МОЕ ЧТЕНИЕ 2020 ч.1.
Очередной год подходит к своему логическому завершению, а значит - самое время подводить некоторые итоги. Среди прочитанного в уходящем году в номинации «художественная литература» хотелось бы отметить следующую пятерку книг:
5) Гузель Яхина. Дети мои.
4) Стефан Цвейг. Подвиг Магеллана.
3) Стефан Цвейг. Нетерпение сердца.
2) Джон Стейнбек. Гроздья гнева.
1) Евгения Гинзбург. Крутой маршрут.
Как можно видеть, открывают и возглавляют этот импровизированный рейтинг книги, написанные женщинами, причем написанные на темы, неподъемные, я бы сказал, для большинства писателей, в том числе авторов-мужчин. Обе они посвящены разным этапам отечественной истории (если под оной разуметь историю, охватывающую советский период жизни народов, населявших СССР). Но если Е. Гинзбург описывает то, что сама пережила, то Г. Яхина воспользовалась при написании своей книги внешними источниками.
А теперь - немного подробнее.
Гузель Яхина. Дети мои. История «русского немца», шульмейстера Якоба Баха, которая разворачивается на фоне исторических событий первой половины ХХ века.
Если честно, после «Зулейхи…» я ожидал от этой книги большего. Во второй книге тоже чувствуется рука мастера, и виртуозное владение русским языком, но, но, но… Создается впечатление, что автор пишет книгу, желая соответствовать званию живого классика русской литературы. По моему мнению, если первая книга писалась сердцем, то вторая - умом. Если при чтении «Зулейхи…» я сопереживал героям, то здесь скорее ожидал, какой еще фортель выкинет автор, подмешав в текст то элементы магического реализма, то альтернативной истории, то еще чего-то. Посему, если два года назад я готов был отдать Гузели Яхиной с ее «Зулейхой» первое место, то сегодня - только пятое место.
Цитата из книги:
Внутри старика жил страх - Васька это уже позже увидел. Внутри каждого человека живет что-то одно, главное, что самую суть его составляет и всем остальным руководит. Вынь это главное - и кончится прежний человек, а останется одно пустое тело, будто мякоть сливовая без косточки. Кто ненавистью живет, кто - тоской, кто - похотью любовной. Старик немец жил - страхом. Страх этот по нескольку раз на день гнал его на берег. Выходил старик не на открытый утес, откуда хорошо просматривалась Волга, а прятался воровато за деревьями - оттуда наблюдал с напряжением за покрытой льдом рекой, вглядывался в смутные очертания левобережья, словно ожидая кого-то и одновременно боясь увидеть. Затем торопился домой и долго сидел на кухне - точил и без того острые края серпов и ножей о плоские камни, доводя лезвия до нестерпимого блеска. Внутри избы у входа стояли прислоненные к косяку вилы, коса и лопата. На подоконнике лежал топор.
Старик боялся не за себя - за девчонку. Страх этот был так велик, что иногда казалось, в полумраке комнаты Васька различает его очертания: толстый канат, вроде корабельного, вырастал из впалого стариковского живота и исчезал в глубине тощего девчачьего тельца. Канат всегда был натянут струной - и неважно, на каком расстоянии друг от друга находились отец с дочерью. Если Васька случайно оказывался между ними, то старался поскорее нырнуть в сторону - боялся удариться о канат. Умей хозяева разговаривать, страх старика, возможно, ослабел бы и пообтрепался в беседах. Но оба были немы, и в постоянной тишине этого странного дома канат крепчал и напрягался все больше, того и гляди - зазвенит.
Стефан Цвейг. Подвиг Магеллана. Книга посвящена истории жизни португальца Фернао де Магельаеша, более известного как Магеллан, который дома не пришелся ко двору, уехал в Испанию и первым в истории, именно под испанским флагом, совершил кругосветное путешествие. Интересно читать не только о самом путешествии, его опасностях и злоключениях, но и об исторической обстановке эпохи Великих географических открытий.
Цитата из книги:
В течение многих веков моряки боязливо сообщали друг другу, будто за мысом Нон (что означает мыс «Дальше пути нет») судоходство невозможно. За ним сразу начинается «зеленое море мрака», и горе кораблю, который осмелится проникнуть в эти роковые воды. От солнечного зноя в тех краях море кипит и клокочет. Обшивка корабля и паруса загораются; всякий христианин, дерзнувший проникнуть в это «царство сатаны», пустынное, как земля вокруг горловины вулкана, тотчас же превращается в негра. Такой непреодолимый ужас перед плаванием в южных морях породили эти россказни, что папе, дабы хоть как-нибудь доставить инфанту моряков, пришлось обещать каждому участнику экспедиций полное отпущение грехов; только после этого удалось завербовать нескольких смельчаков, согласных отправиться в неведомые края.
Стефан Цвейг. Нетерпение сердца. Психологическая драма, в которой раскрываются многие тайны человеческой души. Хорошо описаны внутренние метания главного героя, австрийского офицера Антона Гофмюллера, который желал то поступить по совести, то соответствовать ожиданиям окружающих в своих отношениях с влюбленной в него девушкой-инвалидом Эдит, к которой он сам не испытывал особых чувств.
Цитата из книги:
Сострадание - хорошо. Но есть два рода сострадания. Одно - малодушное и сентиментальное, оно, в сущности, не что иное, как нетерпение сердца, спешащего поскорее избавиться от тягостного ощущения при виде чужого несчастья; это не сострадание, а лишь инстинктивное желание оградить свой покой от страданий ближнего. Но есть и другое сострадание - истинное, которое требует действий, а не сантиментов, оно знает, чего хочет, и полно решимости, страдая и сострадая, сделать все, что в человеческих силах и даже свыше их. Если ты готов идти до конца, до самого горького конца, если запасешься великим терпением, - лишь тогда ты сумеешь действительно помочь людям.
Стейнбек Джон. Гроздья гнева. В книге описаны мытарства семьи Джоудов, которая во времена Великой депрессии вынуждена была покинуть насиженные места и отправиться в поисках работы в Калифорнию. Рекламные листки, распространяемые в районах, погибающих от неурожая, обещали на новом месте практически рай на земле, но суровая реальность разбивала все радужные мечты. Люди, съехавшиеся со всех сторон в Калифорнию, привыкшие к работе и желающие работать, либо вовсе не могли найти работу, либо заработка им едва хватало на очень скромное питание. Каждого, кто пытался протестовать, сразу же выбрасывали на улицу, а на его место брали другого изголодавшегося, которому платили еще меньше. Трагедия человеческой жизни при полном попустительстве государства.
Цитата из книги:
Есть у человека лошади - он на них и пашет, и боронит, и сено косит, а когда они стоят без дела, ведь ему и в голову не придет выгнать их из стойла на голодную смерть.
То лошади, - а мы люди.
Женщины следили за мужьями, следили, выдержат ли они на этот раз. Женщины стояли молча и следили за мужьями. А когда мужчины собирались кучками по нескольку человек, страх покидал их лица, уступая место злобе. И женщины облегченно вздыхали, зная, что теперь не страшно - мужчины выдержат; и так будет всегда - до тех пор, пока на смену страху приходит гнев.
Евгения Гинзбург. Крутой маршрут. Книга, которая пробирает до самых глубин сердца. Воспоминания женщины, прошедшей все круги ада сталинских репрессий. С потрясающей правдивостью описаны те ступени, по которым пришлось пройти каждому, кто попал в жернова коммунистического Молоха (следствие, суд, этап, лагерь). Книга изобилует портретами людей, которые сохранили либо утратили человеческий облик в условиях тотальной охоты на «врагов народа», а также фактами из жизни репрессированных и реабилитированных, умерших и выживших, палачей и жертв.
Цитата из книги:
В отличие от настоящего рая, небесного, на Таскане ни на минуту не отвлекаются от мысли о хлебе насущном. О царице Пайке. Ее нежат, холят, о ней тоскуют и спорят. Ее завещают перед смертью друзьям. Я много раз присутствовала при этих завещаниях и даже являлась вроде нотариуса при выражении последней воли умирающего.
- Смотри, сестрица! Ежели до обеда кончусь, пайку мою - Сереге! А то шакалья-то в палате много. Не ровен час - цапнут…
Завещания соблюдались строго. Шакалов, норовивших цапнуть пайку умершего, подвергали общему презрению, а иногда и кулачной расправе. Если, конечно, в палате находились такие, кто еще владел кулаками. Когда кто-нибудь умирал не в больнице, а в бараке, то смерть эту старались возможно дольше скрывать от начальства. Чтобы паечка шла и шла покойничку. Иногда даже поднимали мертвеца на поверку, ставили его в задний ряд, подпирая с двух сторон плечами и отвечая за него «установочные данные».
5) Гузель Яхина. Дети мои.
4) Стефан Цвейг. Подвиг Магеллана.
3) Стефан Цвейг. Нетерпение сердца.
2) Джон Стейнбек. Гроздья гнева.
1) Евгения Гинзбург. Крутой маршрут.
Как можно видеть, открывают и возглавляют этот импровизированный рейтинг книги, написанные женщинами, причем написанные на темы, неподъемные, я бы сказал, для большинства писателей, в том числе авторов-мужчин. Обе они посвящены разным этапам отечественной истории (если под оной разуметь историю, охватывающую советский период жизни народов, населявших СССР). Но если Е. Гинзбург описывает то, что сама пережила, то Г. Яхина воспользовалась при написании своей книги внешними источниками.
А теперь - немного подробнее.
Гузель Яхина. Дети мои. История «русского немца», шульмейстера Якоба Баха, которая разворачивается на фоне исторических событий первой половины ХХ века.
Если честно, после «Зулейхи…» я ожидал от этой книги большего. Во второй книге тоже чувствуется рука мастера, и виртуозное владение русским языком, но, но, но… Создается впечатление, что автор пишет книгу, желая соответствовать званию живого классика русской литературы. По моему мнению, если первая книга писалась сердцем, то вторая - умом. Если при чтении «Зулейхи…» я сопереживал героям, то здесь скорее ожидал, какой еще фортель выкинет автор, подмешав в текст то элементы магического реализма, то альтернативной истории, то еще чего-то. Посему, если два года назад я готов был отдать Гузели Яхиной с ее «Зулейхой» первое место, то сегодня - только пятое место.
Цитата из книги:
Внутри старика жил страх - Васька это уже позже увидел. Внутри каждого человека живет что-то одно, главное, что самую суть его составляет и всем остальным руководит. Вынь это главное - и кончится прежний человек, а останется одно пустое тело, будто мякоть сливовая без косточки. Кто ненавистью живет, кто - тоской, кто - похотью любовной. Старик немец жил - страхом. Страх этот по нескольку раз на день гнал его на берег. Выходил старик не на открытый утес, откуда хорошо просматривалась Волга, а прятался воровато за деревьями - оттуда наблюдал с напряжением за покрытой льдом рекой, вглядывался в смутные очертания левобережья, словно ожидая кого-то и одновременно боясь увидеть. Затем торопился домой и долго сидел на кухне - точил и без того острые края серпов и ножей о плоские камни, доводя лезвия до нестерпимого блеска. Внутри избы у входа стояли прислоненные к косяку вилы, коса и лопата. На подоконнике лежал топор.
Старик боялся не за себя - за девчонку. Страх этот был так велик, что иногда казалось, в полумраке комнаты Васька различает его очертания: толстый канат, вроде корабельного, вырастал из впалого стариковского живота и исчезал в глубине тощего девчачьего тельца. Канат всегда был натянут струной - и неважно, на каком расстоянии друг от друга находились отец с дочерью. Если Васька случайно оказывался между ними, то старался поскорее нырнуть в сторону - боялся удариться о канат. Умей хозяева разговаривать, страх старика, возможно, ослабел бы и пообтрепался в беседах. Но оба были немы, и в постоянной тишине этого странного дома канат крепчал и напрягался все больше, того и гляди - зазвенит.
Стефан Цвейг. Подвиг Магеллана. Книга посвящена истории жизни португальца Фернао де Магельаеша, более известного как Магеллан, который дома не пришелся ко двору, уехал в Испанию и первым в истории, именно под испанским флагом, совершил кругосветное путешествие. Интересно читать не только о самом путешествии, его опасностях и злоключениях, но и об исторической обстановке эпохи Великих географических открытий.
Цитата из книги:
В течение многих веков моряки боязливо сообщали друг другу, будто за мысом Нон (что означает мыс «Дальше пути нет») судоходство невозможно. За ним сразу начинается «зеленое море мрака», и горе кораблю, который осмелится проникнуть в эти роковые воды. От солнечного зноя в тех краях море кипит и клокочет. Обшивка корабля и паруса загораются; всякий христианин, дерзнувший проникнуть в это «царство сатаны», пустынное, как земля вокруг горловины вулкана, тотчас же превращается в негра. Такой непреодолимый ужас перед плаванием в южных морях породили эти россказни, что папе, дабы хоть как-нибудь доставить инфанту моряков, пришлось обещать каждому участнику экспедиций полное отпущение грехов; только после этого удалось завербовать нескольких смельчаков, согласных отправиться в неведомые края.
Стефан Цвейг. Нетерпение сердца. Психологическая драма, в которой раскрываются многие тайны человеческой души. Хорошо описаны внутренние метания главного героя, австрийского офицера Антона Гофмюллера, который желал то поступить по совести, то соответствовать ожиданиям окружающих в своих отношениях с влюбленной в него девушкой-инвалидом Эдит, к которой он сам не испытывал особых чувств.
Цитата из книги:
Сострадание - хорошо. Но есть два рода сострадания. Одно - малодушное и сентиментальное, оно, в сущности, не что иное, как нетерпение сердца, спешащего поскорее избавиться от тягостного ощущения при виде чужого несчастья; это не сострадание, а лишь инстинктивное желание оградить свой покой от страданий ближнего. Но есть и другое сострадание - истинное, которое требует действий, а не сантиментов, оно знает, чего хочет, и полно решимости, страдая и сострадая, сделать все, что в человеческих силах и даже свыше их. Если ты готов идти до конца, до самого горького конца, если запасешься великим терпением, - лишь тогда ты сумеешь действительно помочь людям.
Стейнбек Джон. Гроздья гнева. В книге описаны мытарства семьи Джоудов, которая во времена Великой депрессии вынуждена была покинуть насиженные места и отправиться в поисках работы в Калифорнию. Рекламные листки, распространяемые в районах, погибающих от неурожая, обещали на новом месте практически рай на земле, но суровая реальность разбивала все радужные мечты. Люди, съехавшиеся со всех сторон в Калифорнию, привыкшие к работе и желающие работать, либо вовсе не могли найти работу, либо заработка им едва хватало на очень скромное питание. Каждого, кто пытался протестовать, сразу же выбрасывали на улицу, а на его место брали другого изголодавшегося, которому платили еще меньше. Трагедия человеческой жизни при полном попустительстве государства.
Цитата из книги:
Есть у человека лошади - он на них и пашет, и боронит, и сено косит, а когда они стоят без дела, ведь ему и в голову не придет выгнать их из стойла на голодную смерть.
То лошади, - а мы люди.
Женщины следили за мужьями, следили, выдержат ли они на этот раз. Женщины стояли молча и следили за мужьями. А когда мужчины собирались кучками по нескольку человек, страх покидал их лица, уступая место злобе. И женщины облегченно вздыхали, зная, что теперь не страшно - мужчины выдержат; и так будет всегда - до тех пор, пока на смену страху приходит гнев.
Евгения Гинзбург. Крутой маршрут. Книга, которая пробирает до самых глубин сердца. Воспоминания женщины, прошедшей все круги ада сталинских репрессий. С потрясающей правдивостью описаны те ступени, по которым пришлось пройти каждому, кто попал в жернова коммунистического Молоха (следствие, суд, этап, лагерь). Книга изобилует портретами людей, которые сохранили либо утратили человеческий облик в условиях тотальной охоты на «врагов народа», а также фактами из жизни репрессированных и реабилитированных, умерших и выживших, палачей и жертв.
Цитата из книги:
В отличие от настоящего рая, небесного, на Таскане ни на минуту не отвлекаются от мысли о хлебе насущном. О царице Пайке. Ее нежат, холят, о ней тоскуют и спорят. Ее завещают перед смертью друзьям. Я много раз присутствовала при этих завещаниях и даже являлась вроде нотариуса при выражении последней воли умирающего.
- Смотри, сестрица! Ежели до обеда кончусь, пайку мою - Сереге! А то шакалья-то в палате много. Не ровен час - цапнут…
Завещания соблюдались строго. Шакалов, норовивших цапнуть пайку умершего, подвергали общему презрению, а иногда и кулачной расправе. Если, конечно, в палате находились такие, кто еще владел кулаками. Когда кто-нибудь умирал не в больнице, а в бараке, то смерть эту старались возможно дольше скрывать от начальства. Чтобы паечка шла и шла покойничку. Иногда даже поднимали мертвеца на поверку, ставили его в задний ряд, подпирая с двух сторон плечами и отвечая за него «установочные данные».