И все-таки Византия!
Оригинал взят у susel2 в И все-таки Византия!
"Выгонные земли Византии и Глупова были
до такой степени смежны, что византийские стада
почти постоянно смешивались с глуповскими,
и из-за этого выходили беспрестанные пререкания.
Казалось, стоило только кликнуть клич..."
(Салтыков-Щедрин, История одного города)
С глубокой благодарностью собеседнику,
подавшему идею этого поста.
Поговорив после вывешивания предыдущего поста с одним коллегой постарше и поопытнее меня практически во всех сферах жизни, я поняла одну вещь. А именно: ко мне в ЖЖ приходят исключительно интеллигентные и крайне деликатные люди.
Ни один из прочитавших (включая того самого коллегу, с которым я имела беседу) не написал мне комментарий примерно в таком вот духе: "Что же это Вы, матушка, разводите тут турусы на колесах по поводу самосознания российской интеллигенции, когда есть всему этому гораздо более простое, очевидное и всем давно известное объяснение? Как же это Вам удалось ни разу не вспомнить о концепции Москвы как Третьего Рима и обо всем, что с этим связано, а?!." Подобный комментарий был бы совершенно оправдан, хотя мне и было бы что на него ответить. В частности, что в предыдущем посте я пыталась говорить именно об интеллигенции и ее восприятии Востока в отличие от государственной идеологии и ее продолжения в политике. Собственно, так и было заявлено в самом начале. И, тем не менее, разумеется, Третий Рим не объехать никак. Тем более, что эта интереснейшая идеологическая конструкция оказалась настолько действенной, что пропитала собой мышление не только правящих классов России, но и большинства ее православного населения. А такой уровень приятия государственной идеологии и такая готовность самоидентифицироваться с ней, согласитесь, встречается нечасто, особенно в России. Так что имеет смысл поговорить об этом отдельно.
Для начала: то, что впоследствии стало традиционно считаться российской государственностью (фактически - восточно-славянская государственность) изначально зародилось в геополитической сфере влияния Византийской империи. Именно Византия была тем центром, к которому культурно тяготели русские княжества, особенно после принятия правящими элитами этих княжеств православного христианства. Интереснейшие государственные образования возникали в сфере прямого византийского влияния. Таким было, например, княжество Тьмутараканское, существовавшее на Тамани в X-XII вв. и управлявшееся потомками Черниговского княжеского рода. В российском менталитете Тьмутаракань так и осталась символом "русскости" где-то вдалеке, на таинственном Востоке. Таким же символом русской духовности являлся и Крым, где принял крещение св. равноапост. кн.Владимир, и другие бывшие византийские очаги культуры на северном побережье Черного моря, включая Кавказ, где проповедовал в свое время сам апостол Андрей Первозванный. Они были как бы вешками, указывавшими символический путь из Киевской Руси (Руси былинной, могучей и непобедимой) в Царь-Град, центр православного христианства. Мифы, былины и сказания о деяниях русских богатырей довольно часто отражают этот пласт народного сознания, сложившийся примерно тогда же, когда в Северной и Западной Европе складывались циклы героических эпосов, ложившихся в основу мироощущения и самосознания проживавших там народов.
Менее известным, но едва ли менее важным источником мифотворчества были династические браки, связывавшие Русь - и, позднее, Московию - с Византией и сферой ее влияния. Наиболее памятен, разумеется, был брак князя Всеволода Ярославича, первого князя Киевского, провозгласившего себя "князем всея Руси", с дочерью (по некоторым сведениям - племянницей) Византийского императора Константина IX Мономаха, Марией, в конце 1060х годов. По преданию, с этой принцессой на Русь прибыли великокняжеские регалии (шапка Мономаха и бармы). Кроме того, она родила своему мужу сына Владимира, впоследствии получившего по роду матери прозвище Мономах и под этим именем прославившегося и, в свою очередь, оставившего после себя многочисленное потомство, в том числе и сына Юрия, будущего Великого князя Суздальского и Киевского, основателя Москвы, от которого вели свое происхождение князья Московские (генеалогия - штука запутанная, но тут все должно быть более-менее понятно, мне кажется). Менее известны, но, тем не менее, памятны были браки князя Изяслава Мстиславича Киевского с дочерью грузинского царя Деметре I в 1154 г., несчастливый и скандальный брак грузинской царицы Тамар с Юрием из многодетной семьи князей Боголюбских в 1185 г., ну и - как логическое завершение взаимного притяжения Московии и Византии - брак Великого Князя Московского Ивана III и племянницы последнего императора Константинополя Зои Палеолог, принявшей в Москве имя Софьи. Брак этот свершился в 1472 году, то есть почти двадцать лет спустя после того, как Константинополь пал под натиском турок, стал столицей Османской империи и был переименован в Стамбул. Царь Иван женился не на принцессе Византийского императорского двора, а на сироте-беженке, воспитаннице Папы Римского, прожившей практически всю свою жизнь в Италии. Единственное, что могла эта невеста принести в приданое Великому Князю Московскому - это имя, легенду и двуглавого орла в гербе Палеологов.
Таким образом почва народного восприятия Византии как источника российской культурной и духовной традиции была засеяна немногочисленными, но весомыми зернами династических браков. Пятьдесят лет спустя после прибытия на Москву беженцев из захваченного турками Константинополя эти зерна дали первые ростки. Старец псковского Елизарьевского монастыря Филофей сформулировал в двух своих письмах (одно - к дьяку Михаилу Григорьевичу Мисюрю, другое - Государю и Великому Князю Василию III) свое вИдение московской государственности как продолжения христианской традиции от Рима через Византию к Москве. "Да вѣси, христолюбче и боголюбче, яко вся христианская царства приидоша в конецъ и снидошася во едино царство нашего государя, по пророческимъ книгамъ, то есть Ромеиское царство: два убо Рима падоша, а третий стоитъ, а четвертому не быти." Эта емкая формула обосновала сразу несколько важнейших для зарождающейся Московской империи пунктов: легитимность и преемственность именно имперской власти, наследующей двум великим империям, право государя Московского претендовать на роль защитника и покровителя всех православных христиан, а также стремление освободить древний Царь-Град от захвативших его турок, аналогичное крестоносным походам Западного мира с целью освобождения Гроба Господня или испанской Реконкисте. Согласно доктрине "Третьего Рима" все православные земли (а также все земли, которые когда-либо были православными) естественным образом должны были находиться под контролем и покровительством Москвы. Сюда входил и Крым, где крестился св.Владимир, и территория бывшего княжества Тьмутараканского, и православные грузинские княжества Закавказья. Собственно, именно так и сформулировал свое право на завоевание Астрахани сын Василия III, Иван IV, более известный как Иван Грозный. Он объявил Астрахань "... древним владением Нашим, Тьмутараканью именуемым, где правили предки Наши". Географически это было несколько неточно, но, поскольку ко времени правления Ивана Грозного о Тьмутаракани было известно лишь то, что она находилась где-то "у южного моря", Астрахань вполне отвечала подобному описанию.
Со времен завоевания Казани и Астрахани южное направление стало главнейшим в геополитических планах российских правителей, не утратив своего значения даже после того, как Петр I развернул свою бурную деятельность по прорубанию окон на Запад. При этом преследовались планы как краткосрочные, так и более долгосрочные, глобальные. Наиболее жгучей задачей внешней политики на южном направлении было, разумеется, максимальное противодействие и отпор Крымским ханам, вассалам Османской империи. Набеги крымчаков были достаточно регулярными (т.к. именно за счет набегов и содержалось крымское войско) и чрезвычайно разрушительными. В 1521 году армия хана Мухаммад-Гирея дошла до Москвы, разорила Рязань, Нижний Новгород, Коломну, Владимир и увела с собой около 300-400 тысяч человек в татарско-турецкий плен. Разумеется, разорение такого масштаба случалось нечасто, нечасто крымским ханам удавалось так далеко проникнуть вглубь русской территории, но опасность с юга сохранялась постоянно. В 1567 г. хан Крымский указывал в письме Ивану Грозному, что захватил 20 тысяч пленных, что, даже принимая во внимания возможность преувеличений в таких случаях, остается огромной цифрой. Слегка забегая вперед и чтобы уже более не возвращаться к крымской теме, сразу скажу, что набеги на российскую территорию продолжались еще двести лет. Они не всегда были удачны, но, тем не менее, делали колонизацию южных провинций России практически невозможной. В 1769 году армия хана Керим-Гирея вторглась в Елисаветградскую губернию и захватила более тысячи человек пленных, множество крупного и мелкого скота. Историк Владимир Соловьев назвал это событие "последним татарским нашествием в русской истории". После этого ликвидация Крымского ханства и присоединение Крыма к Российской империи стало только вопросом времени. У правительства Екатерины II было достаточно сил и возможностей для того, чтобы обезопасить свои южные границы. В 1783 году был издан Манифест о присоединении Крыма, Россия вышла к Черному морю. Казалось, вот-вот на горизонте появятся купола собора св.Софии, на которые можно будет водрузить православный крест.
Собственно, разрабатывая стратегические планы на южном направлении Екатерина следовала в колее, проложенной до нее многими ее предшественниками, начиная с Великих Князей Московских и кончая Петром I, который, кстати, начал свою военную дейтельность именно с войны против турок, потерпел в ней весьма недвусмысленное поражение, о котором русские историки вспоминать не любят и переключился после этого на окно в Европу, что, как ни странно, оказалось проще. Ну не парадокс ли, в самом-то деле: Карл XII, наводивший на европейцев страх и ужас, оказался Петру в конце-то концов вполне по зубам, в то время, как из конфликта с турками русскому царю едва удалось уйти живым... Парадокс, повторяющийся во времени и в русской истории снова и снова.
Однако, вернемся к "веку золотому Екатерины", поскольку именно тогда окончательно сформировались цели, направления и идеология российской политики на южном направлении. Екатерина совершенно всерьез рассматривала возможность ликвидации Османской империи силами России и создания на ее месте вассального православного государства, на трон которого взошел бы один из ее внуков. Скорее всего, на эту роль она прочила Великого князя Константина, судя по имени, которое она выбрала для своего второго внука (первый был назван Александром не без аллюзий с Александром Македонским, создавшим всемирную империю). Не зря на британской карикатуре того времени черт (или, может, подымай выше, Дьявол?!) подносит Екатерине на блюде Варшаву и Константинополь, ох не зря... С Варшавой все получилось более-менее как на художник изобразил, хотя и не без неприятностей в виде восстаний и возмущений, а вот со Стамбулом-Константинополем дело застопорилось.
Странное, казалось бы дело: успехи российского оружия в Европе были несомненны и триумфальны. Я уже писала в прошлом посте и о захвате Берлина в ходе Семилетней войны, и о разгроме Наполеона, не говоря уж о Полтаве, что было еще ДО того. Походы Суворова, опять же, разделы Польши. На европейском театре русская армия проявляла себя блестяще, и к середине XIX в. прочно завоевала России место среди держав "первой величины" по уровню влияния. А вот с турками не вытанцовывалось да и только. Войны с Турцией велись практически постоянно и небезуспешно: то Крым и Очаков присоединим, то Бессарабию, то Сухум-кале и устье Дуная ... Правда, кое-что приходилось потом и отдавать. Так что получалось, что двести сорок лет войн с турками (перерывы между войнами были в среднем не более 19 лет) ни к какому решительному результату не привели. Стамбул, в отличие от Берлина или, скажем, Парижа, русские казаки не взяли, и коней в Кызыл-Ирмаке им напоить не довелось.
Таким образом получилось, что южное направление, в отличие от западного, стало, как ни странно, для России, во-первых, идеологически приоритетным (как обоснование имперских притязаний в практически всемирном масштабе), а, во-вторых, едва ли не гиблым. Ну судите сами: семьдесят лет (!) войны за Кавказ. Результат? Приобретение символической территории, все значение которой состоит в том, что она дает возможность доступа к Закавказским православным христианским владениям России. Которые тоже, собственно, золотой жилой не являются, и доходов от них никаких особых не ожидается. Далее. Войны с Турцией. Результат ? За исключением присоединения Крыма, что было несомненной и серьезнейшей победой России, по большей части ничья. По крайней мере цели своей в данной области Россия не достигла: Османская империя осталась мусульманской до самого своего катастрофического развала после Первой Мировой войны.
Так откуда, повторяю я снова и снова, популярность имперского продвижения на Юг? Как мне представляется, доктрина "Москвы как Третьего Рима" оказалась не только полезна для обоснования династических и геополитических устремлений российского государства. Она оказалась и весьма популярной основой для русского самосознания, что касалось не только образованных классов, но и самых широких слоев населения. Этому, разумеется, способствовали и татарские набеги, продолжавшиеся до конца восемнадцатого века и отраженные в народных песнях, сказках и легендах. Песня про "три татарина" (или "злы татарове", вариантов ее было множество) и ей подобные пелись в веке шестнадцатом, продолжали петься и в девятнадцатом, и в двадцатом. Народное самосознание органично восприняло концепцию "Третьего Рима" и сделало ее такой популярной именно потому, что она создавала гармоничную картину мира, в которой Россия, во-первых, выступала законной наследницей центра древнего Православия, а, во-вторых, являлась покровительницей и защитницей православных во всем мире. От таких же вот "татар", как те, о которых пелось в песнях.
Возможно, это была единственная НЕпротиворечивая идея, которую могли воспринять представители русских образованных классов, воспитанные крепостными мамками и няньками, слушавшие их песни и сказки в детстве. Это было единственное, что абсолютно логично вписывалось в представление русской аристократии о себе как принадлежащей одновременно России и Западу и одновременно противостоящей Османской империи на правах защитника священных традиций. Ах, да, ну и светоч цивилизации в темные уголки мира нужно было нести заодно. Какие, собственно, претензии могли быть у грузин или армян против русских? Из же освобождали от угрозы исламского засилья и, возможно (что в случае Грузии было вполне реально, кстати) полного уничтожения!
Так что практически никакого удивления у публики не вызывал глуповский градоначальник, составлявший планы войны против Византии и даже написавший следующее предписание географу Арсеньеву: "Предоставляется вашему благородию на будущее время известную вам Византию во всех учебниках географии числить тако: Константинополь, бывшая Византия, а ныне губернский город Екатериноград, стоит при излиянии Черного моря в древнюю Пропонтиду и под сень Российской державы приобретен в 17... году, с распространением на оный единства касс (единство сие в том состоит, что византийские деньги в столичном городе Санкт-Петербурге употребление себе находить должны)". Вполне разумное и в духе времени распоряжение сочинил Василиск Семенович Бородавкин. Это потом он войны за просвещение начал. Исключительно от невозможности присоединить Византию.
"Выгонные земли Византии и Глупова были
до такой степени смежны, что византийские стада
почти постоянно смешивались с глуповскими,
и из-за этого выходили беспрестанные пререкания.
Казалось, стоило только кликнуть клич..."
(Салтыков-Щедрин, История одного города)
С глубокой благодарностью собеседнику,
подавшему идею этого поста.
Поговорив после вывешивания предыдущего поста с одним коллегой постарше и поопытнее меня практически во всех сферах жизни, я поняла одну вещь. А именно: ко мне в ЖЖ приходят исключительно интеллигентные и крайне деликатные люди.
Ни один из прочитавших (включая того самого коллегу, с которым я имела беседу) не написал мне комментарий примерно в таком вот духе: "Что же это Вы, матушка, разводите тут турусы на колесах по поводу самосознания российской интеллигенции, когда есть всему этому гораздо более простое, очевидное и всем давно известное объяснение? Как же это Вам удалось ни разу не вспомнить о концепции Москвы как Третьего Рима и обо всем, что с этим связано, а?!." Подобный комментарий был бы совершенно оправдан, хотя мне и было бы что на него ответить. В частности, что в предыдущем посте я пыталась говорить именно об интеллигенции и ее восприятии Востока в отличие от государственной идеологии и ее продолжения в политике. Собственно, так и было заявлено в самом начале. И, тем не менее, разумеется, Третий Рим не объехать никак. Тем более, что эта интереснейшая идеологическая конструкция оказалась настолько действенной, что пропитала собой мышление не только правящих классов России, но и большинства ее православного населения. А такой уровень приятия государственной идеологии и такая готовность самоидентифицироваться с ней, согласитесь, встречается нечасто, особенно в России. Так что имеет смысл поговорить об этом отдельно.
Для начала: то, что впоследствии стало традиционно считаться российской государственностью (фактически - восточно-славянская государственность) изначально зародилось в геополитической сфере влияния Византийской империи. Именно Византия была тем центром, к которому культурно тяготели русские княжества, особенно после принятия правящими элитами этих княжеств православного христианства. Интереснейшие государственные образования возникали в сфере прямого византийского влияния. Таким было, например, княжество Тьмутараканское, существовавшее на Тамани в X-XII вв. и управлявшееся потомками Черниговского княжеского рода. В российском менталитете Тьмутаракань так и осталась символом "русскости" где-то вдалеке, на таинственном Востоке. Таким же символом русской духовности являлся и Крым, где принял крещение св. равноапост. кн.Владимир, и другие бывшие византийские очаги культуры на северном побережье Черного моря, включая Кавказ, где проповедовал в свое время сам апостол Андрей Первозванный. Они были как бы вешками, указывавшими символический путь из Киевской Руси (Руси былинной, могучей и непобедимой) в Царь-Град, центр православного христианства. Мифы, былины и сказания о деяниях русских богатырей довольно часто отражают этот пласт народного сознания, сложившийся примерно тогда же, когда в Северной и Западной Европе складывались циклы героических эпосов, ложившихся в основу мироощущения и самосознания проживавших там народов.
Менее известным, но едва ли менее важным источником мифотворчества были династические браки, связывавшие Русь - и, позднее, Московию - с Византией и сферой ее влияния. Наиболее памятен, разумеется, был брак князя Всеволода Ярославича, первого князя Киевского, провозгласившего себя "князем всея Руси", с дочерью (по некоторым сведениям - племянницей) Византийского императора Константина IX Мономаха, Марией, в конце 1060х годов. По преданию, с этой принцессой на Русь прибыли великокняжеские регалии (шапка Мономаха и бармы). Кроме того, она родила своему мужу сына Владимира, впоследствии получившего по роду матери прозвище Мономах и под этим именем прославившегося и, в свою очередь, оставившего после себя многочисленное потомство, в том числе и сына Юрия, будущего Великого князя Суздальского и Киевского, основателя Москвы, от которого вели свое происхождение князья Московские (генеалогия - штука запутанная, но тут все должно быть более-менее понятно, мне кажется). Менее известны, но, тем не менее, памятны были браки князя Изяслава Мстиславича Киевского с дочерью грузинского царя Деметре I в 1154 г., несчастливый и скандальный брак грузинской царицы Тамар с Юрием из многодетной семьи князей Боголюбских в 1185 г., ну и - как логическое завершение взаимного притяжения Московии и Византии - брак Великого Князя Московского Ивана III и племянницы последнего императора Константинополя Зои Палеолог, принявшей в Москве имя Софьи. Брак этот свершился в 1472 году, то есть почти двадцать лет спустя после того, как Константинополь пал под натиском турок, стал столицей Османской империи и был переименован в Стамбул. Царь Иван женился не на принцессе Византийского императорского двора, а на сироте-беженке, воспитаннице Папы Римского, прожившей практически всю свою жизнь в Италии. Единственное, что могла эта невеста принести в приданое Великому Князю Московскому - это имя, легенду и двуглавого орла в гербе Палеологов.
Таким образом почва народного восприятия Византии как источника российской культурной и духовной традиции была засеяна немногочисленными, но весомыми зернами династических браков. Пятьдесят лет спустя после прибытия на Москву беженцев из захваченного турками Константинополя эти зерна дали первые ростки. Старец псковского Елизарьевского монастыря Филофей сформулировал в двух своих письмах (одно - к дьяку Михаилу Григорьевичу Мисюрю, другое - Государю и Великому Князю Василию III) свое вИдение московской государственности как продолжения христианской традиции от Рима через Византию к Москве. "Да вѣси, христолюбче и боголюбче, яко вся христианская царства приидоша в конецъ и снидошася во едино царство нашего государя, по пророческимъ книгамъ, то есть Ромеиское царство: два убо Рима падоша, а третий стоитъ, а четвертому не быти." Эта емкая формула обосновала сразу несколько важнейших для зарождающейся Московской империи пунктов: легитимность и преемственность именно имперской власти, наследующей двум великим империям, право государя Московского претендовать на роль защитника и покровителя всех православных христиан, а также стремление освободить древний Царь-Град от захвативших его турок, аналогичное крестоносным походам Западного мира с целью освобождения Гроба Господня или испанской Реконкисте. Согласно доктрине "Третьего Рима" все православные земли (а также все земли, которые когда-либо были православными) естественным образом должны были находиться под контролем и покровительством Москвы. Сюда входил и Крым, где крестился св.Владимир, и территория бывшего княжества Тьмутараканского, и православные грузинские княжества Закавказья. Собственно, именно так и сформулировал свое право на завоевание Астрахани сын Василия III, Иван IV, более известный как Иван Грозный. Он объявил Астрахань "... древним владением Нашим, Тьмутараканью именуемым, где правили предки Наши". Географически это было несколько неточно, но, поскольку ко времени правления Ивана Грозного о Тьмутаракани было известно лишь то, что она находилась где-то "у южного моря", Астрахань вполне отвечала подобному описанию.
Со времен завоевания Казани и Астрахани южное направление стало главнейшим в геополитических планах российских правителей, не утратив своего значения даже после того, как Петр I развернул свою бурную деятельность по прорубанию окон на Запад. При этом преследовались планы как краткосрочные, так и более долгосрочные, глобальные. Наиболее жгучей задачей внешней политики на южном направлении было, разумеется, максимальное противодействие и отпор Крымским ханам, вассалам Османской империи. Набеги крымчаков были достаточно регулярными (т.к. именно за счет набегов и содержалось крымское войско) и чрезвычайно разрушительными. В 1521 году армия хана Мухаммад-Гирея дошла до Москвы, разорила Рязань, Нижний Новгород, Коломну, Владимир и увела с собой около 300-400 тысяч человек в татарско-турецкий плен. Разумеется, разорение такого масштаба случалось нечасто, нечасто крымским ханам удавалось так далеко проникнуть вглубь русской территории, но опасность с юга сохранялась постоянно. В 1567 г. хан Крымский указывал в письме Ивану Грозному, что захватил 20 тысяч пленных, что, даже принимая во внимания возможность преувеличений в таких случаях, остается огромной цифрой. Слегка забегая вперед и чтобы уже более не возвращаться к крымской теме, сразу скажу, что набеги на российскую территорию продолжались еще двести лет. Они не всегда были удачны, но, тем не менее, делали колонизацию южных провинций России практически невозможной. В 1769 году армия хана Керим-Гирея вторглась в Елисаветградскую губернию и захватила более тысячи человек пленных, множество крупного и мелкого скота. Историк Владимир Соловьев назвал это событие "последним татарским нашествием в русской истории". После этого ликвидация Крымского ханства и присоединение Крыма к Российской империи стало только вопросом времени. У правительства Екатерины II было достаточно сил и возможностей для того, чтобы обезопасить свои южные границы. В 1783 году был издан Манифест о присоединении Крыма, Россия вышла к Черному морю. Казалось, вот-вот на горизонте появятся купола собора св.Софии, на которые можно будет водрузить православный крест.
Собственно, разрабатывая стратегические планы на южном направлении Екатерина следовала в колее, проложенной до нее многими ее предшественниками, начиная с Великих Князей Московских и кончая Петром I, который, кстати, начал свою военную дейтельность именно с войны против турок, потерпел в ней весьма недвусмысленное поражение, о котором русские историки вспоминать не любят и переключился после этого на окно в Европу, что, как ни странно, оказалось проще. Ну не парадокс ли, в самом-то деле: Карл XII, наводивший на европейцев страх и ужас, оказался Петру в конце-то концов вполне по зубам, в то время, как из конфликта с турками русскому царю едва удалось уйти живым... Парадокс, повторяющийся во времени и в русской истории снова и снова.
Однако, вернемся к "веку золотому Екатерины", поскольку именно тогда окончательно сформировались цели, направления и идеология российской политики на южном направлении. Екатерина совершенно всерьез рассматривала возможность ликвидации Османской империи силами России и создания на ее месте вассального православного государства, на трон которого взошел бы один из ее внуков. Скорее всего, на эту роль она прочила Великого князя Константина, судя по имени, которое она выбрала для своего второго внука (первый был назван Александром не без аллюзий с Александром Македонским, создавшим всемирную империю). Не зря на британской карикатуре того времени черт (или, может, подымай выше, Дьявол?!) подносит Екатерине на блюде Варшаву и Константинополь, ох не зря... С Варшавой все получилось более-менее как на художник изобразил, хотя и не без неприятностей в виде восстаний и возмущений, а вот со Стамбулом-Константинополем дело застопорилось.
Странное, казалось бы дело: успехи российского оружия в Европе были несомненны и триумфальны. Я уже писала в прошлом посте и о захвате Берлина в ходе Семилетней войны, и о разгроме Наполеона, не говоря уж о Полтаве, что было еще ДО того. Походы Суворова, опять же, разделы Польши. На европейском театре русская армия проявляла себя блестяще, и к середине XIX в. прочно завоевала России место среди держав "первой величины" по уровню влияния. А вот с турками не вытанцовывалось да и только. Войны с Турцией велись практически постоянно и небезуспешно: то Крым и Очаков присоединим, то Бессарабию, то Сухум-кале и устье Дуная ... Правда, кое-что приходилось потом и отдавать. Так что получалось, что двести сорок лет войн с турками (перерывы между войнами были в среднем не более 19 лет) ни к какому решительному результату не привели. Стамбул, в отличие от Берлина или, скажем, Парижа, русские казаки не взяли, и коней в Кызыл-Ирмаке им напоить не довелось.
Таким образом получилось, что южное направление, в отличие от западного, стало, как ни странно, для России, во-первых, идеологически приоритетным (как обоснование имперских притязаний в практически всемирном масштабе), а, во-вторых, едва ли не гиблым. Ну судите сами: семьдесят лет (!) войны за Кавказ. Результат? Приобретение символической территории, все значение которой состоит в том, что она дает возможность доступа к Закавказским православным христианским владениям России. Которые тоже, собственно, золотой жилой не являются, и доходов от них никаких особых не ожидается. Далее. Войны с Турцией. Результат ? За исключением присоединения Крыма, что было несомненной и серьезнейшей победой России, по большей части ничья. По крайней мере цели своей в данной области Россия не достигла: Османская империя осталась мусульманской до самого своего катастрофического развала после Первой Мировой войны.
Так откуда, повторяю я снова и снова, популярность имперского продвижения на Юг? Как мне представляется, доктрина "Москвы как Третьего Рима" оказалась не только полезна для обоснования династических и геополитических устремлений российского государства. Она оказалась и весьма популярной основой для русского самосознания, что касалось не только образованных классов, но и самых широких слоев населения. Этому, разумеется, способствовали и татарские набеги, продолжавшиеся до конца восемнадцатого века и отраженные в народных песнях, сказках и легендах. Песня про "три татарина" (или "злы татарове", вариантов ее было множество) и ей подобные пелись в веке шестнадцатом, продолжали петься и в девятнадцатом, и в двадцатом. Народное самосознание органично восприняло концепцию "Третьего Рима" и сделало ее такой популярной именно потому, что она создавала гармоничную картину мира, в которой Россия, во-первых, выступала законной наследницей центра древнего Православия, а, во-вторых, являлась покровительницей и защитницей православных во всем мире. От таких же вот "татар", как те, о которых пелось в песнях.
Возможно, это была единственная НЕпротиворечивая идея, которую могли воспринять представители русских образованных классов, воспитанные крепостными мамками и няньками, слушавшие их песни и сказки в детстве. Это было единственное, что абсолютно логично вписывалось в представление русской аристократии о себе как принадлежащей одновременно России и Западу и одновременно противостоящей Османской империи на правах защитника священных традиций. Ах, да, ну и светоч цивилизации в темные уголки мира нужно было нести заодно. Какие, собственно, претензии могли быть у грузин или армян против русских? Из же освобождали от угрозы исламского засилья и, возможно (что в случае Грузии было вполне реально, кстати) полного уничтожения!
Так что практически никакого удивления у публики не вызывал глуповский градоначальник, составлявший планы войны против Византии и даже написавший следующее предписание географу Арсеньеву: "Предоставляется вашему благородию на будущее время известную вам Византию во всех учебниках географии числить тако: Константинополь, бывшая Византия, а ныне губернский город Екатериноград, стоит при излиянии Черного моря в древнюю Пропонтиду и под сень Российской державы приобретен в 17... году, с распространением на оный единства касс (единство сие в том состоит, что византийские деньги в столичном городе Санкт-Петербурге употребление себе находить должны)". Вполне разумное и в духе времени распоряжение сочинил Василиск Семенович Бородавкин. Это потом он войны за просвещение начал. Исключительно от невозможности присоединить Византию.