:: PRO АВТОРА :: 31. ДУЭЛЬ АВТОРА С КРИТИКОМ
Но довольно мы уже наседали на автора. Для общих законов гармонии пора бы за него и заступиться. Перед теми же критиками. Оставим в стороне те чудаковатые, на грани исчезновения экземпляры, чьи критические обзоры всё ещё скорее воспитывают, чем уничтожают творческое начало, и - обернёмся к реальному большинству. С которым нам всем, так или иначе, приходится иметь дело - в поэзии, в жизни, в быту. И, дабы более не распыляться, начнём словами несравненной Раневской: "Критикессы - амазонки в климаксе". Бинго!
Ещё говорят: когда умирает автор, рождается критик. Ну, вроде того что самые злостные критики выходят из несостоявшихся авторов. Как неудачливые альтисты из неудавшихся скрипачей.
Такой критик - сам себе бог и громовержец, сам себе Парнас и Олимп. Отказавшись от собственных поэтических притязаний, взамен он обретает высшую степень свободы, о какой земные авторы могут только мечтать. Свободу судить любого, кто посягнёт на запретный плод, оказавшийся не по зубам. Свободу рассуждать об аромате независимо от отсутствия нюха или наличия насморка. Отныне это его крест, его священная месть. Фига и индульгенция в одном кармане. И законный пропуск в ряды святой литературной инквизиции. Критики из бывших писателей - это уже заявка на судьбу. Их костры - самые яркие, их суд - всегда первый.
На этом высокую Оду критику можно закончить. И вернуться с Олимпа на асфальтированную городскую ниву. Где всё ещё смешно копошатся авторы разных мастей и мироисповеданий, чтобы рано или поздно пополнить трофейную коллекцию критика. Возвеличили тебя или прикончили - не так при этом и важно. Важно, что ты уже трофей. С биркой. И это неизлечимо.
Пока есть поэзия, музыка, вообще искусство, - есть и автор. Пока есть автор - найдутся и критики. Критики-друзья, критики-враги, критики-любители и профессионалы, критики-бывшие-авторы, критики-маньяки и критики-просто-критики. Чем больше автор - тем больше критиков. Разумеется.
Критиковать автора легко и забавно. Он обижается, злится, досадует, но обмануть природу ему не удастся. Природа автора - поиск. Это вечное по-ахиллесово-черепашьи недостижимое "не так как все, но лучше, чем было". Автор необходимо заточен под новое, которое залог его индивидуальности. Критик систематизирует - и, тем самым, обобщает. Намечая тенденцию, он закрепляет статус кво, стремясь запечатлеть процесс в бронзе. Казус Мефистофеля: остановись мгновение - тогда-то всё и закончится.
Прикинем. Вот автор, достойный чьей-то любви. Вот повод для ума и сердца. Для восхищения. А вот и наш дорогой, полный яда или - напротив - фимиама критик, торжествующе вписывающий нашу любовь в культурологический контекст с любым знаком. Ещё недавно парящий над нашим воображением герой каталогизирован, сведён к факту и окольцован. Посажен в золотую, или терновую клетку критического обоснования.
На этой охоте критик всегда удачливей автора. Он сам выбирает жертву своей любви и своей неприязни. Автор критика не выбирает. Разговор автора с критиком - это всегда игра на чужом поле. Человек критикующий ходит первым. Начинает и выигрывает. И почти никогда ничем не рискует. Его роль - роль дуэлянта, заранее знающего, что у пистолета противника сбита мушка. У автора она сбита всегда. Чем лучше автор, тем более причудлива его манера стрельбы, тем менее она сводится к привычным законам баллистики. То же и с выбором оружия. Единственный аргумент автора - его собственное творчество. В арсенале критика - сколь угодно большое число авторитетов.
"АВТОРитетов" - совсем неслучайная ирония семантики. Будучи искусно-начитанным охотником, такой критик легко можете использовать одних авторов для уничижения других. Таково искусство критика. Тасуя колоду своей эрудиции, доставая из рукава тот или иной набор убийственных цитат, он движется к одной прекрасной цели - отстоять свой окончательный приговор. Сам его профессионализм, по сути, измеряется силой и убийственной точностью карточных приёмов, сложностью пасьянса, разложенного на сукне очередного флейма. Прекрасная самодостаточность...
Ни верно ли тогда, что единственная приемлемая форма общения для настоящего вдохновенного критика - это спор? Или точнее - видимость спора. Поскольку критик, который с кем-то соглашается или меняет своё мнение - уже не критик. Человек, публицист, оратор, может быть, даже философ. Но не критик. Критик просто в силу своего призвания обязан обслуживать всеми возможными способами только одно возможное мнение - своё. Для того же автора спор - средство. Для критика - самоцель. Из споров двух критиков рождается не истина, а следующий спор.
В этом смысле идеальной формой спора для критика является монолог - с принудительно выключенной у оппонента опцией "возразить". Зачастую так и происходит и именуется строго и академично - критическая статья. В такой статье можно с особой страстью распотрошить любое произведение прошлого и настоящего: разобрать, изъяснить, интерпретировать, присовокупить, вписать в контекст, разубедить, надумать, наградить, похоронить и прочее, - в поддержку любой теории, схеме и торжеству критической мысли. Снабдив её под конец внушительным списком использованной литературы, которую вряд ли кому хватит мазохизма проверить.
До ответного слова автора (ни почившего, ни ныне здравствующего) дело уже не дойдёт. Но зато на клич наверняка отзовутся другие критики. Дальше всё просто - демонстрация интеллекта, игры разума, идей и концепций. И не наша с вами вина, что автору, с которого всё "началось", места в этом паноптикуме может уже и не найтись. Мавр сделал своё дело - мавр может уйти. Уйти и написать следующее произведение. На радость себе, публике и вечно торжествующей критики.
Ещё говорят: когда умирает автор, рождается критик. Ну, вроде того что самые злостные критики выходят из несостоявшихся авторов. Как неудачливые альтисты из неудавшихся скрипачей.
Такой критик - сам себе бог и громовержец, сам себе Парнас и Олимп. Отказавшись от собственных поэтических притязаний, взамен он обретает высшую степень свободы, о какой земные авторы могут только мечтать. Свободу судить любого, кто посягнёт на запретный плод, оказавшийся не по зубам. Свободу рассуждать об аромате независимо от отсутствия нюха или наличия насморка. Отныне это его крест, его священная месть. Фига и индульгенция в одном кармане. И законный пропуск в ряды святой литературной инквизиции. Критики из бывших писателей - это уже заявка на судьбу. Их костры - самые яркие, их суд - всегда первый.
На этом высокую Оду критику можно закончить. И вернуться с Олимпа на асфальтированную городскую ниву. Где всё ещё смешно копошатся авторы разных мастей и мироисповеданий, чтобы рано или поздно пополнить трофейную коллекцию критика. Возвеличили тебя или прикончили - не так при этом и важно. Важно, что ты уже трофей. С биркой. И это неизлечимо.
Пока есть поэзия, музыка, вообще искусство, - есть и автор. Пока есть автор - найдутся и критики. Критики-друзья, критики-враги, критики-любители и профессионалы, критики-бывшие-авторы, критики-маньяки и критики-просто-критики. Чем больше автор - тем больше критиков. Разумеется.
Критиковать автора легко и забавно. Он обижается, злится, досадует, но обмануть природу ему не удастся. Природа автора - поиск. Это вечное по-ахиллесово-черепашьи недостижимое "не так как все, но лучше, чем было". Автор необходимо заточен под новое, которое залог его индивидуальности. Критик систематизирует - и, тем самым, обобщает. Намечая тенденцию, он закрепляет статус кво, стремясь запечатлеть процесс в бронзе. Казус Мефистофеля: остановись мгновение - тогда-то всё и закончится.
Прикинем. Вот автор, достойный чьей-то любви. Вот повод для ума и сердца. Для восхищения. А вот и наш дорогой, полный яда или - напротив - фимиама критик, торжествующе вписывающий нашу любовь в культурологический контекст с любым знаком. Ещё недавно парящий над нашим воображением герой каталогизирован, сведён к факту и окольцован. Посажен в золотую, или терновую клетку критического обоснования.
На этой охоте критик всегда удачливей автора. Он сам выбирает жертву своей любви и своей неприязни. Автор критика не выбирает. Разговор автора с критиком - это всегда игра на чужом поле. Человек критикующий ходит первым. Начинает и выигрывает. И почти никогда ничем не рискует. Его роль - роль дуэлянта, заранее знающего, что у пистолета противника сбита мушка. У автора она сбита всегда. Чем лучше автор, тем более причудлива его манера стрельбы, тем менее она сводится к привычным законам баллистики. То же и с выбором оружия. Единственный аргумент автора - его собственное творчество. В арсенале критика - сколь угодно большое число авторитетов.
"АВТОРитетов" - совсем неслучайная ирония семантики. Будучи искусно-начитанным охотником, такой критик легко можете использовать одних авторов для уничижения других. Таково искусство критика. Тасуя колоду своей эрудиции, доставая из рукава тот или иной набор убийственных цитат, он движется к одной прекрасной цели - отстоять свой окончательный приговор. Сам его профессионализм, по сути, измеряется силой и убийственной точностью карточных приёмов, сложностью пасьянса, разложенного на сукне очередного флейма. Прекрасная самодостаточность...
Ни верно ли тогда, что единственная приемлемая форма общения для настоящего вдохновенного критика - это спор? Или точнее - видимость спора. Поскольку критик, который с кем-то соглашается или меняет своё мнение - уже не критик. Человек, публицист, оратор, может быть, даже философ. Но не критик. Критик просто в силу своего призвания обязан обслуживать всеми возможными способами только одно возможное мнение - своё. Для того же автора спор - средство. Для критика - самоцель. Из споров двух критиков рождается не истина, а следующий спор.
В этом смысле идеальной формой спора для критика является монолог - с принудительно выключенной у оппонента опцией "возразить". Зачастую так и происходит и именуется строго и академично - критическая статья. В такой статье можно с особой страстью распотрошить любое произведение прошлого и настоящего: разобрать, изъяснить, интерпретировать, присовокупить, вписать в контекст, разубедить, надумать, наградить, похоронить и прочее, - в поддержку любой теории, схеме и торжеству критической мысли. Снабдив её под конец внушительным списком использованной литературы, которую вряд ли кому хватит мазохизма проверить.
До ответного слова автора (ни почившего, ни ныне здравствующего) дело уже не дойдёт. Но зато на клич наверняка отзовутся другие критики. Дальше всё просто - демонстрация интеллекта, игры разума, идей и концепций. И не наша с вами вина, что автору, с которого всё "началось", места в этом паноптикуме может уже и не найтись. Мавр сделал своё дело - мавр может уйти. Уйти и написать следующее произведение. На радость себе, публике и вечно торжествующей критики.