Гумилёв как Тиамат
Originally posted by erema_o at Гумилёв как Тиамат
Оригинал взят у tai_simulacr в Гумилёв как Тиамат
На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ,
Оставайся, мальчик, с нами - будешь нашим королём!
Поразительно всё-таки, сколько Гумилёва - запрещённого Гумилёва - в советской культуре! Не зная о нём ничего, ни судьбы, ни имени, я, как выясняется, уже была томительно влюблена в его стихи - чарующие строки, анонимно представительствующие в "Часе Быка" Ефремова всю светлую коммунистическую (коммунистическую ли?) культуру будущего:
Земля, оставь шутить со мною,
Одежды нищенские сбрось,
И стань, как ты и есть, - звездою,
Огнем пронизанной насквозь!
Ни в коем случае не назвать поэта по имени - как не назвать по имени и Маяковского, чьё безжалостно-отточенное (и гениальное, как ни крути) "Пули погуще / По оробелым! / В гущу бегущим / Грянь, парабеллум!", напротив, преподносилось как ужасающий реликт прошлого, счастливо побеждённого совокупным нравственно-интеллектуальным усилием. Светлый мир ефремовской утопии - это мир преодолённого Маяковского и торжествующего Гумилёва, мир, где не имя его - так его слова способны возвыситься до ранга всеобщего гимна, ещё и дополнительно набрав по пути божественной дерзости спорить со стихиями: "оставь шутить со мною" вместо оригинального "к чему".
А если не слова - так ритмы незаметно просачиваются туда, куда не ждёшь: в детские мультфильмы, цветные картинки - так, что спустя много лет, мурлыкая под нос обрывки текста, вдруг обнаруживаешь себя создателем центонов, ткачом лоскутных одеял:
Будешь сеять ветер в море, в синем море, в белой пене,
И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, -
Корабли на дно уходят с якорями, парусами
И когда пылает запад и когда горит восток, и когда горит восток!
Корабли лежат разбиты, сундуки стоят раскрыты -
Вот такой он, тёмный ужас начинателя игры!
Если хочешь быть богатым, если хочешь быть счастливым -
Не проси об этом счастье, отравляющем миры!
Будто бы, сделав его ответственным за все страхи и раны первых лет революции, вооружив его всей мощью и гнётом прошлого - и раздавив в нём весь минувший мир, советское культурное бессознательное сделало его тем демоном и драконом, из тела которого творится дивный новый мир. Спустя некоторое время "в ту самую яму" отправится и Маяковский - строительным материалом ненасытного космоса.
Но - не убежать:
На скале, у самого края,
Где река Елизабет, протекая,
Скалит камни, как зубы, был замок.
На его зубцы и бойницы
Прилетали тощие птицы,
Глухо каркали, предвещая.
А внизу, у самого склона,
Залегала берлога дракона,
Шестиногого, с рыжей шерстью...
***
Ну девочка, ну уймись, наконец! Двадцатый век тебе точно читать не дадут.
Оригинал взят у tai_simulacr в Гумилёв как Тиамат
Click to viewНа, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ,
Оставайся, мальчик, с нами - будешь нашим королём!
Поразительно всё-таки, сколько Гумилёва - запрещённого Гумилёва - в советской культуре! Не зная о нём ничего, ни судьбы, ни имени, я, как выясняется, уже была томительно влюблена в его стихи - чарующие строки, анонимно представительствующие в "Часе Быка" Ефремова всю светлую коммунистическую (коммунистическую ли?) культуру будущего:
Земля, оставь шутить со мною,
Одежды нищенские сбрось,
И стань, как ты и есть, - звездою,
Огнем пронизанной насквозь!
Ни в коем случае не назвать поэта по имени - как не назвать по имени и Маяковского, чьё безжалостно-отточенное (и гениальное, как ни крути) "Пули погуще / По оробелым! / В гущу бегущим / Грянь, парабеллум!", напротив, преподносилось как ужасающий реликт прошлого, счастливо побеждённого совокупным нравственно-интеллектуальным усилием. Светлый мир ефремовской утопии - это мир преодолённого Маяковского и торжествующего Гумилёва, мир, где не имя его - так его слова способны возвыситься до ранга всеобщего гимна, ещё и дополнительно набрав по пути божественной дерзости спорить со стихиями: "оставь шутить со мною" вместо оригинального "к чему".
А если не слова - так ритмы незаметно просачиваются туда, куда не ждёшь: в детские мультфильмы, цветные картинки - так, что спустя много лет, мурлыкая под нос обрывки текста, вдруг обнаруживаешь себя создателем центонов, ткачом лоскутных одеял:
Будешь сеять ветер в море, в синем море, в белой пене,
И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, -
Корабли на дно уходят с якорями, парусами
И когда пылает запад и когда горит восток, и когда горит восток!
Корабли лежат разбиты, сундуки стоят раскрыты -
Вот такой он, тёмный ужас начинателя игры!
Если хочешь быть богатым, если хочешь быть счастливым -
Не проси об этом счастье, отравляющем миры!
Будто бы, сделав его ответственным за все страхи и раны первых лет революции, вооружив его всей мощью и гнётом прошлого - и раздавив в нём весь минувший мир, советское культурное бессознательное сделало его тем демоном и драконом, из тела которого творится дивный новый мир. Спустя некоторое время "в ту самую яму" отправится и Маяковский - строительным материалом ненасытного космоса.
Но - не убежать:
На скале, у самого края,
Где река Елизабет, протекая,
Скалит камни, как зубы, был замок.
На его зубцы и бойницы
Прилетали тощие птицы,
Глухо каркали, предвещая.
А внизу, у самого склона,
Залегала берлога дракона,
Шестиногого, с рыжей шерстью...
***
Ну девочка, ну уймись, наконец! Двадцатый век тебе точно читать не дадут.