровательная? - переспросил он апатично. - Я не заметил.
- Нет, Холмс, вы не человек, вы арифмометр! - воскликнул я. - Вы иногда просто поражаете меня!
Холмс мягко улыбнулся.
- Самое главное - не допускать, чтобы личные качества человека влияли на ваши выводы. Клиент для меня - некоторое данное, один из компонентов проблемы. Эмоции враждебны чистому мышлению. Поверьте, самая очаровательная женщина, какую я когда-либо видел, была повешена за убийство своих троих детей. Она отравила их, чтобы получить деньги по страховому полису. А самую отталкивающую наружность среди моих знакомых имел один филантроп, истративший почти четверть миллиона на лондонских
бедняков.
- Но на сей раз...
- Я никогда не делаю исключений. Исключения опровергают правило.
- Шерше ля фам! Этакое, правда, великолепное изречение! Французы это придумали. Ах, французы, французы! Культурная, цивилизованная нация. У них женщина в очень почетном месте... Это у нас женщина вроде бы домашней хозяйки, а там, того-этого, обаяние к ним, любовь.
Конечно, что касается любви, то я не того, не доверяю этому чувству, сомневаюсь, прямо скажу, в нем. Люди с высшим образованием, приват-доценты какие-нибудь, конечно, отрицать начнут, скажут, что любовь, точно, существует, однако, может, она и точно существует, как отвлеченное явление, да только мне наплевать на это, прямо скажу. Я за пять лет революции, можно сказать, на опыте проследил: ежели питание, скажем, посредственное, неважное питание, то никакой любви не существует, будь хоть вы знакомы с наивеликолепнейшей дамой, а чуть питание улучшается, чуть, скажем, гуся с кашей съел, поросенка вкусил - и пожалуйста - поэзии хочется, звуков - любовное томление, одним словом.
Ну а что касается дамы той, что давеча я на Морской встретил, так любви, конечно, к ней я не имею, но она мне нравится очень, очень.
Завтра жду с нетерпением. Питался хорошо. Съел у Палкина три порции гуся.
11 декабря
Есть... Пришла... Цимес! Ландыш китайский! Сон, совершеннейший сон! Только на Морскую вышел - идет... Чего уж я ей сказал, не помню. "Здравствуйте", кажется, сказал. А она улыбнулась сразу, чудно, чудно улыбнулась. Я про театр ей намекаю, а она не хочет. Ландыш испанский, мимоза! Не хочет! Это из бескорыстия она не хочет. В расход ей, видите ли, неловко меня вгонять. Ах, я всегда мечтал встретить бескорыстную особу!..
Пишу это, покуда она, гуленька, в порядок себя приводит, галошки снимает, прическу того-этого.
Ну, снимай, снимай, я люблю чтоб это все было, того-этого, приятно, чтоб грация во всем была. Другому это все как-нибудь, а я человек все-таки культурный, мне обстановка нужна, поэзия.
Вот сбоку на нее смотрю - королева Изабелла прямо-таки, мадонна. Варька Двуколкина в подметки ей не годится. Ей только корыстные цели подавай... А тут... Даже страшно становится, чего это она свой чудный взор на меня обратила. Красавица! Грации-то сколько, грации! Ей-богу, княгиня это какая-нибудь бывшая... Может, обнимешь ее, а она в слезы.
- Нахал, скажет, сукин сын. Я не для этого, скажет, пришла. Я, скажет, сукин сын, какая-нибудь там княгиня Трумчинчинская бывшая...
Ах, шут меня раздери совсем... Ей-богу, княгиня это... Чш... кончаю писать. Идет... Боюсь, чего и говорить с ней буду, не знаю. Я пять лет с порядочными дамами не разговаривал.
12 декабря Все пропало. Дурак я. Стелька сапожная! Утром она встает, уходит и -
- Пять рублей, говорит.
- Как? Что?
- Да, говорит, не меньше.
Я к столу. Деньги вынул, дал ей и только после вспомнил - больше дал, шесть... две по тройке... На лестнице ее, гадину, догнал.
- Там, говорю, шесть. Смеется.
- Ну, говорит, у меня кстати и сдачи нет. Пусть это на второй раз останется.
Дурак я, дурак. Курица гнусная, тетерька. Орлом полететь захотел. Орлом! Смешно даже. Издеваться над собой хочется. Орлом! Про любовь начал ей говорить, спрашивать начал.
- Как это, говорю, вы так сразу полюбили меня и обратили свое полное внимание на меня? А она:
- Так, говорит, и полюбила. Мужчина, вижу, без угрей, без прыщей, ровный мужчина.
Ровный! Стелька я сапожная! Дрянь! И как это я ничего не заметил?
Хм... А если б и заметил? Да если б и заметил, так все равно... Иные, конечно, и орлом летают, а тут...
Да. Подлая штука жизнь. Никогда я ею особенно не увлекался. Подлость в ней какая-то есть. Особенная какая-то подлость! Заметьте: если падает на пол хлеб, помазанный маслом, так он непременно падает маслом... Особая, гнусная подлость.
Тьфу, какая подлость!