Разбираю свою цифровую помойку
Где и как хранить интересные мелочи, что я нашла годы назад в Интернете? ПРобую разные способы хранения, в облацех и в компрьютере что у меня на столе, но проблема остается. Ничего нет вечного. Все остается в Интернете, но непонятно где.
Сегодня в эфире - воспоминания Бороздина о Нине Александровне Грибоедовой. Большинство упоминаний о ней в интернете ограничиваются ее юной прелестью, знакомством с Грибоедовым, замужеством и коротким браком. Упоминая, что она умерла в 1857 году от холеры, не выходя более замуж.
смерть в 45 лет - трагично рано, что тогда, что сейчас. Но все же она прожила больше жизни своей без мужа, чем с ним, а узнать о двадцати восьми годах этих практически невозможно. Спасибо некоему чиновнику для особых поручений К.А. Бороздину, что оставил о ней теплые восмоминания. Конечно, там полно "period typical attitudes" - имперское мышление, дикие, но благородные туземцы, гордая княжна, ну и так далее. Ну а какое еще мышление могло быть, как не типичное для своего времени? Тем не менее, Бородзин пишет о Нине Александровне с теплотой и уважением, и говорит о ее делах и хлопотах, больше чем о ее покойном муже.
"В манерах ее не было и тени суетливости, приторности и сантиментальности, столь свойственных огорченным вдовушкам; она вполне обладала изящною простотою тона, составляющею секрет женщины самого высокого круга и воспитания, и всем этим нехотя подкупала всякого. Отказа в ходатайствах своих она не слыхала ни от кого из высокопоставленных; это было всем известно и ее осаждали просьбами. Она за всех хлопотала. Нашалит ли юноша-воин и ему грозит что-нибудь серьезное, он отправляется к Нине Александровне и рассказывает ей все откровенно; та его пожурит очень серьезно, сама же все-таки отправится куда следует, хотя к самому наместнику, и дело устраивается. Надо ли попасть в отряд, идущий в дело, а попасть не так легко - желающих бездна, избранных же немного, - обращаются к ходатайству Нины Александровны, и та опять хлопочет и улаживает. Все обиженные, все ищущие помощи и защиты находили в ней себе самого деятельного за них адвоката; она не умела отказывать никому в своем ходатайстве. Зато вряд ли можно иметь более популярности, чем та, которою пользовалась она на Кавказе, где память о чей сохранилась и до сих пор во всех слоях общества."
"По тогдашнему общественному своему складу и местным обычаям страна эта была каким-то археологическим отломком средневекового феодализма с целой градацией сословий, подчиненных одно другому, с своим особенным этикетом, совершенно детскими интересами, возведенными в серьезный культ, в роде охоты на зайцев и лисиц, чистки оружия, ухода за лошадьми, натаскивания собак и проч., и проч.; полнейшее равнодушие ко всему творящемуся за пределами своего уголка и, за весьма редкими исключениями, совершенное незнание какого-либо другого языка, кроме своего родного диалекта. Уголок, настолько девственно сохранившийся от всякого прикосновения к нему цивилизации, мог бы, пожалуй, доставлять тогда интересный материал для летучих набросков туриста, отыскивающего диковинки; но жить в нем и быть деятелем человеку совершенно новому - было иное дело. Ему на всяком шагу нужны были: толкование, раз’яснение, руководство, для того, чтобы уживаться с людьми, ладить с ними, не вызывая в них, совершенно нехотя, неудовольствия. Всякий, кому случалось проходить подобный процесс ознакомления с совершенно чуждою средою, поймет меня. Конечно, года через два-три отношения мои к той же среде стали совершенно иные, взгляд мой на туземцев во многом изменился; они меня поняли и я их понял, благодаря тому, что местный язык сам собою ко мне навязался, а затем завязались со многими из них самые дружеские отношения. Но самое трудное тут было, как и во всем - начало, и мои первые шаги похожи были на шаги человека, играющего в жмурки. Вот при каких условиях и обстановке привелось мне познакомиться с Ниной Александровной и найти в ней самую благосклонную руководительницу и истолковательницу всего для меня нового, непонятного и казавшегося мне диким в среде туземной. Нечего и говорить о том, что между туземцев она пользовалась полнейшим их обожанием, в совершенстве говорила их языком и своею всегдашнею приветливостью не только не давала чувствовать им своего превосходства, но и возвышала до одного уровня с собою."
http://feb-web.ru/feb/griboed/critics/vos29/boroz_29.htm
Сегодня в эфире - воспоминания Бороздина о Нине Александровне Грибоедовой. Большинство упоминаний о ней в интернете ограничиваются ее юной прелестью, знакомством с Грибоедовым, замужеством и коротким браком. Упоминая, что она умерла в 1857 году от холеры, не выходя более замуж.
смерть в 45 лет - трагично рано, что тогда, что сейчас. Но все же она прожила больше жизни своей без мужа, чем с ним, а узнать о двадцати восьми годах этих практически невозможно. Спасибо некоему чиновнику для особых поручений К.А. Бороздину, что оставил о ней теплые восмоминания. Конечно, там полно "period typical attitudes" - имперское мышление, дикие, но благородные туземцы, гордая княжна, ну и так далее. Ну а какое еще мышление могло быть, как не типичное для своего времени? Тем не менее, Бородзин пишет о Нине Александровне с теплотой и уважением, и говорит о ее делах и хлопотах, больше чем о ее покойном муже.
"В манерах ее не было и тени суетливости, приторности и сантиментальности, столь свойственных огорченным вдовушкам; она вполне обладала изящною простотою тона, составляющею секрет женщины самого высокого круга и воспитания, и всем этим нехотя подкупала всякого. Отказа в ходатайствах своих она не слыхала ни от кого из высокопоставленных; это было всем известно и ее осаждали просьбами. Она за всех хлопотала. Нашалит ли юноша-воин и ему грозит что-нибудь серьезное, он отправляется к Нине Александровне и рассказывает ей все откровенно; та его пожурит очень серьезно, сама же все-таки отправится куда следует, хотя к самому наместнику, и дело устраивается. Надо ли попасть в отряд, идущий в дело, а попасть не так легко - желающих бездна, избранных же немного, - обращаются к ходатайству Нины Александровны, и та опять хлопочет и улаживает. Все обиженные, все ищущие помощи и защиты находили в ней себе самого деятельного за них адвоката; она не умела отказывать никому в своем ходатайстве. Зато вряд ли можно иметь более популярности, чем та, которою пользовалась она на Кавказе, где память о чей сохранилась и до сих пор во всех слоях общества."
"По тогдашнему общественному своему складу и местным обычаям страна эта была каким-то археологическим отломком средневекового феодализма с целой градацией сословий, подчиненных одно другому, с своим особенным этикетом, совершенно детскими интересами, возведенными в серьезный культ, в роде охоты на зайцев и лисиц, чистки оружия, ухода за лошадьми, натаскивания собак и проч., и проч.; полнейшее равнодушие ко всему творящемуся за пределами своего уголка и, за весьма редкими исключениями, совершенное незнание какого-либо другого языка, кроме своего родного диалекта. Уголок, настолько девственно сохранившийся от всякого прикосновения к нему цивилизации, мог бы, пожалуй, доставлять тогда интересный материал для летучих набросков туриста, отыскивающего диковинки; но жить в нем и быть деятелем человеку совершенно новому - было иное дело. Ему на всяком шагу нужны были: толкование, раз’яснение, руководство, для того, чтобы уживаться с людьми, ладить с ними, не вызывая в них, совершенно нехотя, неудовольствия. Всякий, кому случалось проходить подобный процесс ознакомления с совершенно чуждою средою, поймет меня. Конечно, года через два-три отношения мои к той же среде стали совершенно иные, взгляд мой на туземцев во многом изменился; они меня поняли и я их понял, благодаря тому, что местный язык сам собою ко мне навязался, а затем завязались со многими из них самые дружеские отношения. Но самое трудное тут было, как и во всем - начало, и мои первые шаги похожи были на шаги человека, играющего в жмурки. Вот при каких условиях и обстановке привелось мне познакомиться с Ниной Александровной и найти в ней самую благосклонную руководительницу и истолковательницу всего для меня нового, непонятного и казавшегося мне диким в среде туземной. Нечего и говорить о том, что между туземцев она пользовалась полнейшим их обожанием, в совершенстве говорила их языком и своею всегдашнею приветливостью не только не давала чувствовать им своего превосходства, но и возвышала до одного уровня с собою."
http://feb-web.ru/feb/griboed/critics/vos29/boroz_29.htm