Заметки о путешествии в Кашкадарью
Некогда мой приятель-журналист, посетивший Кашкадарьинскую область Узбекистана, охарактеризовал ее столицу ёмко и экспрессивно: «Карши - это жопа мира». Недавно я побывал в тех местах и с удивлением обнаружил, что далеко не всё так однозначно и просто. Сложившийся было стереотип закачался и стал покрываться трещинами.
Оказалось, что Карши - зеленый, типично советский город, более всего напоминающий города Ферганской долины - Андижан, Фергану, или же Навои. Проложенные в 1950-70-х широкие улицы, многоэтажные микрорайоны, цветы, деревья. Улицы переполнены рекламой свадебных салонов, салонов красоты и «Пайнета» (это где платят за мобильную связь). Наряду с портретами президента и глобусами Узбекистана вся эта инфографика дополняет современный городской пейзаж. Ну, изображения раскованных темноволосых красавиц выглядят, конечно, попривлекательнее президента Каримова.
Иные улицы напоминают район строительного рынка в Ташкенте близ завода «Миконд» - сплошные дома-магазины, где торгуют шифером, алебастром, плиткой, сантехникой, всяческими стройматериалами, короче, они представляют собою что-то вроде протяженного храма торговли, неизменно наполненного посетителями.
Местные памятники старины - несколько мечетей и медресе, а также древний мост через реку Кашкадарья - недавно были отреставрированы, что лишило их сакрального налета древности, и сделало типовыми и скучными, как советские пятиэтажки.
Подобно Бухаре Карши охвачен эпидемией хищения канализационных крышек. В отличие от Бухары, их не закладывают сверху камнями, чтобы ворам было труднее их стащить. Там, где крышки всё-таки были украдены, остаются открытые колодцы, чье существование, похоже, ничуть не смущает местные власти. Ночью на одной из улиц всего лишь на стометровом отрезке мне пришлось обойти сразу три открытых колодца (в первый из них я чуть не сверзился) - освещение там напрочь отсутствовало.
Карши
Автобусов и такси в Карши почти нет - во все концы города гоняют маршрутки «Дамас», охотящиеся за пассажирами как акулы, сигналящие фарами и подбирающие всех в любом месте дороги. Стоимость проезда - 600 сумов. Как мне рассказали, ежедневный план маршрутки - 22 тысячи сумов, частного такси -12 тысяч, всё остальное составляет доход водителя. ($1 = 2.800 сумов.)
Народ при этом экономит до дикости, до неприличия - и на городских рейсах, и на рейсах по области. Хотя проезд стоит от 600 сумов до 1-3 тысяч с человека, я неоднократно был свидетелем того как мамаши усаживали больших 8-9-летних детей к себе на колени, причем делали это не только на заднем сидении машины, но и спереди, сидя возле водителя, который всегда воспринимал это как некую естественную норму.
Не знаю, чем это объяснить. В отдельных случаях, возможно, бедностью. Но именно в отдельных - во всех остальных это просто отвратительная мерзкая жадность и полное неуважение к себе, прививаемое и детям. Я лично видел, как пацана лет 6 усаживала себе на колени хорошо одетая женщина с золотыми серьгами, золотой цепью и золотым браслетом. То есть, об отсутствии денег в семье не шло и речи.
Несмотря на внешнюю схожесть с городами Ферганской долины, Карши не столь религиозен: за все 8 дней своего пребывания в этом городе и его окрестностях, я увидел лишь одну женщину в хиджабе: она мыла пол у нас в гостинице. Пожилая, в белоснежном платке и всегда со шваброй, даже когда отдыхала, она контрастно выпадала из общего ряда.
Карши
Что касается цен, то после Ташкента и Бухары они кажутся просто смешными.
Как-то вечером я застрял в одном из отдаленных кишлаков и долго пытался поймать попутку, чтобы вернуться в Карши. Наконец рядом притормозил какой-то «Дамас». «В Карши за сколько довезете?» - спросил я водителя, молодого парня в черных очках. «Пиисят будет», - ответил он. «Пятнадцать!», - предложил я, мысленно соглашаясь на двадцать. «Йок, бу джуда кам…Четыре!», - сказал он на смеси двух языков. «Четыре? Туртми?» - удивленно переспросил я. «Да, турт минг», - подтвердил он, и я тут же забрался в машину.
Сельская молодежь в Кашкадарье по-русски практически не говорит, в отличие от людей среднего и более старшего возраста - налицо целенаправленная дебилизация населения. Лишение русского языка официального статуса в 1996 году президентом Каримовым и сокращение его изучения в школах - ну это примерно как если бы в Уганде отменили второй государственный язык - английский, оставив только хауса или какой там у них, и тем самым отрезав народ от мощного источника знаний, информации и т.д. (Замечу, что в Уганде так делать не стали.)
Лично я считаю, что один только этот шаг сузил общий кругозор, снизил уровень развития среднеазиатских народов Узбекистана раз в 10, если не больше. Впрочем, с точки зрения властей пастухам и хлопкоробам это ни к чему: их дело - хлопок и бараны, а больше им ничего знать не надо.
В самом Карши, как ни странно, русский по-прежнему распространен. В городе несколько микрорайонов и там русская речь слышна повсюду; русских, точнее, русскоязычных, здесь примерно столько же, сколько в Чирчике или в таких ташкентских массивах как Чиланзар или Юнусабад, естественно, в удельном исчислении. Самих урусов немного, но встречаются они постоянно, особенно в микрорайонах. Честно говоря, никак не ожидал, что они в Карши вообще есть.
По вечерам русскоязычные молодежные компании собираются возле каршинского клона ташкентского памятника Скорбящей матери, там же гуляют родители с детьми. Я видел как две или три русских девушки лет 15-16 носились на роликах вокруг этого памятника. Видел прогуливающиеся парочки, встречались русские дети, какой-то белобрысый пацан лет 13 тащился куда-то с каким-то спортивным снаряжением.
В интернет-кафе «Сарбон» два зала на 60 компьютеров оказались забиты русскими и русскоязычными подростками, сражающимися друг с другом в разные виртуальные игры и громко переругивающиеся с обильным использованием нецензурной лексики: «Ага, попал - ну ты лох!» «На, получай, сам лох, да ты ваще (ругательство)». При этом люмпенами или детьми таковых они не выглядели, - обычные грубовато-задиристые подростки.
Встретил я и вездесущий типаж одинокого русского алкаша: небритый человек лет 45 в рубашке с короткими рукавами и помятых брюках сидел возле бетонной клумбы, о чем-то призадумавшись, и медленно шевелил губами, очевидно, что-то высчитывая.
Еще одной неожиданностью для меня стало то, что многие женщины-узбечки в этом городе одеваются очень красиво, нарядно. Большинство носят зонтики, укрываясь от солнца, что придает им весьма элегантный вид. Ярко и со вкусом одетых женщин и девушек я встречал даже в крупных кишлаках в сторону границы с Туркменией. А я-то думал, что все они там ходят в каких-нибудь бесформенных хламидах. (Такие, конечно, тоже есть.)
Встречаются и странные стилистические сочетания, которые в Кашкадарье считаются совершенно обычными. Например, иду, смотрю - навстречу движется молодая женщина в брюках, шляпке, с зонтиком и с тонким интересным лицом. «О, какие интеллигентные люди здесь водятся!», - восхитился я. Тут она улыбнулась каким-то своим мыслям и на солнце блеснули два полных ряда золотых зубов.
Видел трех узбекских шалав - вы знаете этот типаж - грубые, испитые лица. Они выползли откуда-то днем, хотя обычно встречаются только ночью, медленно шли, занимая весь тротуар, и на ходу курили, первая была в шортах, глядя на прохожих, она усмехалась. Все на них оглядывались, осматривая эти диковинные создания.
Видел компанию местной детворы, купавшуюся в реке или канале - все были без трусов. Ташкентские пацаны летом тоже плещутся едва ли не в каждой луже, но все-таки в трусах или плавках - подобная непринужденность давно ушла в прошлое. Хотя память о ней до сих пор сохраняется в языке: я слышал, как старые фотографы называют купающихся мальчишек «голожопиками».
Кашкадарья вообще
С точки зрения экономики Кашкадарья - это газ, нефть и сельское хозяйство; это житница страны. Визуально ее образ складывается из мельтешения крестьян, школьников, коров, баранов, повозок, «Дамасов», «Матизов», «Нексий», «Москвичей» и «Жигулей» с нечастыми вкраплениями «Лацетти».
Здесь живут самые настоящие узбеки - представители племен, когда-то пришедших на эту землю с Шейбани-ханом и расселившихся в долинах Заравшана и Кашкадарьи. Местные чабаны передвигаются на ослах, нередко носят фотогеничные чалмы и бородки, а в их переметных сумках постукивают баклажки с питьевой водой.
Традиционные дома как в Кашкадарье, так и на юге Бухарской области, имеют собственный узнаваемый облик: как правило, это ровные глиняные коробки с плоской крышей. Однако прогресс наступает: зажиточные люди предпочитают строить большие современные жилища с крышей, крытой железом или шифером. То есть, самобытные черты постепенно размываются.
Люди тут совсем простые - едва ли не вплоть до известной поговорки. Водитель маршрутки, заинтересовавшись, может обернуться и поинтересоваться, сколько вам лет, женаты ли вы, и какое количество детей сотворили. Эти вопросы интересуют его (и других) едва ли не в первую очередь. После этого он обязательно покивает головой и сообщит: «А у меня - столько-то», хотя его никто и не спрашивал.
Другие темы кашкадарьинцев, похоже, не очень-то занимают, не входят в круг интересов, и, я бы сказал, - понимания. Умного слова «фотошоп» за всё мое пребывание я не услышал ни разу, и даже не познакомился ни с одним человеком, которым был бы способен его произнести. Самым мудреным услышанным словом оказалось «ирригация». А самой распространенной фразой: «бензина, блядь, нигде нету».
Глядя на зеленые поля и нивы трудно представить, что еще полвека назад Кашкадарья была совсем иной. Значительную ее часть занимала безводная и безлюдная Каршинская степь. В ходе советской программы по освоению Каршинской степи, ее территория оказалась испещрена каналами и арыками, вода была проведена повсюду, в каждый населенный пункт. И безводная некогда пустыня превратилась в цветущий сельскохозяйственный край.
Некоторые города сегодня погружены в непреходящие ностальгические воспоминания о советском прошлом, бывшем их звездным часом. Это, прежде всего, Мубарек и Талимарджан. В обоих были огромные зарплаты, прекрасное московское обеспечение, абсолютно несопоставимое с убогим нынешним ассортиментом продуктов в местных дуканах. То есть их обитатели несколько десятилетий успели пожить при коммунизме.
Сейчас, конечно, всё иначе.
Мубарек, экономический оплот Кашкадарьи, оказался таким: подкрашенные советские многоэтажки, в коих давно уже нет воды, и жителям которых приходится бегать с разноцветными пластмассовыми ведрами; совершенно раздолбанные дороги, как будто подвергшиеся минометному обстрелу; студенты колледжа, идущие с занятий, накинув куртки себе на головы вместо кепок, торговки на местном базаре, половина которых стоит за прилавком, а половина восседает на нем, скрестив ноги.
Тир на задворках базара в Мубареке
На окраине Мубарека, как и во многих регионах страны, возведена потемкинская деревня из одноэтажных коттеджей с красными крышами - дома, которые правительство пытается впарить местным жителям по нереально завышенной цене в 136 миллионов сумов ($ 48.500). «За эти деньги я построю четыре таких дома», - объяснил мне местный фермер. Властям приходится действовать угрозами и посулами - покупать эти коттеджи заставляют фермеров, пугая их тем, что отберут у них землю, а также тех, кто имеет высокую зарплату и опасается ее лишиться (газовиков, буровиков и т.д.).
Тир в Мубареке
Талимарджан, когда-то выросший для строительства одноименного водохранилища, - это уже граница с Туркменистаном, еще одним государством с великим будущим, точнее, с великим настоящим - «золотым веком». Дорога к этому городку, украшена бетонными плитами с оптимистическими лозунгами «Узбекистан - келажаги буюк довлат!», «Гулла, яшна мустакил Узбекистон!» и т. д.
Само водохранилище окружено кольцом столбов, обтянутых колючей проволокой. Таксист пояснил, что «некоторые люди» загоняли туда своих баранов и пытались развести там огороды, потому его и закрыли. Правда, иногда туда залезают браконьеры, чтобы половить рыбу, но милиция сразу тут как тут. «Ничего, с ними можно договориться», - хитро подмигнул водитель и двумя руками изобразил крепкое дружеское рукопожатие.
На главной площади стоит памятник Фархаду, - помните легенду о Фархаде и Ширин? - разбивающему киркой скалу и высвобождающему поток воды. В Навои тоже есть примерно такой же, только побольше, погабаритней.
Сам городок состоит из типовых для 1960-х годов двухэтажных коттеджей, срок жизни которых, согласно всем градостроительным нормам уже давно истек. Говорят, что в советское время в Талимарджане жили почти что одни европейцы, но сейчас я встретил лишь одну русскую бабушку.
Касби
Покинуть этот пустой приграничный город после 4-х часов крайне трудно, почти невозможно - ни автобусы, ни такси в Карши уже не ходят. «Люди соберутся, постоят, постоят, потом говорят: «Лучше мы завтра с утра поедем», и расходятся», - рассказал таксист.
В ожидании возможного транспорта компания то ли узбекских, то ли таджикских женщин сидела прямо на асфальте, и, видимо, чтобы не терять зря времени, чем-то закусывала. Мне повезло, и в Карши меня подобрала попутка. Двигаясь по непривычно пустой дороге, минут через восемь мы объехали еще одну такую же компанию, поджидающую автобус в обратную сторону и точно так же разместившуюся прямо на проезжей части автотрассы.
Сам шофер был на «Лацетти». «Чем занимаетесь?» - полюбопытствовал я. «Так, бензинчик привожу-продаю», - ответил он, и почему-то смутился.
День Победы
Как и в большинстве современных городов Узбекистана, в Карши имеется копия памятника Скорбящей матери. 8-го мая к ней возлагали цветы дети и ветераны. 9-го возле неё собралось всё областное начальство. Близлежащие улицы перекрыли, потоки транспорта пустили в объезд, а заодно закрыли ряд точек общепита - вдруг там засядут террористы?.. Для пущего эффекта к памятнику привезли пушки. Собралась толпа народу.
Само торжественное возложение цветов я пропустил - на несколько часов уезжал из Карши и вернулся часам к 11-ти. Начальство только что отбыло, оставив после себя множество венков с цветами. Следом разошлось и большинство людей, ушли милиционеры.
И тут началось всеобщее мародерство. Сперва какая-то апашка, кряхтя, присела и стала выдергивать из венков свежие красные гвоздики. Недалеко от нее тем же занялась молодая женщина. Вдохновленные примером взрослых тотчас же подтянулись дети и подростки. В считанные минуты людская масса облепила венки как муравьи кусочек меда.
Карши
«А ну уйди отсюда, ты что, дебил?» - громко рявкнул какой-то русский мужик с георгиевской ленточкой на своего маленького сына в белой рубашке и с такой же лентой, затесавшегося в толпу расхитителей. Грабеж стремительно набирал обороты.
Карши
Тут, словно бы очнувшись, подоспел какой-то высокий человек и грозным голосом колхозного раиса загремел: «Вы что творите? А ну-ка отойдите отсюда!» Возле него встали 3-4 коммерческих фотографа. Толпа испуганно отхлынула. Апашка, с которой всё началось, вновь подобралась к венкам и стала вытягивать оттуда гладиолусы. «Э, опа, нима киласиз? Как вам не стыдно?» - обрушился на нее человек.
Я ушел. Возвращаясь, минут через 30-40 увидел примерно ту же картину - тот же мужчина по-прежнему отгонял от венков людей. Хотя народу и поубавилось, венки успели изрядно поредеть. Мимо меня прошел подросток, натыривший себе целый букет и гордо несший его перед собой.
Такими вот оказались мои впечатления от Карши и Кашкадарьи. Конечно, за 8 дней невозможно глубоко оценить местную ситуацию, вникнуть в суть имеющихся здесь проблем, но думаю, что свежий взгляд со стороны всё равно способен подметить и передать какие-то интересные кусочки общей мозаики.
***
Кашкадарья в фотографиях:
