Вячеслав Карелин. Глазами друзей.
Я всегда мечтал повстречаться с великим художником. Но великие не встречались. Однажды захожу на выставку ялтинских художников и вижу пейзажи в стиле Гогена. Напоминает Гогена, но свое, совсем по-другому. Это не Гоген, но подход такой же, пятнами. Очень радостно и звонко. Увидел две большие работы. Подумал, в Ялте есть такой великий художник. Настоящий великий художник. Он выделялся не только размерами своих работ. Никого рядом нельзя было поставить и сравнить. Остальные работы были для продажи, салонные. А у него музейные, художник с индивидуальным стилем. Все пишут для продажи, а он только для искусства. Один из героев фильма «Единожды солгав» говорит, что художник пишет, как может. Если ты можешь писать и так, и этак, значит вовсе ты не художник.
[Spoiler (click to open)]Записал фамилию. Карелин. Думаю, где бы его увидеть. Это были трудные 90-е годы. Приходилось выживать. Как-то стою в парке с картинами, и рядом со мной стоит женщина с дочкой-школьницей, продает маленькие работы. Разговорились с ней, речь зашла о Карелине.
- А я его супруга, а это наша дочка.
- Вы знаете, что Ваш муж и отец подлинно великий художник. Я сам художник. Говорю не голословно.
Дочка еле сдерживается, чтобы не рассмеяться. Жена вообще молчит, в сторону смотрит.
Потом Карелину говорю:
- Вячеслав Дмитриевич, я им сказал, что ты великий художник, а они восприняли мои слова так не серьезно.
- Они подумали, что ты мой собутыльник.
Мы с ними познакомились, дружили долго, даже вместе на творческую дачу в Гурзуф ездили, он очень много мне дал знаний в живописи. Я окончил училище, но он дал больше. Всем, что имел, щедро делился. Всегда буду благодарен ему. Так, далеко не каждый большой мастер делает. Бывает и по-другому. Как-то художники рассказывали, что попали на пленэр с мэтром, обрадовались, а он говорит им:
- На 50 метров от меня в разные стороны.
Одна моя ученица, дизайнер, делилась своими впечатлениями о встрече с Карелиным. Она жила по соседству с ним в Кореизе. Как-то случайно встретилась с ним, возвращаясь, домой из Мисхора. И она рассказывает:
- Он такой живой, такой молодой (а ему уже было за 70), я столько узнала, пройдя с ним, он такой интересный человек, а с виду не скажешь, старичок, да и все.
Долго он меня не приглашал к себе. «Ты не покупатель, тебе нужно будет долго показывать. Будет покупатель, я тебя позову, и заодно посмотришь». Приехал москвич, банкир в третьем поколении. А времена тяжелые. В долг никто не дает, зарплаты задерживают. Рассказал, что на днях купил работу Зверева на аукционе за 1,5 тысячи долларов. Тогда у нас за эти деньги можно было купить однокомнатную квартиру. На что он заметил, что и в Москве тоже. Этот банкир специально к Карелину приехал. Показал на фотоаппарате свою дачу. Не помню то ли три, то ли пять этажей. Тут работа Зверева, а тут Карелина. Все приходят и говорят - это великий художник.
- Как Вы узнали о Карелине? - спрашиваю у него.
- В прошлом году я летом отдыхал в Ялте. Мне не понравился сервис. Думал, больше не приеду. Люблю живопись и где бы я ни был, я покупаю картины. Пошел на Набережную смотреть ялтинских художников. Ничего не понравилось. Думаю: «Неужели и без живописи уеду?» И уже в конце, где портретисты стояли, увидел объявление «Пишу портреты», а рядом стояла картина. Я посмотрел и обомлел. Художник, это был Карелин, назвал смешную сумму, то ли два, то ли пять долларов. Даю ему 100, других купюр у меня не было, завтра уезжать. Сдачи у него не было, пошел менять. Темнело, пока менял деньги, переживал, дождется ли художник меня. Пришел впотьмах, а он ждет. Так я купил эту работу. Сделал прекрасную раму. Теперь приехал купить много работ.
- Как Вы определили, что Карелин великий художник?
- Я смотрю на работу и задаю себе вопрос: а другой художник может так написать? Нет, не может!
- Как хорошо, что Вы приехали! Он и красок купит, и одежду, Вы видите, как он одет. Дай Бог Вам здоровья!
Я доволен. Карелин пошел готовить чай. А он мне говорит:
- Вы ошибаетесь. Художник, чтобы творил гениальные произведения должен быть голодным. Дай ему много денег, и он начнет писать пошло.
- Вы действительно так считаете? Вы не шутите?
- Я серьезно. У меня опыт общения с художниками.
- Толстого деньги не испортили. И Чехова не испортили. Гоген и Ван Гог были нищими, и они рано ушли, также и многие другие.
- Нет, Вы ошибаетесь, я знаю.
Карелин назвал нормальные цены. Большие картины по 100 долларов. Думаю, молодец, Карелин, все будет хорошо, и я, со спокойной совестью, ушел по своим делам. На следующее утро звонит Карелин и говорит, что продал около 10 работ. Одна работа большая была. Просто изумительная. На ней была изображена дача Паниной с двумя башнями (санаторий «Ясная поляна»), в которой останавливался Толстой. Весна, цветут каштан, багряник - Иудино дерево в народе говорят. Самое эффектное было то, что прошел дождь, и отражение от дворца и цветущих деревьев отражалось на асфальте. Я потом спрашивал: «Как ты достиг этого?». Он сказал, что случайно, покрыл лаком, и лак все объединил. Радостная такая картина была. Здесь и импрессионизм, и Гоген с его пятнами, и декоративный стиль. Работа 70х80, а в широкой раме получалось метр и десять сантиметров. Не помещалась в такси, на крыше как-то разместили. Банкир купил не по той цене, которую называл Карелин. Трагедия была в том, что он принес с собой несколько бутылок мадеры. Вячеслав Дмитриевич раздобрился и 10 работ отдал за 40 долларов. Это был грабеж. Я сказал Карелину, что так нельзя, сказал резкие слова, хотя мы только познакомились.
- Это не твое дело. Какое ты имеешь право указывать, как мне продавать?
Турок приезжал. Купил у него много работ за копейки. Львовский галерейщик - за копейки. Три раза приезжал на машине, похожей на утюг, загружал ее и уезжал. Они покупали только живопись советского периода. Как он покупал работы Карелина. Размер 40х60, нормальный выставочный размер. 100 долларов картина. Тот говорит:
- Да нет, таких цен нет, 30 и все.
Посмертная выставка показывает, что Карелин настоящий художник, но нет старых работ. Зебек сказала мне:
- Карелин писал старую Ялту. Где она? Это все новые работы. Он писал яхты, он писал сейнера. Где они? Без работ советского периода нет полного представления о величии Карелина.
Как-то мне звонит Карелин и говорит, что к нему уже третий раз приезжает галерейщик из Львова, он только советский период берет, а у него уже не осталось. Чтобы он зря не ехал, а он уже едет, попросил меня, чтобы я продал его работы, которые есть у меня.
- А ты не обидишься?
- Это твои работы, что хочешь с ними делай.
И я не устоял перед соблазном и продал его работы.
Но это сыграло свою положительную роль. Мы это понимаем позже. Галерейщики имеют обычай обмениваться работами. Львовский галерейщик поменялся работами с севастопольским. Таким образом Карелин попал в Севастополь, а оттуда в Москву на выставку «Крымская живопись». Там на одной стене висели работы Захарова, Цветковой и Карелина. У Захаров при жизни работы покупало министерство культуры и т.п. А Столяренко пишет в воспоминаниях о Захарове, что «когда мы сдавали работы в салон-магазин, у Захарова не сразу покупали». Он был не коммерческим художником. Это сейчас Захаров - номер один. И за рубежом спрос на него. Из крымских художников только два художника пользуются спросом за рубежом: Захаров и Цветкова. В советские времена хорошо покупали других художников. Яровой легко продавался. Захаров писал каждый день. Умирая, он сказал: «Мало было дней, когда я не занимался живописью». Не лет, не месяцев, а дней. Великий художник - есть великий труженик. И Карелин был великий труженик. Он каждый день рисовал. Работы Захарова остались в музеях, а Карелина - у частных лиц, попробуй теперь у них изъять.
Великих людей или любят или ненавидят, хвалят или ругают. Не бывает среднего отношения. Гении не могут всем нравиться. К Карелину это подходит. Потому что некоторые говорят: это грубо написано, не все понимают. Настоящую живопись мало, кто понимает, даже среди художников. Даже сегодня некоторые художники не понимают Ван Гога, Сарьяна.
- А что Ван Гог?! Он - любитель, - говорят они.
Я не понимал Захарова. Когда я приехал жить в Ялту, все говорили, что Федор Захаров - это маэстро. Первый получил в Крыму звание Народного художника. Карелина я понял сразу, а Захарова нет. Захаров подшучивал над собой: «Какой я художник? Пишу пейзажи и натюрморты». Как то Карелин звонит, мы тогда с ним тесно общались, и говорит мне:
- Слушай, ты знаешь, я, по-моему, стал плохо писать.
- Что случилось?
- Ты понимаешь, все, что я пишу в последнее время, нравится людям. Никогда не нравилось, а сейчас нравится.
- Каким людям?
- Пищу на улице, подходят, восторгаются. «Как красиво!» - говорят. Никогда в жизни такого не было. Но когда-то меня Захаров отметил. Поэтому я был спокоен. Пусть не нравится, но я знаю, что я делаю. Это давало мне силы и уверенность. А сейчас прохожим нравится и я засомневался.
Я рассмеялся. Но он не шутил. Хотя у него всегда хорошее настроение было, шутки, прибаутки.
Он как все люди был не без недостатков, но это к искусству не имеет никакого отношения. Мог быть трудным в общении. Но это уже другое.
Хочу рассказать, как его воспринимали в других городах. В связи с вступлением в Союз художников поехали мы с ним в Киев. Тогда была оранжевая революция, а мы из Крыма. Отбор работ был очень строгий, но там все-таки художники заседали. Многие из наших не прошли на выставку, и я в том числе. Карелин прошел. Когда мы ехали в Киев, он сказал гениальную фразу: «Я еду для того, чтобы проверить понимают ли они в живописи или нет». Оказалось, понимают.
Днепропетровск. Председатель ялтинского отделения Союза художников привез на машине много работ ялтинских художников, я помогал ему. Там сразу предупредили: «Мы будем принимать только по одной работе от художника, у нас зал маленький, так, что вы не обижайтесь». И тут я показываю работы Карелина. Причем они мне показались незаконченными. Иногда мне кажется, что у него не дописано, можно было бы еще дописать. А значит, и я не понимаю до конца, хотя являюсь поклонником его творчества. А они говорят, как бы извиняясь: «Какой хороший художник, передайте ему, что мы бы взяли все три работы, но берем две, но и третья хороша».
Если бы я был мэром горда, я бы купил помещение, в то время начали продавать квартиры на первом этаже под магазины, и сделал бы музей Карелина. Это было бы гордостью страны. Сейчас Франция гордится импрессионистами. Но правительство Франции ничего не сделало для этого. Также и у нас. Третьяков, например, на свои деньги открыл галерею. Художники сами этого не могут сделать, а вот фальшивомонетчики от живописи преуспевают, открывают галереи в центре Москвы.
У Карелина был свой взгляд. Он не мог написать конъюнктурную работу, даже если хотел. Он не мог Ласточкино гнездо написать так, чтобы его купили. Он пробовал, но у него получалось произведение искусства, а не картинка для продажи. Он хотел, чтобы его работы купли, пытался продать. Денег нет, нужно краски покупать, он же каждый день писал. Красок не мог купить, на бумаге писал, графикой занимался, но работал. У него всегда была своя композиция, свой цвет. И потом наши художники считали его лучшим колористом Ялты. У него композиции очень интересные. Он как-то говорил, что не умеет писать маленькие работы. Как можно выразить себя в маленьком формате? Это не для него. Учил меня - не пиши как есть. И сам так писал. А я думал, что пленэрная живопись должна быть точной. Нет, на натуре можно писать картину, сдвигай. Эту гору, дерево сюда подвинь, если нужно. Он создавал композицию, а не тупо писал как есть. Плюс свои краски, свое видение. Вот это делает его необыкновенным мастером.
Я говорил всем своим друзьям. Карелин - великий художник. Покупайте его работы. Всего 100 гривен или 20 долларов. Это музейные работы. Одна знакомая мне говорит. Это пример, чтобы понять какая была тогда трудная жизнь. Так вот, она говорит:
- O чем ты говоришь?! Какие картины?! Мне не до картин. У меня отец болеет, я ему за эти деньги купила бы ведро картошки!
И мне нужно было ведро картошки. И всем нужно было. Мы покупали не от избытка.
Как-то я показал одну работу Карелина Рыману - большому художнику:
- Женя, скажи, чья это работа? (А подписи на работе нет. Он долгое время не подписывал работы.)
- Отличная работа.
- Назови автора, ты его знаешь.
Минут 5-10 смотрел.
- Захаров!
- Карелин!
- Шварценегер что ли? У него кличка такая, он крепкий такой парень. Да ты что?!
На следующий день после того как увидел эту работу он поехал к Карелину, а прошло лет 10 после ее приобретения. А потом при встрече говорит: «Ничего подобного у него уже нет».
Карелин меня обнадежил, что будет жить до 108 лет. Я почти был уверен, что проживет. Не почти, а был уверен. Он мне как-то говорит:
- Ты знаешь, у меня вчера чуть сердце не остановилось. Я начал гладить его, подожди, подожди, браток, мы с тобой договорились, что 108 лет, ну что тебе стоите еще лет 35 постучать. И оно после этих слов заработало.
Я подумал - он управляет своим телом, и 108 лет точно проживет.
Когда я услышал, что Карелин ушел из жизни, сказал жене: «Теперь правду мы не узнаем». Это был правдолюб. Ничего не боялся, ничто его не останавливало. И председателю, что думал, то и говорил. Как-то на заседании Союза художников Степану Джусу, задают вопросы, он степенно отвечает, долго отвечает, но не дает прямого ответа. А ответить нужно было конкретно «да» или «нет». А он как Горбачев говорил долго и ни о чем. Тогда Карелин встает и говорит:
- Степа, хватит сопли жевать! Тебе четко был задан вопрос.
Я был ошарашен. Его только недавно приняли в Союз. Но для него это было не главное. Главное было - правда, отношение, ясность, да - да, нет - нет. Он всегда говорил правду.
Или вот такой случай. Открытие одной из многих выставок. И все выступали как-то так благостно, не побоюсь этого слова, однообразно. И в конце Слава взял слово и громко назвал вещи своими именами. Он настолько был не похож на всех предыдущих ораторов, что люди стали даже аплодировать. Он сделал ситуацию живой, такой, какой она должна быть. Зачем собираться, чтобы говорить банальные вещи друг другу, которые и так все знают. Все эти собрания проходят везде одинаково. И всем они порядком надоели. Слава в этом отношении был совершенно свободный человек. Причем это было не один раз, и не два. Я гордился, что у меня такой товарищ. Руководство не хотело давать ему слово, но Славу трудно было перебить. Если он взял микрофон, то скажет все, что думает. И это было замечательно. Жаль, что таких людей все меньше и меньше. Откуда у него такая свобода выражения? Просто поражаюсь.
И очень контрастно на этом фоне звучит то, что он всю жизнь боялся милиционеров. Странно. Думаешь, что милиция для того, чтобы помогать людям, а оказывается, она вызывает у людей страх. Причем страх пожизненный. Мы встречались с ним в Кореизе, иногда хулиганили. Когда стояла теплая погода, брали бутылочку вина и выходили к памятнику Ленина, там большая площадка, хороший вид на Мисхор. «Маслины свои взял? Тогда пойдем», - говорил он. Чтобы попасть на площадку приходилось проходить мимо пункта милиции. Слава всегда косился в его сторону: «Сейчас милиция придет». Говорю ему: «Слушай, нет никакой милиции. Во-первых, это полиция. Во-вторых, они занимаются совсем другими людьми. Мы им не мешаем, и они нам тоже». Сильный, красивый, мужественный человек. Никогда не скажешь, что он может чего-то бояться. Видно в детстве у него была какая-то травма, которая сидела в нем как заноза. Может быть детдомовское беспризорное детство. Так она и не изжилась. Я пытался с ним на эту тему говорить: «Слава ты уже никому ничем не обязан, тебе уже нечего бояться». Такая метаморфоза. С одной стороны - смелый, бесстрашный, свободный, и вдруг такое. Карелин весь такой. Контрастный. И работы у него такие же контрастные.
Как-то Степан Петрович Дужс, Народный художник Украины, председатель ялтинского отделения Союза художников, подходит к Карелину, который тогда не был членом Союза и спрашивает:
- У тебя есть работы советского периода?
- Есть.
- А можно я приду сфотографирую?
- Можно, только мы с другом, - показывает на меня, - идем бухать, он меня сегодня угощает, приходи когда-нибудь в другой раз, сейчас не могу.
Когда такая фигура, как Джус, просит о таком, это уже признание, он признает тебя как художника. Карелин не придавал этому никакого значения. Говорю:
- Карелин!
- А, что это дает?! Идем, у нас дела поважнее!
То есть, его этим не возьмешь. Значит, знал себе цену.
Жил своим трудом. Хотя шутил, что любит халяву. Но он никогда не был халявщиком. Когда покупаешь у него картину, он обязательно подарит еще одну небольшую. Его пригасили на пленэр в Севастополь. Хозяин гостиницы, бывший министр обороны Украины, пригласил ряд художников, обеспечил их жильем, едой, материалом. Привозили, увозили. И все художники должны были дать ему по две работы за две недели пребывания. Карелин подарил ему третью картину. Я спрашиваю:
- Зачем?
- Чтобы он не сожалел, что меня пригласил.
Карелин всегда давал больше.
Несколько лет мы с ним вместе писали. Но в последнее время редко виделись. Только на выставках, фуршетах.
Его пришли хоронить человек 20. Не по рангу. На похороны обычного человека порой приходит больше. Это говорит о том, что к великим художникам всегда отношение холодное.
Когда я работал художником-оформителем, у нас была одна сотрудница, которая постоянно писала кляузы на главного врача. Когда она умерла, он пришел на похороны и сказал, что, хотя и она была очень неудобным человеком, но была искренней и боролась за правду в своем ее понимании. Не каждый человек способен на такой поступок, как этот главврач.
Жалко, все когда-нибудь кончается. И день сегодняшний закончился. Я опоздал на последний автобус, придется домой пешком идти. Но, ничего, ради Карелина можно и пешком пройтись. Это был великий художник, и нам повезло, что имели счастье с ним общаться.
Александр Малышко