К дню победы
Мой отец воевал на Дальнем Востоке. Целых 10 лет он провел на подводной лодке, т.к. сначала была срочная служба по призыву, потом началась война, а на Японском море она кончилась тогда, когда в Москве о войне уже и вовсе забыли...
10 лет, изредка получая увольнение в мирное время и только изредка всплывая наверх в годы войны.
На лодках того, старого образца, житье было такое - одна каюта на двоих, размером с купе, только потолок такой, что стоять в ней нельзя, и койка одна - т.е. один спит, второй на вахте. Это, конечно, не концлагерь, но тоже, только милостью Божьей можно было выдержать такую жизнь.
В конце своей жизни, отец очень тяжелой ценой вспомнил, что в своем детстве и юности он был человеком верующим, конечно, обычной, непросвященной, народной верой, но был.
И сделав это, и вернувшись в церковь, вдруг начал нам рассказывать то, о чем никогда раньше не вспоминал..
(Он справа, с папиросой в руке)
Одно такое воспоминание.
Их лодка попала в окружение японских миноносцев и рисковала в любой момент быть взорванной. Командир экипажа приказал всей команде бысто одеться в смертную, чистую одежду - по морской традиции - и собраться в кубрике.
Есть - сказал он - один шанс из тысячи, заглушив моторы, галсами попробовать выйти из окружения. (Риск заключался в том, что лодка в такой ситуации начинает опускаться на дно, а выдержать большуй глубину она не может, рискуя быть неминуемо раздавленной - те старые лодки могли погружаться только незначительно).
Но я попробую. А сейчас мы будем молиться о спасении.
Представляете - коммунист, высший офицер - и молиться!
И они молились, все. И он это сделал...
И вот через столько лет отец вспомнил, Кто их спас в тот час..
И еще один рассказ с обратным знаком.
Их село стояло на краю того поля, на котором впоследствии было то, что имеет название "Курская дуга"
И в 1940-м местные партийцы и комсомольцы предали поруганию сельскую церковь и погост при ней. И в одну из ночей на церкви загорелся крест, в него ударила молния. Он был огромный, деревянный внутри, обложенный металлом.
Крест горел всю ночь. Старики плакали и говорили, что это очень плохой знак.
После той битвы 43-го от деренни ничего и никого не осталось...
Еще несколько фотографий из семейного архива
Мои родители во Владивостоке
После переезда в Подмосковье. Со мной и моей младшей сестрой Ирой.
Последний год жизни, 2001, отцу 81. В нашем саду в селе Пощупово, что под Рязанью.
Его до последнего держала земля, он трудился на ней, - кто-то со стороны говорил, как каторжный,- но это было его спасение.
В такой мере любовь к земле никому из нас не передалась, но сестра моя, тем не менее, тоже явно получает удовольствие от копания в земле. Я даже и проверить это не могу - жизнь не дает...
Папу звали Евгений.
10 лет, изредка получая увольнение в мирное время и только изредка всплывая наверх в годы войны.
На лодках того, старого образца, житье было такое - одна каюта на двоих, размером с купе, только потолок такой, что стоять в ней нельзя, и койка одна - т.е. один спит, второй на вахте. Это, конечно, не концлагерь, но тоже, только милостью Божьей можно было выдержать такую жизнь.
В конце своей жизни, отец очень тяжелой ценой вспомнил, что в своем детстве и юности он был человеком верующим, конечно, обычной, непросвященной, народной верой, но был.
И сделав это, и вернувшись в церковь, вдруг начал нам рассказывать то, о чем никогда раньше не вспоминал..
(Он справа, с папиросой в руке)
Одно такое воспоминание.
Их лодка попала в окружение японских миноносцев и рисковала в любой момент быть взорванной. Командир экипажа приказал всей команде бысто одеться в смертную, чистую одежду - по морской традиции - и собраться в кубрике.
Есть - сказал он - один шанс из тысячи, заглушив моторы, галсами попробовать выйти из окружения. (Риск заключался в том, что лодка в такой ситуации начинает опускаться на дно, а выдержать большуй глубину она не может, рискуя быть неминуемо раздавленной - те старые лодки могли погружаться только незначительно).
Но я попробую. А сейчас мы будем молиться о спасении.
Представляете - коммунист, высший офицер - и молиться!
И они молились, все. И он это сделал...
И вот через столько лет отец вспомнил, Кто их спас в тот час..
И еще один рассказ с обратным знаком.
Их село стояло на краю того поля, на котором впоследствии было то, что имеет название "Курская дуга"
И в 1940-м местные партийцы и комсомольцы предали поруганию сельскую церковь и погост при ней. И в одну из ночей на церкви загорелся крест, в него ударила молния. Он был огромный, деревянный внутри, обложенный металлом.
Крест горел всю ночь. Старики плакали и говорили, что это очень плохой знак.
После той битвы 43-го от деренни ничего и никого не осталось...
Еще несколько фотографий из семейного архива
Мои родители во Владивостоке
После переезда в Подмосковье. Со мной и моей младшей сестрой Ирой.
Последний год жизни, 2001, отцу 81. В нашем саду в селе Пощупово, что под Рязанью.
Его до последнего держала земля, он трудился на ней, - кто-то со стороны говорил, как каторжный,- но это было его спасение.
В такой мере любовь к земле никому из нас не передалась, но сестра моя, тем не менее, тоже явно получает удовольствие от копания в земле. Я даже и проверить это не могу - жизнь не дает...
Папу звали Евгений.