:: PRO АВТОРА :: 27. МОИ СЛУЧАЙНЫЕ УЧИТЕЛЯ, ИЛИ ЕЩЁ НЕМНОГО О КРИТИКЕ
Это не будет рассказом о любимых книгах или авторах, вдохновивших однажды на творчество. В моём пантеоне "учителей" два случайных (или?) пересечения, два, по сути, незнакомых мне человека. Ни один из них, полагаю, и не догадывался, какую роль сыграл в моей творческой жизни. В первом случае - одной брошенной фразой, во втором - росчерками красного карандаша по распечатанному тексту. Всё нижеследующее - сугубо лично, но вместе с тем - в чём-то да, поучительно.
Первый случай - школьной поры. "Учитель" был и в самом деле учителем - преподавателем русского и литературы в параллельных классах. Отчества и тогда не знал, фамилия, если не путаю, - Дюба, а звали её Марго, за глаза - Маргошей. Восточная женщина счуть заметными усиками и лёгким акцентом. Русский, говорят, преподавала как никто, литературе учила - заслушаешься. Впрочем, вела она у "Б"эшек, я учился в "А". Школьное расписание нас не сводило ни на уроках, ни на собраниях. И побеседовали мы с ней только однажды. По её собственной инициативе. Весь разговор состоял из одной фразы, которую она посчитала необходимым мне озвучить. За что ей мой низкий поклон и многолетняя благодарность.
Дело было в конце восьмого класса, когда в нашей спецфранцузской 59-й шли переводные экзамены. Дабы не вылететь в школу попроще, надо было хорошо сдать "переводные экзамены", и среди прочих - школьное сочинение. Темы предлагалось три, на выбор: две, как тогда велось, литературные, одна - более-менее свободная. Помню, мне глобально не повезло - оба первых варианта "образ N в романе NN" оказались вне моих читательских интересов. А более-менее свободно предлагалось написать о войне. В точной формулировке это звучало так: "Героический подвиг советского народа в Великой Отечественной войне". Тут, по законам описываемого времени, можно (и нужно) было лить общеобразовательную воду, а патриотический пафос был важнее литературного стиля (на что косвенно настраивала и узаконенная тавтология в названии - вроде как героики и подвигов много не бывает).
Я вовсе не был ни отщепенцем, ни бунтарём, "героический подвиг" уважал и на обычном уроке мог бы вполне справиться с нужными клише. Но выносить их на бумагу, к которой уже тогда испытывал почти мистическое уважение, так и не научился. Рука не понималась. Но что-то сдавать было надо. Выручил авантюризм. Я написал это сочинение в стихах. Ну, или в том, что понимал тогда под стихами: уложил всё в правильный размер и снабдил более-менее корявыми рифмами. Суть излагаемого от этого сильно не изменилась, но рифмованный столбик на требуемый минимум страниц выглядел убедительно. И при всё ещё приемлемом градусе пафоса позволил избежать около половины штампов из обязательной программы. И ведь понимал, что весь этот маскарад вряд ли кого-то обманет, но мы все тогда играли по одним правилам - и ученики, и учителя. Экзаменационное сочинение в стихах! За историю моей 59-й это был первый (не знаю - последний ли) случай.
Моё сочинение показывали директорам других школ, возили куда-то в районо, приводили в пример и даже поставили мне 5/5, хотя слово "революционный" я написал через "и". Короче меня тогда сильно хвалили. Чем серьёзно напугали мой подростковый мозг. Внутри всё свербило и подозревало: ну не может эта халтура сойти за что-то серьёзное. Но ведь хвалят! Хорошие уважаемые люди хвалят... И поверить-то тоже того - хочется.
Тут-то и явилась она - моя спасительница. Невысоко-плотная, с заметными усиками и характерным акцентом. Как никто знающая и русский, и литературу, и, сдаётся мне, психологию тоже. Маргоша отловила меня на перемене и - очень просто и очень по-взрослому - сказала: "Саша, вы очень талантливый человек, я наблюдаю за вами не один год. Но то, что вы написали - это полное говно. Не делайте так больше".
Это "говно" из уст взрослого человека придало какую-то особую достоверность фразе. А в сочетании с собственными подозрениями на тот же счёт, окончательно убедило в своей и её правоте. Я облегчённо вздохнул. Всё же оказаться графоманом куда лучше, чем идиотом.
Второго моего "учителя" я даже не видел. Наше общение произошло заочно, практически анонимно и для меня - смертельно-обидно. Дело было где-то двумя годами позже, когда, уже окончив школу, я разродился прозаическим текстом, который, по простоте душевной, назвал романом и от которого ждал большой и светлой судьбы. Сюжет был романтичен и псевдо-экзестенциален. Про некий символический корабль, двух влюблённых и с какого-то перепугу исчезающих вокруг людей. Там было много психологических штучек и шуток, которые казались мне тонкими и даже смешными. Естественно, в конце влюблённые оставались одни, как А. и Е. пред вратами то ли рая, то ли Шамбалы, то ли ещё какого географически неуточнённого местоположения. Уже и не вспомню.
Один добрый приятель вызвался передать рукопись своему знакомому - довольно известному человеку и по совместительству хорошему писателю. И даже заплатил за то своих денег. Писатель принял рукопись и обещал выдать профессиональную рецензию. Надо ли уточнять, что в душе я ждал дифирамбов и откровений? Но случилось то, что должно было случиться. Я получил рукопись, испещрённую красными пометками и исчерканную вдоль и поперёк. Подытоживала мой провал честная, хотя и жестокая, запись: "Удивительная глухота к слову!"
Слава Богу, у меня хватило ума, во-первых, не обозлиться и, во-вторых, не отчаяться. Я отложил истерзанную рукопись вместе с критикой в ящик с черновиками (был у меня такой) и взялся за очередную "нетленку".
Потом была армия, потом возвращение в институт, потом я много читал и немного писал. А разбирая как-то старые бумажки, я наткнулся на тот же текст с теми же правками. Это было знаменательно и забавно. Заново перечитав критику, я подписался под каждой галочкой. И правда: удивительная глухота к слову. Чтобы это понять, надо было самому научиться слышать.
Вот, собственно, и всё. Спасибо моим невольным (или?) учителям. Спасибо, что оказались в нужное время в нужном мне месте. Спасибо за честность, за правки, за это вот прекрасное "...То, что вы написали - полное говно. Не делайте так больше".
Я и не делаю.
:: предыдущие серии ::
Первый случай - школьной поры. "Учитель" был и в самом деле учителем - преподавателем русского и литературы в параллельных классах. Отчества и тогда не знал, фамилия, если не путаю, - Дюба, а звали её Марго, за глаза - Маргошей. Восточная женщина счуть заметными усиками и лёгким акцентом. Русский, говорят, преподавала как никто, литературе учила - заслушаешься. Впрочем, вела она у "Б"эшек, я учился в "А". Школьное расписание нас не сводило ни на уроках, ни на собраниях. И побеседовали мы с ней только однажды. По её собственной инициативе. Весь разговор состоял из одной фразы, которую она посчитала необходимым мне озвучить. За что ей мой низкий поклон и многолетняя благодарность.
Дело было в конце восьмого класса, когда в нашей спецфранцузской 59-й шли переводные экзамены. Дабы не вылететь в школу попроще, надо было хорошо сдать "переводные экзамены", и среди прочих - школьное сочинение. Темы предлагалось три, на выбор: две, как тогда велось, литературные, одна - более-менее свободная. Помню, мне глобально не повезло - оба первых варианта "образ N в романе NN" оказались вне моих читательских интересов. А более-менее свободно предлагалось написать о войне. В точной формулировке это звучало так: "Героический подвиг советского народа в Великой Отечественной войне". Тут, по законам описываемого времени, можно (и нужно) было лить общеобразовательную воду, а патриотический пафос был важнее литературного стиля (на что косвенно настраивала и узаконенная тавтология в названии - вроде как героики и подвигов много не бывает).
Я вовсе не был ни отщепенцем, ни бунтарём, "героический подвиг" уважал и на обычном уроке мог бы вполне справиться с нужными клише. Но выносить их на бумагу, к которой уже тогда испытывал почти мистическое уважение, так и не научился. Рука не понималась. Но что-то сдавать было надо. Выручил авантюризм. Я написал это сочинение в стихах. Ну, или в том, что понимал тогда под стихами: уложил всё в правильный размер и снабдил более-менее корявыми рифмами. Суть излагаемого от этого сильно не изменилась, но рифмованный столбик на требуемый минимум страниц выглядел убедительно. И при всё ещё приемлемом градусе пафоса позволил избежать около половины штампов из обязательной программы. И ведь понимал, что весь этот маскарад вряд ли кого-то обманет, но мы все тогда играли по одним правилам - и ученики, и учителя. Экзаменационное сочинение в стихах! За историю моей 59-й это был первый (не знаю - последний ли) случай.
Моё сочинение показывали директорам других школ, возили куда-то в районо, приводили в пример и даже поставили мне 5/5, хотя слово "революционный" я написал через "и". Короче меня тогда сильно хвалили. Чем серьёзно напугали мой подростковый мозг. Внутри всё свербило и подозревало: ну не может эта халтура сойти за что-то серьёзное. Но ведь хвалят! Хорошие уважаемые люди хвалят... И поверить-то тоже того - хочется.
Тут-то и явилась она - моя спасительница. Невысоко-плотная, с заметными усиками и характерным акцентом. Как никто знающая и русский, и литературу, и, сдаётся мне, психологию тоже. Маргоша отловила меня на перемене и - очень просто и очень по-взрослому - сказала: "Саша, вы очень талантливый человек, я наблюдаю за вами не один год. Но то, что вы написали - это полное говно. Не делайте так больше".
Это "говно" из уст взрослого человека придало какую-то особую достоверность фразе. А в сочетании с собственными подозрениями на тот же счёт, окончательно убедило в своей и её правоте. Я облегчённо вздохнул. Всё же оказаться графоманом куда лучше, чем идиотом.
Второго моего "учителя" я даже не видел. Наше общение произошло заочно, практически анонимно и для меня - смертельно-обидно. Дело было где-то двумя годами позже, когда, уже окончив школу, я разродился прозаическим текстом, который, по простоте душевной, назвал романом и от которого ждал большой и светлой судьбы. Сюжет был романтичен и псевдо-экзестенциален. Про некий символический корабль, двух влюблённых и с какого-то перепугу исчезающих вокруг людей. Там было много психологических штучек и шуток, которые казались мне тонкими и даже смешными. Естественно, в конце влюблённые оставались одни, как А. и Е. пред вратами то ли рая, то ли Шамбалы, то ли ещё какого географически неуточнённого местоположения. Уже и не вспомню.
Один добрый приятель вызвался передать рукопись своему знакомому - довольно известному человеку и по совместительству хорошему писателю. И даже заплатил за то своих денег. Писатель принял рукопись и обещал выдать профессиональную рецензию. Надо ли уточнять, что в душе я ждал дифирамбов и откровений? Но случилось то, что должно было случиться. Я получил рукопись, испещрённую красными пометками и исчерканную вдоль и поперёк. Подытоживала мой провал честная, хотя и жестокая, запись: "Удивительная глухота к слову!"
Слава Богу, у меня хватило ума, во-первых, не обозлиться и, во-вторых, не отчаяться. Я отложил истерзанную рукопись вместе с критикой в ящик с черновиками (был у меня такой) и взялся за очередную "нетленку".
Потом была армия, потом возвращение в институт, потом я много читал и немного писал. А разбирая как-то старые бумажки, я наткнулся на тот же текст с теми же правками. Это было знаменательно и забавно. Заново перечитав критику, я подписался под каждой галочкой. И правда: удивительная глухота к слову. Чтобы это понять, надо было самому научиться слышать.
Вот, собственно, и всё. Спасибо моим невольным (или?) учителям. Спасибо, что оказались в нужное время в нужном мне месте. Спасибо за честность, за правки, за это вот прекрасное "...То, что вы написали - полное говно. Не делайте так больше".
Я и не делаю.
:: предыдущие серии ::