"Крещенные единым списком..."
Сегодня в Сахаровском центре я собиралась об этом рассказывать.
Материал приготовила заранее. Но говорила не только об этом, потому что пыталась отвечать на извечный русский вопрос "Что делать?"
О самой встрече - еще впереди.
Тема - Карлаг. Снова
Как говорить, чтобы не услышать в ответ: ну, сколько же можно? Уже все знаем, слышали, что дальше? Или: и знать не хотим, не мешай нам красиво и позитивно жить!
Тем старикам, которые придут на встречу - детям Карлага, такое вряд ли кто скажет, потерпят, мало их осталось, как и ветеранов войны.…
И, правда, тема не из веселых, скорее, погребающая при некотором заострении и углублении. Но м.б. зайдем к ней с нетрадиционной стороны?
Ни в коем случае, никому не вынося суда,- каждая судьба, это огромная трагедия, - прикоснемся к некоторым из них.
Полина Петровна Остапчук: Заступилась перед начальством за вдову с четырьмя детьми, чтобы у нее денег на государственный заем не брали. За это мне дали 10 лет. По молодости я была видной девушкой, за мной начал ухаживать комендант лагеря. Четыре месяца ходил за мной, но я на его ухаживания не отвечала, тогда он пригрозил мне устроить "трамвай" - это когда 11 мужчин насилуют, а 12-й идет больной сифилисом. Одну девушку так заразили и она вскоре умерла. Мне пришлось согласиться, чтобы сохранить жизнь. Так на зоне я лишилась девственности и родила первого сына... (отсюда)
Дальше материал в основном взят из книг Е.Б.Кузнецовой "По обе стороны колючки" и "Меченые одной метой".
Анна Александровна Бородина: время шло, а Павлик (арестованный муж) не возвращался. И вдруг я поняла - не вернется... На руках у меня двое малышей. Сама еще не оправилась как следует после перенесенного и пережитого. И тут в нашу квартиру явился один нахал с вещами и сказал, что я могу остаться, если... стану его женой. А если не захочу - выкинут на улицу. Я взяла детей, сундук, который мне брат сделал к свадьбе, и вышла прямо на улицу.
И еще: В женском бараке старший надзиратель Веремнев после развода начал гнусно приставать к одной из выходивших на работу женщин. Та плюнула ему в лицо. Озверевший надзиратель тут же застрелил несчастную на месте.
Еще история двух, единственная в своем роде: им разрешили заключить брак в лагере (обычно - при первых признаках сближения рассылали по разным лаг-точкам, карцер и пр.)
"С первой же встречи эти двое вызывали к себе уважение и любопытство. Ее звали Лили, Пальмен. Его - Михаил Цителов. Она - статная высокая блондинка с волевым лицом, он -красавец брюнет с пышной шевелюрой. Весь облик этих двоих был проникнут спокойной уверенностью в себе. Оба сохраняли то, что в лагерной жизни сохранить было труднее всего -достоинство. Это были люди, вызывавшие к себе безмерное доверие, уважение и неизменно - восхищение.
Лили Пальмен была шведкой по национальности и баронессой по происхождению".
Фрагмент из ее биографии: она не подписала лжи, к ней были применены методы конвейера, которые были только для мужчин, но ничего не добились. …."Конвоиры предупредили: если кто по дороге сядет или перестанет идти - стреляют без предупреждения. Я снова взяла, кроме своих вещей, тюк беременной женщины, и мы пошли. Наконец наступил момент, когда я почувствовала, что идти дальше не могу и решила сяду, пусть меня пристрелят. Положила вещи на землю и села на тюк. А конвоиру, шедшему за мной, сказала: "Больше не могу. Стреляй!". Он рассмеялся и говорит мне: "Дура, вот же тюрьма, видишь огни, мы уже дошли". И правда, до ворот тюрьмы оставалась какая-то сотня шагов".
Эти двое сумели пронести через свой лагерный срок большое и светлое чувство. Не сломались. Не отступили от своей любви. Не изменили себе.
Стенды с "женами" АЛЖИРА
Несть числа историям, особенно после 1 декабря 1937 года, когда было разрешено законом применение следственными органами пыток на допросах "врагов народа", когда люди, даже самые сильные и духом и телом, не выдерживали, подписывали безумную ложь на грани жизни и смерти, уже даже и не помня, как это происходило. Никому в голову не могло прийти осудить такого человека, особенно, если ты сам прошел через подобное. И дальше жил он с этой болью совести, порой и не замечая ее в своих страданиях каждого дня.
Но вот, А. Пфайфер, не сдавшийся человек, первый раз был приговорен к смерти, замененной в последний момент ИТЛ. "Тюрьма, издевательства, суды и пытки измотали меня, и я к тому времени уже полностью превратился в дистрофика. Я еле волочил ноги, но на сопротивление чудовищной лжи у меня все еще оставались, к моему теперешнему удивлению, последние, но силы. Однако моя стойкость и мое сопротивление оказались бесполезными, и я во второй раз был приговорен к высшей мере - расстрелу. После восьми месяцев адских следственных пыток, карцера, тюрьмы". И опять взамен - 10 лет лагерей. И хотя "в протоколе судебного заседания (я прочел его через много лет, уже будучи реабилитированным и больным пожилым человеком) нет ни слова правды, - тщательно, со множеством вымышленных подробностей, аккуратно была записана никем и ничем не доказанная ложь", его внутренняя сила не была поколеблена, и он выживал благодаря ей еще не раз.
Удивительный свет излучают судьбы двух человек, как потом выяснилось, арестованных в один день и час, сидевших под следствием в одной тюрьме, но встретившихся только за несколько лет перед своим освобождением в Спасском особлаге для инвалидов.
Один - академик многих академий мира, крупный ученый-биолог, био-физик, а также поэт и художник Александр Леонидович Чижевский, осужденный без суда и следствия на 8 лет, пройдя мытарства Ивдельлага, Карлага в этот момент руководил "шарашкой" и занимался изучением крови на ранних стадиях лейкоза (рядом уже рвались опытные ядерные бомбы на Семипалатинском полигоне)..
Он единственный на миллионный лагерь позволял себе не носить арестантскую одежду и нашивки на рукаве, груди и колене (чтоб стрелять можно было прицельней) - "Меня суд не судил, и номеров носить не буду". Стерпели. Но Чижевский особенно раздражал своей независимостью, чувством собственного достоинства, которое сохранял в самые критические минуты, низший эшелон власти - вохровцев, охранников. Как говорил его надзиратель Филиппов: "Мне не надо, чтобы ты работал, мне надо, чтобы ты мучился". По самым мелким и вымышленным поводам Чижевского сажали в карцер, лишали пропуска из зоны, унижали обысками.
Но был у него и ангел-заступник, в свою меру, конечно, - подполковник Слюсаренко, который своим нутром чуял и понимал, что этому человеку надо дать возможность работать, творить. Через него вел Чижевский всю свою научную переписку, имел личный закуток, где порой ему удавалось писал картины.
Этот человек ни на миг не потерял внутренней свободы - как это возможно!?
Все приму от этой жизни страшной -
Все насилья, муки, скорби, зло,
День сегодняшний, как день вчерашний,
Скоротечной жизни помело.
Одного лишь принимать не стану -
За решеткою темницы - тьму,
И пока дышать не перестану
Не приму неволи - не приму.
И еще из его стиха:
Там высота необычайно
Меня держала на весу
И так была доступна тайна
Что я весь мир в себе несу.
И вот "при очередном палатном обходе Александр Леонидович задержится у кровати умирающего доходяги. Маленький, высохший до неузнаваемости, без единого зуба, весь покрытый желтой шелушащейся кожей, Павел Гаврилович Тихонов представлял собой зрелище ужасающее. Прибыл он с этапом из Тайшетских лагерей. Цинга, дистрофия сделали свое дело - Тихонов умирал. Тем не менее Чижевский не прошел мимо.
- Вы, кажется, математик?
- Да, был, - еле слышно ответил маленький человечек, подняв на Чижевского угасший взгляд.
- Вам надлежит непременно поправиться и работать у меня в лаборатории, - строго сказал Чижевский, словно не замечая состояния Тихонова.
Говорят, чудес не бывает. Неправда. Чудеса встречаются, и спутница их - надежда. Слабый лучик надежды, вспыхнувший в умирающем Тихонове, сотворил чудо - больной начал выживать.
Позже, окончательно поправившись, Тихонов станет первым и надежнейшим помощником Чижевскгого в его научных поисках, которые он продолжает и в Спасске".
Тихонов был из тех, кто "лезет на рожон" - устраивал забастовки, вступался за слабых, будучи сам и не великаном, и не силачом, и выпали ему Норильск, рудники, лесоповал, цинга, голод, карцеры, БУРы, жестокость конвоя, зверства урок... Но не сломили. Потому что везде, где бы он не оказывался, ему встречались замечательные люди, "непермолотые" и интересные. И на последнем этапе настали для него самые счастливые годы, если можно так говорить. Но так было. Возможность работать, общаться, по определению Тихонова, с прекрасным человеком. "Когда в работе они делали небольшой перерыв, о чем только они не говорили! Два ученых, чей завтрашний день был непредсказуем...
Говорили о Пушкине, о Гоголе, о музыке, о философии - вечные темы! - но никогда - о политике. Два интеллектуала с разным жизненным стартом и разным опытом - сын царского генерала и парнишка из сибирской глухомани, пробивавший свою дорогу в науку исключительно собственным упорством, оба они были поставлены под одну энкаведешную планку, загнаны в одно "стойло".
"После трех лет в Спасске его вновь настиг этап - в 1950 году он попадает в Экибастуз, в Спецлаг, где судьба сводит его с Александром Солженицыным. Они ходят в одной "пятерке", спят рядом на одной "вагонке". Тихонова восхищает способность Солженицына всюду, где только можно, учиться. Будущий писатель носит под мышкой "Толковый словарь русского языка" и каждую свободную минуту занят чтением". Связь с Чижевским оборвалась в 1964-м, с его смертью. Тихонов пережил его почти на сорок, без малого, лет.
Сейчас на моем окне горит свеча - так мы договорились между собой в братстве почтить память замученных и убитых безбожной властью: свечой и молитвой. Присоединяйтесь!
Думаю, что это не все, будет продолжение.
Материал приготовила заранее. Но говорила не только об этом, потому что пыталась отвечать на извечный русский вопрос "Что делать?"
О самой встрече - еще впереди.
Тема - Карлаг. Снова
Как говорить, чтобы не услышать в ответ: ну, сколько же можно? Уже все знаем, слышали, что дальше? Или: и знать не хотим, не мешай нам красиво и позитивно жить!
Тем старикам, которые придут на встречу - детям Карлага, такое вряд ли кто скажет, потерпят, мало их осталось, как и ветеранов войны.…
И, правда, тема не из веселых, скорее, погребающая при некотором заострении и углублении. Но м.б. зайдем к ней с нетрадиционной стороны?
Ни в коем случае, никому не вынося суда,- каждая судьба, это огромная трагедия, - прикоснемся к некоторым из них.
Полина Петровна Остапчук: Заступилась перед начальством за вдову с четырьмя детьми, чтобы у нее денег на государственный заем не брали. За это мне дали 10 лет. По молодости я была видной девушкой, за мной начал ухаживать комендант лагеря. Четыре месяца ходил за мной, но я на его ухаживания не отвечала, тогда он пригрозил мне устроить "трамвай" - это когда 11 мужчин насилуют, а 12-й идет больной сифилисом. Одну девушку так заразили и она вскоре умерла. Мне пришлось согласиться, чтобы сохранить жизнь. Так на зоне я лишилась девственности и родила первого сына... (отсюда)
Дальше материал в основном взят из книг Е.Б.Кузнецовой "По обе стороны колючки" и "Меченые одной метой".
Анна Александровна Бородина: время шло, а Павлик (арестованный муж) не возвращался. И вдруг я поняла - не вернется... На руках у меня двое малышей. Сама еще не оправилась как следует после перенесенного и пережитого. И тут в нашу квартиру явился один нахал с вещами и сказал, что я могу остаться, если... стану его женой. А если не захочу - выкинут на улицу. Я взяла детей, сундук, который мне брат сделал к свадьбе, и вышла прямо на улицу.
И еще: В женском бараке старший надзиратель Веремнев после развода начал гнусно приставать к одной из выходивших на работу женщин. Та плюнула ему в лицо. Озверевший надзиратель тут же застрелил несчастную на месте.
Еще история двух, единственная в своем роде: им разрешили заключить брак в лагере (обычно - при первых признаках сближения рассылали по разным лаг-точкам, карцер и пр.)
"С первой же встречи эти двое вызывали к себе уважение и любопытство. Ее звали Лили, Пальмен. Его - Михаил Цителов. Она - статная высокая блондинка с волевым лицом, он -красавец брюнет с пышной шевелюрой. Весь облик этих двоих был проникнут спокойной уверенностью в себе. Оба сохраняли то, что в лагерной жизни сохранить было труднее всего -достоинство. Это были люди, вызывавшие к себе безмерное доверие, уважение и неизменно - восхищение.
Лили Пальмен была шведкой по национальности и баронессой по происхождению".
Фрагмент из ее биографии: она не подписала лжи, к ней были применены методы конвейера, которые были только для мужчин, но ничего не добились. …."Конвоиры предупредили: если кто по дороге сядет или перестанет идти - стреляют без предупреждения. Я снова взяла, кроме своих вещей, тюк беременной женщины, и мы пошли. Наконец наступил момент, когда я почувствовала, что идти дальше не могу и решила сяду, пусть меня пристрелят. Положила вещи на землю и села на тюк. А конвоиру, шедшему за мной, сказала: "Больше не могу. Стреляй!". Он рассмеялся и говорит мне: "Дура, вот же тюрьма, видишь огни, мы уже дошли". И правда, до ворот тюрьмы оставалась какая-то сотня шагов".
Эти двое сумели пронести через свой лагерный срок большое и светлое чувство. Не сломались. Не отступили от своей любви. Не изменили себе.
Стенды с "женами" АЛЖИРА
Несть числа историям, особенно после 1 декабря 1937 года, когда было разрешено законом применение следственными органами пыток на допросах "врагов народа", когда люди, даже самые сильные и духом и телом, не выдерживали, подписывали безумную ложь на грани жизни и смерти, уже даже и не помня, как это происходило. Никому в голову не могло прийти осудить такого человека, особенно, если ты сам прошел через подобное. И дальше жил он с этой болью совести, порой и не замечая ее в своих страданиях каждого дня.
Но вот, А. Пфайфер, не сдавшийся человек, первый раз был приговорен к смерти, замененной в последний момент ИТЛ. "Тюрьма, издевательства, суды и пытки измотали меня, и я к тому времени уже полностью превратился в дистрофика. Я еле волочил ноги, но на сопротивление чудовищной лжи у меня все еще оставались, к моему теперешнему удивлению, последние, но силы. Однако моя стойкость и мое сопротивление оказались бесполезными, и я во второй раз был приговорен к высшей мере - расстрелу. После восьми месяцев адских следственных пыток, карцера, тюрьмы". И опять взамен - 10 лет лагерей. И хотя "в протоколе судебного заседания (я прочел его через много лет, уже будучи реабилитированным и больным пожилым человеком) нет ни слова правды, - тщательно, со множеством вымышленных подробностей, аккуратно была записана никем и ничем не доказанная ложь", его внутренняя сила не была поколеблена, и он выживал благодаря ей еще не раз.
Удивительный свет излучают судьбы двух человек, как потом выяснилось, арестованных в один день и час, сидевших под следствием в одной тюрьме, но встретившихся только за несколько лет перед своим освобождением в Спасском особлаге для инвалидов.
Один - академик многих академий мира, крупный ученый-биолог, био-физик, а также поэт и художник Александр Леонидович Чижевский, осужденный без суда и следствия на 8 лет, пройдя мытарства Ивдельлага, Карлага в этот момент руководил "шарашкой" и занимался изучением крови на ранних стадиях лейкоза (рядом уже рвались опытные ядерные бомбы на Семипалатинском полигоне)..
Он единственный на миллионный лагерь позволял себе не носить арестантскую одежду и нашивки на рукаве, груди и колене (чтоб стрелять можно было прицельней) - "Меня суд не судил, и номеров носить не буду". Стерпели. Но Чижевский особенно раздражал своей независимостью, чувством собственного достоинства, которое сохранял в самые критические минуты, низший эшелон власти - вохровцев, охранников. Как говорил его надзиратель Филиппов: "Мне не надо, чтобы ты работал, мне надо, чтобы ты мучился". По самым мелким и вымышленным поводам Чижевского сажали в карцер, лишали пропуска из зоны, унижали обысками.
Но был у него и ангел-заступник, в свою меру, конечно, - подполковник Слюсаренко, который своим нутром чуял и понимал, что этому человеку надо дать возможность работать, творить. Через него вел Чижевский всю свою научную переписку, имел личный закуток, где порой ему удавалось писал картины.
Этот человек ни на миг не потерял внутренней свободы - как это возможно!?
Все приму от этой жизни страшной -
Все насилья, муки, скорби, зло,
День сегодняшний, как день вчерашний,
Скоротечной жизни помело.
Одного лишь принимать не стану -
За решеткою темницы - тьму,
И пока дышать не перестану
Не приму неволи - не приму.
И еще из его стиха:
Там высота необычайно
Меня держала на весу
И так была доступна тайна
Что я весь мир в себе несу.
И вот "при очередном палатном обходе Александр Леонидович задержится у кровати умирающего доходяги. Маленький, высохший до неузнаваемости, без единого зуба, весь покрытый желтой шелушащейся кожей, Павел Гаврилович Тихонов представлял собой зрелище ужасающее. Прибыл он с этапом из Тайшетских лагерей. Цинга, дистрофия сделали свое дело - Тихонов умирал. Тем не менее Чижевский не прошел мимо.
- Вы, кажется, математик?
- Да, был, - еле слышно ответил маленький человечек, подняв на Чижевского угасший взгляд.
- Вам надлежит непременно поправиться и работать у меня в лаборатории, - строго сказал Чижевский, словно не замечая состояния Тихонова.
Говорят, чудес не бывает. Неправда. Чудеса встречаются, и спутница их - надежда. Слабый лучик надежды, вспыхнувший в умирающем Тихонове, сотворил чудо - больной начал выживать.
Позже, окончательно поправившись, Тихонов станет первым и надежнейшим помощником Чижевскгого в его научных поисках, которые он продолжает и в Спасске".
Тихонов был из тех, кто "лезет на рожон" - устраивал забастовки, вступался за слабых, будучи сам и не великаном, и не силачом, и выпали ему Норильск, рудники, лесоповал, цинга, голод, карцеры, БУРы, жестокость конвоя, зверства урок... Но не сломили. Потому что везде, где бы он не оказывался, ему встречались замечательные люди, "непермолотые" и интересные. И на последнем этапе настали для него самые счастливые годы, если можно так говорить. Но так было. Возможность работать, общаться, по определению Тихонова, с прекрасным человеком. "Когда в работе они делали небольшой перерыв, о чем только они не говорили! Два ученых, чей завтрашний день был непредсказуем...
Говорили о Пушкине, о Гоголе, о музыке, о философии - вечные темы! - но никогда - о политике. Два интеллектуала с разным жизненным стартом и разным опытом - сын царского генерала и парнишка из сибирской глухомани, пробивавший свою дорогу в науку исключительно собственным упорством, оба они были поставлены под одну энкаведешную планку, загнаны в одно "стойло".
"После трех лет в Спасске его вновь настиг этап - в 1950 году он попадает в Экибастуз, в Спецлаг, где судьба сводит его с Александром Солженицыным. Они ходят в одной "пятерке", спят рядом на одной "вагонке". Тихонова восхищает способность Солженицына всюду, где только можно, учиться. Будущий писатель носит под мышкой "Толковый словарь русского языка" и каждую свободную минуту занят чтением". Связь с Чижевским оборвалась в 1964-м, с его смертью. Тихонов пережил его почти на сорок, без малого, лет.
Сейчас на моем окне горит свеча - так мы договорились между собой в братстве почтить память замученных и убитых безбожной властью: свечой и молитвой. Присоединяйтесь!
Думаю, что это не все, будет продолжение.