:: PRO АВТОРА :: 35. ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ ДИАГНОЗ
Раньше мы уже вдоволь поговорили об образцовых графоманах, о графоманах поневоле и даже о графоманах-волшебниках. Пришли к выводу, что графомания - это неизбежная болезнь, которой, подобно ветрянке, лучше переболеть в детстве. “Окончательный диагноз” завершает эту благодатную тему.
Конечно, никто не собирается отнимать у автора неоспоримую отмазку - "Я так чувствую". И всё же представим, что мы сидим в зале. На сцену выходит оперный певец и начинает лажать мимо всех семи нот, не считая чёрных клавишей. Представим, что через час, наше вежливое терпение переходит в не столь вежливый свист. Певец презрительно смолкает, бросает "Я так чувствую" и топает искать себе другой зал... и другую публику. По ходу, конечно, добавив, что мы попса и ничего не понимаем в опере. Ну, и про Стаса Михайлова, разумеется, что-нибудь.
Но сегодня, покидая такой удивительный и разнообразный мир графомании, давайте попробуем поставить себе и другим что-то вроде диагноза. Ну, может, и не окончательного, но, на сколько возможно, точного. Для этого предлагаю совместными усилиями выявить характерные симптомы. И при наличии двух и более симптомов у одного автора - задуматься о лечении. Начнём с очевидного.
Недержание.
Наш пациент выплёскивает всё, что пришло в голову. Без какой-либо фильтрации и внутреннего ценза. В его мире нет главного или второстепенного: важно всё. Страшно представить, что какая-та фраза или замысел останутся неизвестными миру. Отсюда, как правило, обильная писучесть и тонны непереваренного текста.
Глухота.
К слову, к рифме, к языку. Смысловые и фразеологические ляпы. Тут и “Снег пошёл по большому”, и “Её глаза с нежностью смотрели друг на друга”. Рифмы “пою-люблю”, “мне-судьбе”, “ночь-вновь”. Об этом мы говорили в главках про рифмы и семантический слух.
Прострация.
В мире, созданном воображением графомана, не бывает конкретных людей, улиц, предметов. Все вещи и понятия лишены примет и строго законспирированы. Любое качественное прилагательное уступает место указательным местоимениям: “той”, “этой”, “такой” “тот самый”. Эта вселенная легко обходится без времени и пространства - всю конкретику с успехом заменяют спасительные “тогда”, “туда”, “оттуда”… Та же беда с чувствами. Слова “тоска”, “одиночество” и, разумеется, “любовь” - самодостаточны до Абсолюта. Перо графомана столь размашисто, что не снисходит до оттенков и нюансов переживаний. Опять же - симптом. Подобная "конспирация" не будет рассекречена даже под пытками.
Клептомания.
Помноженная на вандализм. Если уж (а точнее - когда) воруется образ (или идея, или мысль), то непременно видоизменяется, - и не в лучшую сторону. С понижением качества. Так, вырванный из контекста афоризм хронически превращается в азбучную истину, а слизанная где-то метафора - в штамп.
Дидактика.
Побочный эффект всего перечисленного. Страсть к лозунгам и пафосным назиданиям. У пациента на листе много “Родины”, “Великой Победы”, “Человечества” и “Доброты”. И ещё СЧАСТЬЯ. Прописные буквы призваны разбудить обывателя, вернуть словам и чувствам их исконную, забытую СИЛУ и ГЛУБИНУ.
Ляписизм.
Частный случай клептомании и глухоты. Насильственное приживление к бедному в целом словарю какого-нибудь неординарного слова. Как правило, употреблённого не к месту и торчащего в тексте как небоскрёб в пустыне. Предмет особой гордости пациента. При чтении вслух - произносится с особым нажимом и осознанием своей находчивости… По поводу термина “ляписизм”:
- Вы писали этот очерк в “Капитанском мостике”?
- Я писал.
- Поздравляю вас! “Волны перекатывались через мол и падали вниз стремительным домкратом”. Мостик теперь долго вас не забудет, Ляпис!
(Ильф и Петров “Двенадцать стульев”)
Полная прострация.
Блуждание в потёмках с некстати барахлящим фонарём. Случайность формы и содержания, отсутствие структуры. Стихийность (не от слова "стихи"), неосознанность и, попросту говоря, бардак. Любое взятое наугад произведение пациента универсально, как железный конструктор из 80-х. Легко убрать, заменить, поменять местами любые строки или целые строфы. На результате это никак не скажется.
Мания преследования.
Крайняя степень обидчивости. Невосприимчивость к критике. Вынужденно-показное изгойство. Это понятно: все вокруг враги, завистники и попса - та самая, “ничего не понимающая в опере”. Исключение - несколько преданных поклонников и друзей, что ещё способны разглядеть Настоящее (с большой буквы, естественно). Эти друзья, скорее всего, тоже пишут. И тоже - Настоящее.
Граммофобия.
Не знал, как назвать воинствующую безграмотность, - придумал так. Подразумевается клинический страх перед орфографией и пунктуацией. Частный случай неуверенности, апеллирующий к схожим образцам мировой литературы. В отличие от образцов - возникает не от художественного замысла и выразительности, а от накрутки значимости. И от школьных прогулов. Легко угадывается по стилистике и общему уровню текста, который не спасти даже отсутствием точек и запятых.
Ну вот, навскидку так. Наверняка, вам есть что добавить или убрать - из личных наблюдений.
:: предыдущие серии ::
Конечно, никто не собирается отнимать у автора неоспоримую отмазку - "Я так чувствую". И всё же представим, что мы сидим в зале. На сцену выходит оперный певец и начинает лажать мимо всех семи нот, не считая чёрных клавишей. Представим, что через час, наше вежливое терпение переходит в не столь вежливый свист. Певец презрительно смолкает, бросает "Я так чувствую" и топает искать себе другой зал... и другую публику. По ходу, конечно, добавив, что мы попса и ничего не понимаем в опере. Ну, и про Стаса Михайлова, разумеется, что-нибудь.
Но сегодня, покидая такой удивительный и разнообразный мир графомании, давайте попробуем поставить себе и другим что-то вроде диагноза. Ну, может, и не окончательного, но, на сколько возможно, точного. Для этого предлагаю совместными усилиями выявить характерные симптомы. И при наличии двух и более симптомов у одного автора - задуматься о лечении. Начнём с очевидного.
Недержание.
Наш пациент выплёскивает всё, что пришло в голову. Без какой-либо фильтрации и внутреннего ценза. В его мире нет главного или второстепенного: важно всё. Страшно представить, что какая-та фраза или замысел останутся неизвестными миру. Отсюда, как правило, обильная писучесть и тонны непереваренного текста.
Глухота.
К слову, к рифме, к языку. Смысловые и фразеологические ляпы. Тут и “Снег пошёл по большому”, и “Её глаза с нежностью смотрели друг на друга”. Рифмы “пою-люблю”, “мне-судьбе”, “ночь-вновь”. Об этом мы говорили в главках про рифмы и семантический слух.
Прострация.
В мире, созданном воображением графомана, не бывает конкретных людей, улиц, предметов. Все вещи и понятия лишены примет и строго законспирированы. Любое качественное прилагательное уступает место указательным местоимениям: “той”, “этой”, “такой” “тот самый”. Эта вселенная легко обходится без времени и пространства - всю конкретику с успехом заменяют спасительные “тогда”, “туда”, “оттуда”… Та же беда с чувствами. Слова “тоска”, “одиночество” и, разумеется, “любовь” - самодостаточны до Абсолюта. Перо графомана столь размашисто, что не снисходит до оттенков и нюансов переживаний. Опять же - симптом. Подобная "конспирация" не будет рассекречена даже под пытками.
Клептомания.
Помноженная на вандализм. Если уж (а точнее - когда) воруется образ (или идея, или мысль), то непременно видоизменяется, - и не в лучшую сторону. С понижением качества. Так, вырванный из контекста афоризм хронически превращается в азбучную истину, а слизанная где-то метафора - в штамп.
Дидактика.
Побочный эффект всего перечисленного. Страсть к лозунгам и пафосным назиданиям. У пациента на листе много “Родины”, “Великой Победы”, “Человечества” и “Доброты”. И ещё СЧАСТЬЯ. Прописные буквы призваны разбудить обывателя, вернуть словам и чувствам их исконную, забытую СИЛУ и ГЛУБИНУ.
Ляписизм.
Частный случай клептомании и глухоты. Насильственное приживление к бедному в целом словарю какого-нибудь неординарного слова. Как правило, употреблённого не к месту и торчащего в тексте как небоскрёб в пустыне. Предмет особой гордости пациента. При чтении вслух - произносится с особым нажимом и осознанием своей находчивости… По поводу термина “ляписизм”:
- Вы писали этот очерк в “Капитанском мостике”?
- Я писал.
- Поздравляю вас! “Волны перекатывались через мол и падали вниз стремительным домкратом”. Мостик теперь долго вас не забудет, Ляпис!
(Ильф и Петров “Двенадцать стульев”)
Полная прострация.
Блуждание в потёмках с некстати барахлящим фонарём. Случайность формы и содержания, отсутствие структуры. Стихийность (не от слова "стихи"), неосознанность и, попросту говоря, бардак. Любое взятое наугад произведение пациента универсально, как железный конструктор из 80-х. Легко убрать, заменить, поменять местами любые строки или целые строфы. На результате это никак не скажется.
Мания преследования.
Крайняя степень обидчивости. Невосприимчивость к критике. Вынужденно-показное изгойство. Это понятно: все вокруг враги, завистники и попса - та самая, “ничего не понимающая в опере”. Исключение - несколько преданных поклонников и друзей, что ещё способны разглядеть Настоящее (с большой буквы, естественно). Эти друзья, скорее всего, тоже пишут. И тоже - Настоящее.
Граммофобия.
Не знал, как назвать воинствующую безграмотность, - придумал так. Подразумевается клинический страх перед орфографией и пунктуацией. Частный случай неуверенности, апеллирующий к схожим образцам мировой литературы. В отличие от образцов - возникает не от художественного замысла и выразительности, а от накрутки значимости. И от школьных прогулов. Легко угадывается по стилистике и общему уровню текста, который не спасти даже отсутствием точек и запятых.
Ну вот, навскидку так. Наверняка, вам есть что добавить или убрать - из личных наблюдений.
:: предыдущие серии ::