ДИКТАТУРА НИЧТО
Говорят, что богема - это не круг, а скорее стадия карьеры - пора безвестности начинающих писателей и художников. Алина давно прошла стадию богемы. Алина - это Грэйс в литературном Догвилле, Ларс фон Триер в поэзии.
С Алиной произошло тоже самое, что с фрайевским Гантенбайном. Достаточно убедить, что ты слепой, потом можно сидеть у камина с книжкой, никто не обратит на тебя внимания. Гол в футбольный ноль головы не засчитывается.
Единственной альтернативой абсурду, дискредитации становится Диктатура Ничто - инферментальная finita la ideologia. Если Виктор Пелевин был выразителем духа 1990-х годов, то Витухновская забежала на десятилетие вперед. Идеологии «Generation П» и «ДПП НН» свиваются в колодезь Прошлого. На дворе Диктатура Ничто, самая либеральная и тоталитарная из всех диктатур Настоящего и Будущего.
Конц-арт вырастает из фэнтези, прорезает как нож палатку. Жемчужного ада моль проедает лоскутный ковер постмодернизма. Медуза Ничто струится в елейной радости.
Нужно жить поверхностью кожи. Бессознательно. Лаская слизь скользкими протуберанцами. Как молниеносная растопыренность во взвеси с планктоном. Мреющий круг с молочными глазами. Живокость. Грибница пустых снов в фотосфере неповторимости.
Пока не придет мальчик:
Мальчик рвет на куски медузу.
Медуза кричит, имея в виду «не надо» (с. 39).
Это интуиция слизи и сабспейса.
Продолжая пародийно-метафорическую линию, начатую авторами сборника, можно сказать, что идея сборника - это «сунья», вогнутое ничто, влагалище поэзии. Так называли кружок, который ставили на месте пустого разряда. На хинди «сунья» значит «пусто», «пустое место». Арабы вместо «сунья» стали говорить «сифр», а это уже знакомое нам слово. Сунья - единственное число, произошедшее от созерцания, а не пересчитывания.
В отличие от индийского общества, фокальной точкой которого была «нирвана«, блаженно-безличное Ничто, погрязшая в материализме европейская цивилизация лишена инстинкта восприятия Ничто, как блага.
В рамках «нигилософии«, апофатической гносеологии давно показано, что никакое другое знание, кроме как о Ничто, невозможно. В самом деле, представим науку о чем-либо реально существующем. Все реально существующее, если бы таковое имелось, не могло бы познаваться, так как возможности его свойств уходили бы в бесконечность. Одно Ничто познаваемо, поскольку имеет единственное свойство, а именно - не существовать. Ничто нет - и это все, что мы можем о нем сказать. Ноль тождественно равен нулю. Это и есть та экзистенциальная математика, о котором мечтал Милан Кундера.
Ничто нам дано в отсутствии опыта, нулевом переживанию. Поэтому только в познании Ничто не может быть сомнения.
Что же может вернуть европейцев к истоку Ничто, дну реальности? Эту роль должно взять на себя искусство. И первопроходцем в этом направлении был гениальный Казимир Малевич. Его «Черный квадрат» - это не размазанный сгусток страха, а геометрическое Ничто. Имеет значение, что на выставках Малевич располагал «Черный квадрат» в углу - так, как принято вешать икону. Свою работу Малевич называл «иконой нашего времени». Все позволяет занести его в число предтеч Диктатуры Ничто. Но что «Мавлевич», не додумавшийся до Черного Куба!
Проблема ничто - это пограничная проблема математики, естествознания, эстетики и философии, и она, видимо, не может получить исчерпывающего решения за конечный срок существования любой цивилизации, хотя бы потому, что понятие ничто непрерывно меняется по мере расширения наших знаний.
Ничто - это Квазиат Абсолюта, точка отсутствия, геометрическая сингулярность. Поэтическое логарифмирование смысла, может быть, самый короткий путь к познанию Ничто. Но кто еще касался этой темы? Только не говорите о Гёльдерлине. Гёльдерлин - для гёттингентской профессуры!
Некогда дьявол обольщал голыми блудницами, булькал вином, звенел золотыми дублонами. Готические времена давно прошли, как эпоха черно-белых телевизоров. Растаяли в барочном тумане. Ныне черт поумнел и соблазняет небытием.
Энтропийный вихрь опустошает планету-мутанта - мучительный кошмар Лавлока и других «благоговейников». Но, уверен, в одном из нейронов квази-Соляриса уже пульсирует мысль, и однажды она засияет как сто тысяч готических солнц!