Буров
Буров заходил. Возьмите, сказал, уборщиком. Без ставки, за бесплатно.
Но про уборщика это он потом, а до этого говорил со мной о Кафке, Сартре, Камю и Гринуэе; впрочем, и не говорил, а перечислял имена, испытывая удовольствие от называния и звучания. Выглядело это примерно так: "Камю… О! …Сартр. О, Сартр!"
Ему за пятьдесят, похож на чёрного дублёного жучка-мастерового. Глубоко упрятанные в череп глаза зыркают из-за мощной пластмассовой оправы. В родном Хабаровске Буров удерживал в своём логове и насиловал женщину, за что выхватил двенадцать лет по рогам; отсижены три. Познания Бурова из книжек. Он нигде не учился, кроме школы, а об этапах жизненного пути рассказывает неохотно. Он столяр, грабарь. И прочий гегемон.
Ну вот что мне ему ответить. Перспектива видеть в своём кабинете обиженного Бурова с половой тряпкой, бойко пересказывающего сюжеты "Голодных призраков" и "Мифа о Сизифе" странно меня смущает, и как выясняется, не меня одного. Коллеги-поломойщики уже отказали Бурову в ставке уборщика штаба промзоны, сказав: ты не можешь здесь работать, зачем ты употребляешь слова "вероятно" и "гипотетически", ты что, считаешь себя выше нас?
А ему и надо-то - чтобы слушали. Буров в поисках свободного уха. Потому что приятель Бурова взяточник Казимиров, в миру доцент кафедры технологии жиров, эфирных масел и парфюмерно-косметической продукции, освободился третьего дня.
"Хорошо, подумаю", - бросаю я, и он уходит, шаркая и не оглядываясь: маленький, коренастый, с любовно перебинтованным грязной изолентой радиоприёмником в кармане робы.
А я так и не прочитал Камю. Хотя вполне могу напрячься и поддержать разговор о Кафке. Но почему-то не говорю об этом Бурову.
Но про уборщика это он потом, а до этого говорил со мной о Кафке, Сартре, Камю и Гринуэе; впрочем, и не говорил, а перечислял имена, испытывая удовольствие от называния и звучания. Выглядело это примерно так: "Камю… О! …Сартр. О, Сартр!"
Ему за пятьдесят, похож на чёрного дублёного жучка-мастерового. Глубоко упрятанные в череп глаза зыркают из-за мощной пластмассовой оправы. В родном Хабаровске Буров удерживал в своём логове и насиловал женщину, за что выхватил двенадцать лет по рогам; отсижены три. Познания Бурова из книжек. Он нигде не учился, кроме школы, а об этапах жизненного пути рассказывает неохотно. Он столяр, грабарь. И прочий гегемон.
Ну вот что мне ему ответить. Перспектива видеть в своём кабинете обиженного Бурова с половой тряпкой, бойко пересказывающего сюжеты "Голодных призраков" и "Мифа о Сизифе" странно меня смущает, и как выясняется, не меня одного. Коллеги-поломойщики уже отказали Бурову в ставке уборщика штаба промзоны, сказав: ты не можешь здесь работать, зачем ты употребляешь слова "вероятно" и "гипотетически", ты что, считаешь себя выше нас?
А ему и надо-то - чтобы слушали. Буров в поисках свободного уха. Потому что приятель Бурова взяточник Казимиров, в миру доцент кафедры технологии жиров, эфирных масел и парфюмерно-косметической продукции, освободился третьего дня.
"Хорошо, подумаю", - бросаю я, и он уходит, шаркая и не оглядываясь: маленький, коренастый, с любовно перебинтованным грязной изолентой радиоприёмником в кармане робы.
А я так и не прочитал Камю. Хотя вполне могу напрячься и поддержать разговор о Кафке. Но почему-то не говорю об этом Бурову.