ШМЕМАН о РАДОСТИ
Начало "ложной религии" - неумение радоваться, вернее - отказ от радости. Между тем радость потому так абсолютно важна, что она есть несомненный плод ощущения Божьего присутствия. Нельзя знать, что Бог есть, и не радоваться. И только по отношению к ней - правильны, подлинны, плодотворны и страх Божий, и раскаяние, и смирение. Вне этой радости - они легко становятся "демоническими", извращением на глубине самого религиозного опыта. Религия страха. Религия псевдосмирения. Религия вины: все это соблазны, все это "прелесть". Но до чего же она сильна не только в мире, но и внутри Церкви… И почему-то у "религиозных" людей радость всегда под подозрением. Первое, главное, источник всего: "Да возрадуется душа моя о Господе…" (Пс.34:9). Страх греха не спасает от греха. Радость о Господе спасает.
Чувство вины, морализм не "освобождают" от мира и его соблазнов. Радость - основа свободы, в которой мы призваны "стоять" (Гал.5:1). Где, как, когда извратилась, замутилась эта "тональность" христианства или, лучше сказать, где, как и почему стали христиане "глохнуть" к ней? Как, когда и почему вместо того, чтобы отпускать измученных на свободу, Церковь стала садистически их запугивать и стращать?
И вот идут и идут за советом (сегодня - с 7.30 утра, а сейчас десять: исповедь, разговор, разговор, разговор - итого четыре человека с проблемами, не считая просьб о встречах на будущее). И какая-то слабость или ложный стыд мешают сказать каждому: "Никаких советов у меня нет. Есть только слабая, колеблющаяся, но для меня несомненная радость. Хотите?" Не хотят. Хотят разговоров о "проблемах" и болтовни о том, как их "разрешать". Нет, не было большей победы диавола в мире, чем эта "психологизация религии". Доказательство: все что угодно есть в психологии, одно в ней абсолютно невозможно, немыслимо и недопустимо: радость….
По-моему, все простит Бог кроме "безрадостности", которая состоит в забвении того, что Бог сотворил мир и спас его… Радость эта - не одна из "составных частей" христианства, это его "тональность", пронизывающая собой все - и веру, и "мироощущение". Там, где нет радости, христианство, как и религия, становится "страхом" и потому - мучением. Но ведь даже о падшести мира (срединный член моей "триединой интуиции": Творение - Падшесть - Спасение) мы знаем только из знания его сотворенности и его "спасенности" Христом. И плач о падшести не убивает радости, вымогающей в "мире сем" - всегда, все время -"светлую печаль".
"Мир сей" - веселится, но он как раз безрадостен, ибо радость (в отличие от того, что американцы называют fun) может быть только от Бога, только - свыше. Но потому и христианство вошло в мир как радость. Не только радость о спасении, но спасение как радость. Только подумать - мы каждое воскресенье "трапезуем" со Христом, "за Его трапезой, в Его Царствии", а потом погружаемся в свои "проблемы", в страх и мученье… Бог спас мир радостью, "но печаль ваша в радость будет", "и радости вашей никто не отнимет от вас…" (Ин.16:20, 22). …
Сила греха не в соблазне очевидного зла, а в скованности души всякой мелочью, страстишками, в невозможности для нее, души, "невозбранно дышать небом…" ("И небом невозбранно дышит / Почти свободная душа" - В. Ходасевич). Но чтобы бороться с этим - недостаточно "просто призывать к церковности и молитве. И церковность может быть, и часто бывает, мелочной, и молитва - эгоцентрической. Всегда все тот же вопрос: о "сокровище сердца". О том, в чем - радость… Без радости и церковность, и молитва как-то безблагодатны, ибо их сила - в радости. Религия стала синонимом "серьезности", несовместимой с радостью. И потому она так слаба. От нее хотят ответов, мира, смысла, а она только в радости. Это ее ответ, включающий в себя все ответы. …
Мой "богословский" вопрос: почему видение, опыт, передаваемые, раскрываемые в богослужении Церкви (например. Страстная седмица), давно уже не "формируют", не определяют собою ни богословия, ни благочестия? Думаю об этом каждый день, стоя на светозарных, пасхальных Литургиях этой недели. Люди, православные, с одной стороны, - "любят" все это, а с другой - не живут этим. Почему? Богословие - потому, мне кажется, что оно не знает, что делать с "опытом", "радостью", "прозрачностью", то есть таинством в подлинном, эсхатологическом смысле и содержании этого слова. А "благочестие" - потому, думается, что оно насквозь пропитано религиозным эгоцентризмом. "О Тебе радуется, благодатная, всякая тварь" - тут все дело в радовании о другом, в любовании другим, и это значит - в "онтологическом" смирении, которое одно делает это радование, это любование возможными, а вот этой-то обращенности на другого, на другое - на Бога, человека, мир - и нет в "религиозности". Христианство дарует свободу и требует от человека свободы: свободы прежде всего от порабощенности собою, свободы зрения, слуха, обращенности ума и сердца. Ибо только в этой свободе загорается "радость о...", любованье, только в ней все становится прозрачным и восстанавливается утраченная в "первородном грехе" целостность. Историческое благочестие - это, по сути дела, "узость и теснота". И оно отравляет "церковность" больше, чем что-либо другое... Все в мире "скучно", пока не коснется его луч Духа, радости, свободы... Пока луч этот не сделает всего "прозрачным", и тогда душа "поет": "О Тебе радуется..."