Майсы от Абраши. 53. МЕСТО ВСТРЕЧИ ИЗМЕНИТЬ НЕЛЬЗЯ или РОМАН БЕЗ ПРАВА ПЕРЕПИСКИ
Преступника тянет на место преступления, а зека - в самую первую камеру. И вот я в городе, поделившем всю мою жизнь на «до» и «после».
В остальном мире - Нью-Йорке, Москве, Вильнюсе, Вене - есть возможное, а есть невозможное, здесь же выполнимость задачи зависит от количества друзей. Тут ещё работает талмудический принцип «хаврей дехавре - хавре ис лох», то есть всё решается через цепочку рукопожатий. Невзначай упоминаешь хорошему человеку о своём капризе, а тот: бывший начальник полиции - мой должник, ну он то не может не знать нынешнего. Звонит, рассказывает «за Абрашу», через полчаса ему перезванивает «гражданин начальник» и сообщает, что к трём часам пришлёт своего шофёра за бывшим прихожанином его нынешней епархии.
Без пяти три - БМВ с мигалкой у дверей гостиницы. Вот я уже не без дрожи вхожу в здание, где Марина просиживала часами только чтобы узнать, что «арестован за совершение особо тяжкого», что «свиданий подследственным не положено», а «передача только после вступления приговора в законную силу», куда моя мама «таскалась на допросы к вертухаям», да и я провёл не самые приятные в жизни сутки.
Неприлично молодой подполковник вскакивает мне навстречу и жмёт руку. На стенах начальского кабинета - ни Дзержинского, ни Менжинского, ни даже президента. Зато есть полки с книгами. Хозяин представляется: «Роман». Надписываю автограф: «Дорогому Роману от автора...» Дальше следует увлечённый рассказ об истории города от средневекового монастыря и до ликвидации последствий Чернобыля.
Узнав о цели моего визита, начальник аж подпрыгивает:
- Старые камеры в подвале! Это ж я приказал их сохранить! Там всё хотели перестроить и сделать новые КПЗ, а я, тогда ещё зам, отвоевал их, чтобы превратить в музей, чтоб люди знали, как нарушались права человека в Советском Союзе! И точно, последняя камера называлась «холодильник»! Идёмте, я проведу вас!
Но сначала гордый подполковник провёл меня по всему УВД, рассказывая как пришёл сюда сержантом, отслужив пару лет в ГАИ, поднялся по всем ступенькам и знает здесь каждый шпингалет. Правда, о моих следаках, Чернове и Беде, не слышал ни он, ни самый пожилой в управлении начальник отдела кадров. Уже несколько поколений сменилось...
Дотошный начальник открывал передо мной каждую дверь, начав с новых камер предвариловки. Он хотел меня впечатлить, и ему это таки удалось! Марасы с ватой внутри! Ложки с черенками и кружки с ручками! Окна без баянов!
- У нас нормативы на количество дневного света в камерах...
Стены не закопчённые и без «шубы»!
Мне открыли каптёрку и показали постельное бельё (вы не поверите!) белого цвета!
- Мы его ещё и крахмалим...
Предъявили тюремное питание в одноразовых упаковках: лапша быстрого приготовления с якобы мясом. От дегустации я отказался... В камере унитаз под металлической крышкой.
Открыли камеру с реальным арестантом. Тот смотрит на вошедших, мент говорит: «Вот сидит клиент, думает.» Мне стало неудобно, что мы к «земляку» в хату как в зоопарк, я добавляю: «Я тут тоже думал...»
Дальше - оружейки, склады боеприпасов, касок, противогазов, комнаты оперов, кабинеты следаков, все вскакивают по стойке «смирно» перед начальником. Гордость УВД - командный центр дежурного по городу, как ЦУП у космонавтов. Масса мониторов, подвешенных к потолку, офицеры у компьютеров, телефоны трезвонят, лампочки мигают. Подполковник, вжившийся в роль экскурсовода, объясняет мне про план «перехват».
- По городу работают сто пятьдесят уличных камер слежения, изображения с них выводятся на эти мониторы. Если совершено преступление, мы, глядя на них, даём команду патрульным машинам следовать по расширяющейся спирали по району или, наоборот по сужающейся, чтобы поймать преступников. Сейчас мы вам покажем, как эта система действует. Капитан, включайте камеры!
Дежурный по городу начинает спешно выдвигать ящики своего письменного стола. Там запасные обоймы к Макарову, несколько сотовых телефонов, папки, аккумуляторы к рации... Наконец, под одной из папок он, радостный, находит клочок бумаги с паролем к системе. Вводит его на компьютере, застывает в недоумении.
- Так это старый пароль! - оправдывается капитан перед начальником.
- А где новый? - недоумевает Роман.
- Ивченко сменил его, а куда дел бумажку? - тут уже вся смена хлопает ящиками стола, перетряхивает папки, обоймы и аккумуляторы. Пароль безнадёжно утерян!
Молодой их начальник выдаёт такую тираду, упоминая матерей всего личного состава, умственные и антропологические характеристики своих подчинённых, что я вдруг понимаю, что мы не в Берлине или Токио, моя милиция меня бережёт, а любимый город может спать спокойно.
После этой прелюдии мы, наконец, спускаемся в подвал. Не передать! Я внимательно вглядываюсь в сбитые ступени, решётчатые переборки, обшарпанные стены цугундера. Бывший пост охраны с железной печкой-буржуйкой - себя-то они обогревали! «Не курить», «...на два оборота ключа», так и ждёшь, что сзади послышится лай «Лицом к стене!» и звон ключей...
Всего четыре старых камеры в конце тёмного коридора. Выкрашенные зелёной краской железные двери с глазками, но без кормушек. Сейчас тут склад вещдоков: краденные велосипеды, мешки, банки, пакеты. Под грудой хлама - нара, та самая, к которой я примёрз на рассвете! Лампочка в зарешёченной нише над дверью. На стене - еле различимая нацарапанная надпись: «Нас не сломить!»
Но главное - запах! Он не изменился за тридцать пять лет, а я-то его позабыл! Не истребить запах кичи из подвала, как не истребить запах кичи из зека...
- Жалко, что вы нас заранее не предупредили, - оправдывается начальник.
Он диктует мне номер своего мобильного, но просит не писать «Нач. УВД».
- Запишите меня просто «Роман», а то номер мой для служебного пользования, вдруг у вас телефон украдут...
- А в следующий раз, как приедете, позвоните мне денька за три, так мы из камеры все вещдоки вынесем, приготовим её для вас, сможете посидеть тут запертым...