На Ленина сегодня непогода...
На пике Ленина хорошая погода. Десятки восходителей, опыт большинства из которых звучит грандиозно для несведущего уха - Эльбрус-Килиманджаро - ежедневно устремляются из базлага в верхние лагеря.
Кто-то, что бы поблевать на 4400 и спуститься вниз. Кто-то - первый раз в жизни увидеть веревку, жумар и ледовую трещину. Кто-то - уснуть и не проснуться на 5300 - они уже ничего не напишут.
Ну а я попробую - о первой по-пытке подняться на семь тысяч.
Парадоксально: но чтобы залезть на большую гору один раз, нужно несколько раз с нее слезть. Это называется акклиматизация. Моя акклиматизация заканчивается спуском с 6100 в лагерь 1 на 4400.
Открестившись от дурных одиночек, снующих по ледопаду в середине дня по подтаявшим снежным мостам, ищу себе компанию для спуска с 5300 на 4400. Меня привязывают к себе ребята из азербайджанской высотной команды.
С ними непривычно спокойно, уверенно и приятно. Меня иногда фотографируют, поят горячим апельсиновым соком из термоса и предупреждают об особо ненадежных снежных мостиках. В такие моменты остро завидуешь тем, кто на горе с командой...
...Мой напарник сходил на гору раньше и уехал. Теперь, после отдыха на 4400 я медленно ползу в штурмовой лагерь одна. И тут уже ни к кому не прицепишься. Утешает то, что лагерь 3 мне ставить не надо: красная палатка ждет меня на перемычке.
Однако, одиночество мое липовое, надуманное, можно сказать: вплоть до лагеря 3 на 6100 - вокруг всегда есть люди. Они тяжело ступают впереди и позади меня по склону, вяло жуют сублиматы в соседних палатках второго лагеря, и кажется, я слышу, как они ворочаются вокруг бессонными акклиматизационными ночами…
На Раздельной не так оживленно, как несколько дней назад, когда я впервые поднялась сюда. Обитатели лагеря Три попрятались. Погода портится.
Четкая геометрия палаток и их яркие цвета ненавязчиво возвращают мысли в полихромный, полный искусственной симметрии "нижний" мир. Рассеивается белесая тоска, накрывшая во время четырехчасового тяжко-однообразного подъема. Вообще, в лагерь приходить всегда приятно, даже если к моменту прихода из желаний осталось только одно, на выбор: стошнить, прилечь, не шевелиться.
Помедлив несколько минут в поисках красивой картинки с Раздельной, решаю спускаться скорее на перемычку к палатке. Сегодня горы явно не покажут: заволокло.
На перемычке только красная палатка. Одна. С тоской оглядываюсь на многочисленные цветные мурашки, покрывшие Раздельную…
...Рассвело. Вот теперь я по-настоящему одна. Хотя нет. Вон четверо поперли мимо моей палатки на штурм. Лихорадочно пристегиваю кошки. Раз люди вышли, значит, мне показалось, что погода - жопа? Выползаю из палатки. Нет, все же погода - жопа. Но башка, видимо, плохо варит на этой высоте. И я лезу за четырьмя на склон. Поднявшись метров на 300 вверх, понимаю, что еще немного - и появится шанс не вернуться. Ветер адский и видимость все ухудшается. Как там в романах? Липкий ужас проник в ... А, черт его знает, не помню, что чувствовала тогда. Но однозначно понимала - пора валить вниз, пока следы не замело.
Скатилась к своей красной палатке. Накипятила снега. А вон и мои четверо. Сидят на тропе. Дышат. Им еще подниматься на Раздельную. Высовываюсь в пургу: не хотят ли пить? Мотают очкастыми башками. Отдышались. Поползли.
Вторая ночь веселее. Палатку бетонирует снаружи снегом. Вылезаю откапываться. Надежды на погоду - ноль. Выбраться бы отсюда на Раздельную - и вниз, вниз…
Рассвет в непогоду на 6100 - это вам не утренняя зорька в розовых тонах. Просто черное ничто превратилось в белое ничто. Вот и все краски. Раздельную определяю по памяти - один из входов палатки на нее ориентирован.
Заставить себя вылезти в белое ничто кажется делом невозможным. Но и сидеть тут без связи, медленно ворочая мозгами в поисках смысла мероприятия под названием «высотное восхождение» - вконец ушатывает мои и без того расшатанные нервы. Всплакнув неизвестно о чем, и последний раз попытавшись позвонить любимому в Москву (сука-телефон врет, что связь есть), начинаю паковать спальник.
Посередине склона меня пытаются сдуть. Впиваюсь в палки и пережидаю особенно сильный порыв ветра. Оглядываюсь на оставленную красную палатку. Вспоминается что-то про Лотову жену. Совсем не в тему, но мы ж люди эпохи постмодернизма - у нас каждую секунду ассоциации. Палатки, как и ожидалось, уже не разглядеть - видимость несколько метров.
Вид чьей-то спины в красной пуховке рождает радостный внутренний вопль. Наружу кричать стесняюсь. Лагерь на Раздельной!
Пуховка вместе с друзьями тоже валит вниз. Пора в БЛ. К цветочкам и нормальной еде.
Внизу.. А что внизу? Тосковать по несбывшемуся. Зализывать раны. Уезжать. Приземляться в московское лето. Унимать глухие удары сердца, обнимая детей. Вечерами смотреть на облака цвета Большой Горы.