(как я дурил голову бедной девушке)
Год был приблизительно 1985й. Весна. Т.е. ровно 22 года тому назад. Полжизни тому назад…
До этой весны я занимался наукой в институте, ходил в совет студенческих научных обществ в качестве редактора стенной газеты. Кроме того, я был старостой кружка, но сейчас не об этом.
Куратором совета СНО была милейшая Ирина Андреевна, профессор Студенцова. Под её крылом ковались будущие научные кадры для медицины. Молодые люди, составляющие тело Совета, были целеустремлёнными, принявшими решение идти по научному пути (в основном, конечно, юные карьеристы и заучки, привет вам, однокашники). Ну и я, раб Божий, любопытный молчел, фанатеющий выбранной специальностью. Ирина Андреевна устраивала для нас сборища, чаепития. Должно быть, она планировала, что два десятка старшекурсников, собравшись вместе, будут страстно обсуждать между собой свои научные проекты, спорить за чаем с тортиком до хрипоты, глаголами жечь… Но было предельно скучно. Все сидели по углам и косились на коллег. Если кто-то и дискутировал, то не на этих, Иринадреевных, чаепитиях. Раз в год проводилась институтская студенческая научная конференция. На неё приезжали студенты из других городов, командированные своими ВУЗами (поддерживается сейчас в ВУЗах такая практика, или нет, я не знаю). Здесь люди себя вели более осмысленно, чем на чаепитиях, проводилась оргработа, приезжающих надо было встретить, разместить, чаем напоить, в конце концов. На конференции 84го года я познакомился с девушкой Таней из Астрахани. Светленькая, с тонкой кожей и робкими глазами. Она смотрела на меня испуганно и взгляд её прозрачных зелёных глаз спрашивал: ведь ты спасёшь, если сейчас появятся инопланетяне и будут затаскивать меня в летающую тарелку? Ты подхватишь на руки, если меня случайно снесёт порывом ветра с четырнадцатого этажа гостиницы Татарстан? Ты набьёшь лица банде хулиганов, если они меня захотят обидеть? И сердце моё, воспитанное Майн Ридом, Вальтером Скоттом, Джеком Лондоном и Эрихом Марией Ремарком, билось в ответ «Спасу! Подхвачу! Набью им лица!». Я водил Таню по городу, открывая ей казанские закоулки и достопримечательности. Выражение её лица необыкновенно льстило моему, вдруг раздувшемуся, самолюбию. Я чувствовал себя необыкновенно гостеприимным, умным и тонким собеседником. Через пару дней я посадил Таню на самолёт до Астрахани и у нас завязалась переписка.
Через год несколько наших студентов поехали на конференцию в Астрахань. Так случилось, что я получил одновременно стипендию и зарплату в психиатрической лечебнице, где я трудился по ночам медбратом. Полученной суммы хватало на билет до Астрахани и обратно и я подумал: съезжу, посмотрю, что за город такой - Астрахань. Сказано - сделано, сел в самолёт и полетел. Вышел в аэропорту Нариманово, время позднее, что-то около полуночи. Пока добрался до города, то, да сё, наступила ночь. Ночью ходить по гостям неловко, пошёл гулять по городу. Жизнь ночного города - в принципе, интересная и познавательная штука. Например, познакомился со стариком Ахметом. Кто он был по жизни, старик Ахмет, не помню, помню, что он был алкаш. А по национальности он говорил о себе «персюк». На таджика, или иранца, правда, был не похож. Взяли мы со стариком Ахметом в шинке парочку красного. Шинок - это был такой прообраз современных ларьков, а шинкарка - такая докапиталистическая предпринимательница, скупающая днём дешевое красное вино и продающая его ночью за двойную цену. Располагался шинок в покосившемся маленьком домишке, недалеко от астраханского района «Татар-базар». Старик Ахмет деловито побарабанил в окно, спустя несколько минут, рука забрала у меня через форточку рубли и выдала две бутылки алкоголя, по качеству сравнимого с сильно разбавленным денатуратом. Выпили мы со стариком эти две бутылки, послушал я его нехитрые байки, после чего Ахмет куда-то потерялся. Я пошёл дальше бродить по Астрахани. Красное астраханское колом встало у меня в желудке. Пришлось с ним расстаться. Произошло это около астраханского колхозного рынка. Открылась дверь припаркованного возле рынка жигулёнка. Мужик, сидевший за рулём, осведомился о моём самочувствии. Скрывать мне было нечего, в нескольких словах я ему поведал свои приключения. «Садись, погрейся» сказал мне самаритянин из жигулёнка. Предложение было крайне кстати. Самаритянин приехал со Ставрополья, торговать на астраханском рынке салом. До рассвета я сидел в его жигулёнке, ел домашнее сало с чёрным хлебом. Было вкусно.
В шесть утра рынок ожил. Появились торговцы, грузчики, дворники, жизнь ещё не закипела, но начинала понемногу закипать. Тепло распрощавшись с душевным ставропольчанином, я купил три тюльпанчика и поехал по адресу, который указывал на конвертах, когда писал Танюше письма. Её мама, открывшая мне дверь, долго не могла понять, что это за странный парень с тюльпанчиками имеет нахальство будить её в полседьмого утра. Разобравшись, она пояснила, что Татьяны в Астрахани нет, она уехала на конференцию (не помню, куда) и приедет поздно вечером. Я вручил ей свой поникший букет и отправился осматривать астраханские достопримечательности.
В середине восьмидесятых город Астрахань был уютной южнорусской провинцией со слабым татарским колоритом. Названия «Нариманово» и «Татар-базар» грели татарскую душу и напоминали о тех временах, когда город был столицей Астраханского ханства (а может быть правильнее говорить «Астра ханства»?). Астраханский кремль был похож на невзрачное отхожее место. Редкостный по красоте кремлёвский изразцовый собор сиротливо стоял посреди свинарника, всё было изгажено, исписано, использовалось, как общественный туалет. Посмотрел я на дельту реки Волга. Рыбные ряды на набережной. Вызвали уважение огромные осетровые головы. Было много сушёной рыбы различных сортов.
Скитания по Астрахани к концу дня порядком мне надоели. Я поехал в аэропорт и улёгся дремать в зале ожидания. Бомжей тогда не было и диванчики не перегораживали подлокотниками: можно было прилечь. Часам к одиннадцати, объявили «вниманию встречающих» о прибытии нужного мне рейса. Мягко говоря, Таня была удивлена, увидев мою ухмыляющуюся рожу перед собой. С дороги она выглядела уставшей и (как всегда) глубоко несчастной. Неуверенно она предложила поехать к ней. Поскольку я нагло ждал подобного приглашения, я его быстро принял. Приехав к Тане домой во второй раз, я быстро уяснил, кто в этом доме хозяин. Полная, высокая мама жалобно попискивала под Таниными свирепыми взглядами. Овладев ситуацией, Таня (видимо) решила, что мама оказала её незваному гостю, недостаточно тёплый приём. Меня уложили спать в зале. На заре мама пулей вылетела из дома, какая велась перед тем предварительная работа, было скрыто от меня в кулуарах. Танюша, прозрачная и светлая, как утренний сон, впорхнула утром в зал и присела на краешек моего дивана. Мой мозг, отдохнувший за ночь, проведённую в человеческих условиях, лихорадочно заработал. В виске стучала мысль: «Ты попал». Вкрадчивый голос подруги её проникновенные взгляды искоса стали вызывать у меня отторжение. Вяло побеседовав с ней минут десять, я командирским голосом предложил ей дать мне возможность одеться и пойти вместе на прогулку. Из-за внезапно вспыхнувшей клаустрофобии, просторная квартира Таниных родителей стала казаться мне ловушкой. Моя светловолосая подруга неохотно согласилась. В зелёных глазах мелькнуло разочарование охотника, стоявшего на номере и упустившего момент выстрелить во внезапно набежавшего на него косого. Сейчас охотник досадливо смотрел вслед удирающему зайцу.
Мы посещали Таниных подруг. К своему удивлению, я обнаружил, что подруги Галя, Люся и Надя оживленно разговаривают между собой по-татарски. Мы посещали музеи города Астрахани. Гуляли в парке. Сидели в кафе. Провожая меня на самолёт, Таня задумчиво спросила:
- Зачем ты приезжал?
- Город посмотреть. - нагло ответил я.