«Шансонное» интервью Городницкого 20.03.2014
Александр Городницкий: «Стихи пишу на ходу»
20.03.2014, Серго Кухианидзе
Фото: официальный сайт Городницкого и пресс-служба «Радио Шансон»
Имя Городницкого стоит в одном ряду с такими мастерами, как Окуджава, Галич, Визбор, Ким... При этом его основная профессия весьма далека от сочинительства. Городницкий - геофизик, доктор геолого-минералогических наук, профессор, академик РАЕН, долгие годы работающий в Институте океанологии им. П. П. Ширшова. С научными экспедициями он объездил чуть ли не весь мир, был на Северном полюсе и в Антарктиде, многократно погружался на дно океана в подводных обитаемых аппаратах. Непонятно лишь одно: когда он успевает писать свои замечательные стихи? А ведь их у него уже не одна сотня!
- Александр Моисеевич, начну с шутливого вопроса. Вам по-прежнему снятся «крокодилы, пальмы, баобабы и жена французского посла»?
- Ну, сейчас в силу моего возраста уже в меньшей степени. Но иногда все-таки снятся. Особенно последнее. (Улыбается.)
- На самом деле мой вопрос шутливый лишь отчасти. Эту веселую песню «Жена французского посла», написанную в Африке, вам ведь в свое время запрещали петь, правильно?
- Да, причем мне не просто не разрешали ее исполнять. Мне запретили выезжать за рубеж, отобрали на 3 года загранпаспорт, инкриминируя... «интимную связь с женой французского посла на африканской территории».
- Абсурд! То есть вы стали «невыездным», к тому же ваши стихи много лет в СССР не издавались. Принимая во внимание эти обстоятельства, скажите, неужели никогда не возникало желания остаться за границей?
- Если бы оно у меня возникло, я бы давно так и сделал. Потому что возможностей, действительно, было предостаточно. Но желание такое, к сожалению или к счастью, меня никогда не посещало. И еще. Знаете, как говорится, моя родина - мой язык. Мой язык русский, других я не знаю. А кому нужен человек, пишущий по-русски, кроме России? Мы в этом плане там абсолютно не нужны.
- Ладно, спрошу иначе. В какой стране, где довелось побывать, вам наиболее комфортно?
- Самая комфортная из тех стран, что я видел, это, пожалуй, Н. Зеландия. Там и климат прекрасный, и сама она всегда находилась полностью в стороне от многих проблем, войн... Люди там совершенно другие, добрые. Там как на другой планете. Так же комфортно я чувствую себя в Австралии и, пожалуй, еще в Канаде. Это страны, сформировавшиеся из эмигрантов. И поэтому там нет национализма, который есть во всех монокультурах, чтобы ни говорили. В странах, которые я назвал, самое приятное, с моей точки зрения, человеческое сообщество.
- Раз ваши песни запрещали, вы, надо думать, были в Советском Союзе диссидентом, ярым антисоветчиком...
- Это вопрос серьезный. Очень многие барды моего поколения, те, что живы, сейчас бьют себя в грудь и кричат, что они всегда боролись с советской властью, что их запрещали... Хотя я точно знаю, что это неправда. Сам же я совершенно открыто заявляю, что никогда с советской властью не боролся и никогда не был диссидентом. Более того, как научный сотрудник я работал над проблемами нашего славного ВМФ. И не стыжусь этого обстоятельства. Хотя, конечно, были такие герои-диссиденты, как Галич, Ким, молодой Высоцкий и многие другие. Иное дело, что власть воевала с нами. Потому что авторская песня с самого начала стала жанром нелегальным и преследуемым. Независимо от того, о чем пели, что пели и кто пел. Причина проста: авторская песня не укладывалась в рамки соцреализма.
- Что же это такое - авторская песня?
- Да, название, что и говорить, не очень. Ведь автор, по сути, есть у каждой песни. Но в данном случае подразумевалось то, что один и тот же человек придумывает стихи, а тогда главным был текст, мелодия имела второстепенное значение... Суть авторской песни, таким образом, в соединении стихов, мелодии и личности автора, которая, наоборот, значила много. Всем было интересно, что думают, чувствуют такие яркие личности, как Окуджава, Галич, Высоцкий... К слову, именно отсутствие интересных личностей в этом жанре сегодня приводит его к жесточайшему кризису. По сравнению, разумеется, с 1960-ми.
- Получается, авторская песня это только наше, советское изобретение?
- Я бы так не сказал. Есть аналогии и на Западе. Например, французский шансон. Шарль Азнавур>, Жак Брель, Ив Монтан. Окуджава мне даже рассказывал, что за гитару взялся после приезда в Москву Ива Монтана - такое впечатление произвело на него тогда песенное искусство этого француза. Словом, я считаю, что на нашу авторскую песню большое влияние оказал французский шансон. Хотя имеются у нее и чисто российские исторические корни. Это и цыганский, и городской романс, и, наконец, русская народная песня. А вообще у авторской песни есть много родственных жанров, то же американское кантри, например.
- То есть авторская песня и есть шансон?
- Можно сказать и так. Во всяком случае, между ними нет непримиримых противоречий. Ведь «шансон» в переводе - песня, и, как правило, песня авторская.
- Но почему авторская песня переживает сейчас такой кризис?
- Потому что в 1960-е авторская песня была формой звучащей литературы. С гитарой, скажем так, в руках. Или с фортепиано, как в случае с Вертинским. Но у следующих поколений таких стихов уже не было. Авторская песня ушла из литературы, вышла на эстраду и живет теперь по ее законам, являясь элементом шоу-бизнеса, причем не самым лучшим. Это во-первых. Во-вторых, авторская песня возникла на основе протеста, оттепели 1960-х. А сегодня где и какой протест в авторской песне, хотя проблем немало? Сейчас же главное другое: сделайте нам красиво. То есть авторская песня уже не та. Можно ли вернуть к ней интерес? Нужно, чтобы писать в этом жанре и исполнять песни начали молодые, талантливые люди нового поколения.
- Александр Моисеевич, вы ученый, причем крупный. У вас имеется немало открытий в области геофизики. Не пойму, когда вы пишете свои стихи: в свободное от работы время?
- Да, так всю жизнь и пишу - на ходу. Ни одной песни, кстати, не написал дома, сидя за письменным столом. Это происходит на корабле, на вахте или когда иду по улице, стою под душем. Ни с того, ни с сего какая-то строчка начинает «наматываться» на музыку. Нотной грамоты я не знаю, поэтому мелодию, которую я начинаю напевать, запоминаю, после чего кто-то понимающий записывает ее.
- Но как вообще вы стали писать стихи?
- Дурацкая, в общем-то, история. (Смеется.) В школе у меня был приятель, сосед по парте Володя Михайловский. Он рисовал тогда и сейчас тоже блестяще рисует. Володя художник-маринист. Как-то он пошел записываться в кружок рисования. Сам я чудовищно рисовал, но отправился вместе с Володей. Когда мы пришли во Дворец пионеров, выяснилось, что в тот день кружок рисования был закрыт. Но рядом была открыта дверь, где читали стихи. Стихи мне понравились. Оказалось, что это был кружок литературного творчества. Чтобы в него поступить, надо было написать два стихотворения или один рассказ. Я побежал домой и за неделю состряпал 2 стихотворения. Одно из них, признаюсь, подозрительно смахивало на лермонтовское стихотворение о гладиаторах, второе было про геологов. Как бы то ни было, меня в тот кружок литературного творчества приняли. Если б случилось иначе, даже не знаю, стал бы я писать стихи?
[C незначительными сокращениями]
От себя:
Мне тоже нравится Н. Зеландия. Именно за умиротворённость и толерантность.
И я рада в очередной раз убедиться, что внутренняя и творческая свобода в СССР не требовала становиться антисоветчиком.
20.03.2014, Серго Кухианидзе
Фото: официальный сайт Городницкого и пресс-служба «Радио Шансон»
Имя Городницкого стоит в одном ряду с такими мастерами, как Окуджава, Галич, Визбор, Ким... При этом его основная профессия весьма далека от сочинительства. Городницкий - геофизик, доктор геолого-минералогических наук, профессор, академик РАЕН, долгие годы работающий в Институте океанологии им. П. П. Ширшова. С научными экспедициями он объездил чуть ли не весь мир, был на Северном полюсе и в Антарктиде, многократно погружался на дно океана в подводных обитаемых аппаратах. Непонятно лишь одно: когда он успевает писать свои замечательные стихи? А ведь их у него уже не одна сотня!
- Александр Моисеевич, начну с шутливого вопроса. Вам по-прежнему снятся «крокодилы, пальмы, баобабы и жена французского посла»?
- Ну, сейчас в силу моего возраста уже в меньшей степени. Но иногда все-таки снятся. Особенно последнее. (Улыбается.)
- На самом деле мой вопрос шутливый лишь отчасти. Эту веселую песню «Жена французского посла», написанную в Африке, вам ведь в свое время запрещали петь, правильно?
- Да, причем мне не просто не разрешали ее исполнять. Мне запретили выезжать за рубеж, отобрали на 3 года загранпаспорт, инкриминируя... «интимную связь с женой французского посла на африканской территории».
- Абсурд! То есть вы стали «невыездным», к тому же ваши стихи много лет в СССР не издавались. Принимая во внимание эти обстоятельства, скажите, неужели никогда не возникало желания остаться за границей?
- Если бы оно у меня возникло, я бы давно так и сделал. Потому что возможностей, действительно, было предостаточно. Но желание такое, к сожалению или к счастью, меня никогда не посещало. И еще. Знаете, как говорится, моя родина - мой язык. Мой язык русский, других я не знаю. А кому нужен человек, пишущий по-русски, кроме России? Мы в этом плане там абсолютно не нужны.
- Ладно, спрошу иначе. В какой стране, где довелось побывать, вам наиболее комфортно?
- Самая комфортная из тех стран, что я видел, это, пожалуй, Н. Зеландия. Там и климат прекрасный, и сама она всегда находилась полностью в стороне от многих проблем, войн... Люди там совершенно другие, добрые. Там как на другой планете. Так же комфортно я чувствую себя в Австралии и, пожалуй, еще в Канаде. Это страны, сформировавшиеся из эмигрантов. И поэтому там нет национализма, который есть во всех монокультурах, чтобы ни говорили. В странах, которые я назвал, самое приятное, с моей точки зрения, человеческое сообщество.
- Раз ваши песни запрещали, вы, надо думать, были в Советском Союзе диссидентом, ярым антисоветчиком...
- Это вопрос серьезный. Очень многие барды моего поколения, те, что живы, сейчас бьют себя в грудь и кричат, что они всегда боролись с советской властью, что их запрещали... Хотя я точно знаю, что это неправда. Сам же я совершенно открыто заявляю, что никогда с советской властью не боролся и никогда не был диссидентом. Более того, как научный сотрудник я работал над проблемами нашего славного ВМФ. И не стыжусь этого обстоятельства. Хотя, конечно, были такие герои-диссиденты, как Галич, Ким, молодой Высоцкий и многие другие. Иное дело, что власть воевала с нами. Потому что авторская песня с самого начала стала жанром нелегальным и преследуемым. Независимо от того, о чем пели, что пели и кто пел. Причина проста: авторская песня не укладывалась в рамки соцреализма.
- Что же это такое - авторская песня?
- Да, название, что и говорить, не очень. Ведь автор, по сути, есть у каждой песни. Но в данном случае подразумевалось то, что один и тот же человек придумывает стихи, а тогда главным был текст, мелодия имела второстепенное значение... Суть авторской песни, таким образом, в соединении стихов, мелодии и личности автора, которая, наоборот, значила много. Всем было интересно, что думают, чувствуют такие яркие личности, как Окуджава, Галич, Высоцкий... К слову, именно отсутствие интересных личностей в этом жанре сегодня приводит его к жесточайшему кризису. По сравнению, разумеется, с 1960-ми.
- Получается, авторская песня это только наше, советское изобретение?
- Я бы так не сказал. Есть аналогии и на Западе. Например, французский шансон. Шарль Азнавур>, Жак Брель, Ив Монтан. Окуджава мне даже рассказывал, что за гитару взялся после приезда в Москву Ива Монтана - такое впечатление произвело на него тогда песенное искусство этого француза. Словом, я считаю, что на нашу авторскую песню большое влияние оказал французский шансон. Хотя имеются у нее и чисто российские исторические корни. Это и цыганский, и городской романс, и, наконец, русская народная песня. А вообще у авторской песни есть много родственных жанров, то же американское кантри, например.
- То есть авторская песня и есть шансон?
- Можно сказать и так. Во всяком случае, между ними нет непримиримых противоречий. Ведь «шансон» в переводе - песня, и, как правило, песня авторская.
- Но почему авторская песня переживает сейчас такой кризис?
- Потому что в 1960-е авторская песня была формой звучащей литературы. С гитарой, скажем так, в руках. Или с фортепиано, как в случае с Вертинским. Но у следующих поколений таких стихов уже не было. Авторская песня ушла из литературы, вышла на эстраду и живет теперь по ее законам, являясь элементом шоу-бизнеса, причем не самым лучшим. Это во-первых. Во-вторых, авторская песня возникла на основе протеста, оттепели 1960-х. А сегодня где и какой протест в авторской песне, хотя проблем немало? Сейчас же главное другое: сделайте нам красиво. То есть авторская песня уже не та. Можно ли вернуть к ней интерес? Нужно, чтобы писать в этом жанре и исполнять песни начали молодые, талантливые люди нового поколения.
- Александр Моисеевич, вы ученый, причем крупный. У вас имеется немало открытий в области геофизики. Не пойму, когда вы пишете свои стихи: в свободное от работы время?
- Да, так всю жизнь и пишу - на ходу. Ни одной песни, кстати, не написал дома, сидя за письменным столом. Это происходит на корабле, на вахте или когда иду по улице, стою под душем. Ни с того, ни с сего какая-то строчка начинает «наматываться» на музыку. Нотной грамоты я не знаю, поэтому мелодию, которую я начинаю напевать, запоминаю, после чего кто-то понимающий записывает ее.
- Но как вообще вы стали писать стихи?
- Дурацкая, в общем-то, история. (Смеется.) В школе у меня был приятель, сосед по парте Володя Михайловский. Он рисовал тогда и сейчас тоже блестяще рисует. Володя художник-маринист. Как-то он пошел записываться в кружок рисования. Сам я чудовищно рисовал, но отправился вместе с Володей. Когда мы пришли во Дворец пионеров, выяснилось, что в тот день кружок рисования был закрыт. Но рядом была открыта дверь, где читали стихи. Стихи мне понравились. Оказалось, что это был кружок литературного творчества. Чтобы в него поступить, надо было написать два стихотворения или один рассказ. Я побежал домой и за неделю состряпал 2 стихотворения. Одно из них, признаюсь, подозрительно смахивало на лермонтовское стихотворение о гладиаторах, второе было про геологов. Как бы то ни было, меня в тот кружок литературного творчества приняли. Если б случилось иначе, даже не знаю, стал бы я писать стихи?
[C незначительными сокращениями]
От себя:
Мне тоже нравится Н. Зеландия. Именно за умиротворённость и толерантность.
И я рада в очередной раз убедиться, что внутренняя и творческая свобода в СССР не требовала становиться антисоветчиком.