(no subject)
У этого озера всякий день новое лицо. Я приходила сюда несколько дней назад и смотрела, как оно улыбалось небу сквозь чистую синеву. Утки качались у его берегов, подплывали ко мне, стремительно уплывали обратно, оставляя на воде едва заметный, исчезающий след. Солнце цеплялось за вершины деревьев, свет был мягок, словно на исходе лета...
Я была здесь вчера. Тонкий лед и молчание укрыли озерную гладь, и тысячи тысяч лет проступили сквозь эту хрупкость и тишину. Ни одного шага, ни одного голоса. Чайки кружились вдалеке над лесом. Воздух стал холоден и чист, а солнечный свет - так резок, что оставалось лишь опустить взгляд и смотреть на то, как в крошечных лунках поднимается и опускается прозрачнейшая, словно горный источник, вода.
Я стояла на берегу очень долго, глядя на то, как отражается солнечный свет на ледяном зеркале, как играет он на инее, превратившем березовые листья в горсть сокровищ, как кружат птицы в пронзительной, звенящей тишине. Потом у причала появился человек с собакой, они шли вперед, улыбаясь друг другу, и вместе с ними вновь пошло вперед и время.
А сегодня это озеро шумит и волнуется. Хрупкий лед разбит, и на берегу еще лежат его осколки, мерцают в свете фонарей на сухой траве. А к ним с грозным рокотом катятся черные волны, и дальние берега теряются во мгле - это не озеро уже, а древнее, вечное море, и в голосе его волн сливаются песнь воды и ветра,и что-то еще, что тщетно пытаться услышать - но можно слушать, стоя здесь, на ветру.
Я опускаюсь к воде, и ледяная волна накрывает мои пальцы, рассыпается пеной и возвращается назад. Я не принадлежу этому краю, слишком суровому, слишком ветреному - и все же мы часть друг друга, как и все на этой земле.
Свет фонаря дрожит, сумерки обступают меня, ветер качает спасательный круг на столбе - белый и рыжий цвет, в который выкрашен круг, кажутся странными на этом пустом берегу.
Я медленно возвращаюсь, и голос волн становится все тише, пока звуки проезжающих машин не заглушают его совсем. Красный мерседес откуда-то из семидесятых выезжает из-за поворота и исчезает вдали.
Я сворачиваю на тропу, ведущую домой, и из небесного кувшина, скрытого туманной пеленой, падают на землю крупные капли дождя.
Я была здесь вчера. Тонкий лед и молчание укрыли озерную гладь, и тысячи тысяч лет проступили сквозь эту хрупкость и тишину. Ни одного шага, ни одного голоса. Чайки кружились вдалеке над лесом. Воздух стал холоден и чист, а солнечный свет - так резок, что оставалось лишь опустить взгляд и смотреть на то, как в крошечных лунках поднимается и опускается прозрачнейшая, словно горный источник, вода.
Я стояла на берегу очень долго, глядя на то, как отражается солнечный свет на ледяном зеркале, как играет он на инее, превратившем березовые листья в горсть сокровищ, как кружат птицы в пронзительной, звенящей тишине. Потом у причала появился человек с собакой, они шли вперед, улыбаясь друг другу, и вместе с ними вновь пошло вперед и время.
А сегодня это озеро шумит и волнуется. Хрупкий лед разбит, и на берегу еще лежат его осколки, мерцают в свете фонарей на сухой траве. А к ним с грозным рокотом катятся черные волны, и дальние берега теряются во мгле - это не озеро уже, а древнее, вечное море, и в голосе его волн сливаются песнь воды и ветра,и что-то еще, что тщетно пытаться услышать - но можно слушать, стоя здесь, на ветру.
Я опускаюсь к воде, и ледяная волна накрывает мои пальцы, рассыпается пеной и возвращается назад. Я не принадлежу этому краю, слишком суровому, слишком ветреному - и все же мы часть друг друга, как и все на этой земле.
Свет фонаря дрожит, сумерки обступают меня, ветер качает спасательный круг на столбе - белый и рыжий цвет, в который выкрашен круг, кажутся странными на этом пустом берегу.
Я медленно возвращаюсь, и голос волн становится все тише, пока звуки проезжающих машин не заглушают его совсем. Красный мерседес откуда-то из семидесятых выезжает из-за поворота и исчезает вдали.
Я сворачиваю на тропу, ведущую домой, и из небесного кувшина, скрытого туманной пеленой, падают на землю крупные капли дождя.