ДЕМОКРАТИЯ ПО-РУССКИ
А вот Карпухин, как депутат Государственной думы, в этот день очутился на перроне Николаевского вокзала. «Эх-ма! Во, Питер-то какой - красота. Держи карман. Говорят, жуликов тута не оберешься. Да и людей трамваями давит...»
Фанерный чемодан с висячим замком больно резал плечо члену первого русского парламента. И вдруг кто-то сказал ему:
- Поставьте, поставьте... Вы же отныне член правительства! Вам не пристало таскать тяжести... Носильщик!
Господин, остановивший Карпухина, был полон, высок, дороден. Он приподнял над головой котелок и поклонился мужику:
- Будем знакомы, коллега: Ерогин, Михаил Михайлович - гродненский предводитель дворянства. Избран, как и вы, в думу от крестьянской курии. Как ярый защитник интересов народа...
Карпухину, конечно, здорово повезло: прись тут с мешком да чемоданом, город незнакомый, еще лихач раздавит, а вот господин Ерогин - добрей не придумать, и говорит так ласково:
- Сударь, памятуя о подобных вам, я уже открыл думское общежитие для мужиков-депутатов. Чистые постели, дешевый стол, прогулки по паркам и музеям столицы... Носильщик, черт бы тебя побрал, сволочь лыковая! Ты что - не слышишь? Моментально сюда, и тащи багаж господина депутата...
Все было честь честью: в коляске доехали до общежития. Отдельная комната, на постели две простыни - одна внизу, а другая зачем-то под одеялом. Стоят цветы и лежат газеты. Бьет в окошко апрельское солнышко - рай, а не жизнь! «Вот бы, - думал Карпухин, - нашим мужикам с выселок поглядеть... Сдохли бы, наверное, от зависти!» Ерогин просил быть как дома и полюбопытствовал:
- А вы десять рублей за день еще не получали?
- Нет, сударь.
- А вот получите, и я покажу вам сберкассу, где их можно откладывать. У меня в общежитии вы от силы проедите на полтинник, другой полтинник - на представительство. Вот девять и осталось. Десять дней прошло - девяносто. А ежели сто дней? - спросил.
- Тогда... девятьсот! - сосчитал Карпухин. - Почти тышша!
- То-то же, - засмеялся Ерогин. - Теперь поняли, что можно сделать за сто дней? А потому, уважаемый господин Карпухин, в ваших же интересах, чтобы дума работала дольше. А что надо для этого сделать... знаете?
- Нет, не знаю, - сознался Карпухин.
- Для этого, - объяснил Ерогин, - надо не раздражать правительство глупыми требованиями о земле и прочем. Тогда дума наша расцветет, решит спокойненько все вопросы, а вы что ни день, то девять рублей на книжку - рраз! Десять дней...
- Девяносто! - обомлел Карпухин.
- А - сто?
- Девятьсот! - закричал Карпухин. - Ну и жисть стала!..
Весь день бегал по городу. И другие депутаты из мужиков тоже бегали - трепали лапти. Узнавая в этих ошалевших от впечатлений людях народных депутатов, толпы петербуржцев устраивали им овации на площадях и улицах. Кричали:
- Да здравствуют представители простого народа... уррра-а!
Одного в толпе взяли - он, дурак, что-то не так крикнул. За всех мужиков своего общежития раскланивался сам Ерогин. Он это умел делать - как предводитель дворянства Гродненской губернии, как служивший смолоду по кавалерии, в прошлом земский начальник.
Повел своих мужиков в императорский Эрмитаж.
- Эти коровы - Веласкеса... эти бабы-нахалки Рубенса, - показывал он депутатам. - Вот это Вольтер сидит, преотвратный французишка! А вот, господа, в окне вы имеете честь наблюдать во всем ее величии знаменитую Петропавловскую крепость... Там, как водится, содержат... кх, кх! Пошли далее, я вас покатаю на карусели... Кто из вас еще не ездил на трамвае? Хорошо, сейчас поедем через мост на трамвае, все расходы я беру на себя!
- Во барин! - чмокали члены правительства. - Давай-то бог таких поболее. Недаром его от мужицкой курии выбрали!
Вагон трамвая, дребезжа и звеня, бесплатно катил мужиков через горбатый мост на Васильевский остров. Горели стекла посольских особняков, дворцов великих князей и просто князей (сиятельных, но не великих). Чуден град Петров, чуден!..
Карпухин на карусели впервые в жизни катался. Сидя на деревянном коне, раскрашенном, как тверской пряник, он ни бельмеса не видел. Играла гармошка, звенели гитары, крутился вокруг него волшебный мир столицы, слепленный из пестрых красок, а публика орала - публика с одним ртом, вытянутым в нитку от скорости:
- Ура нашим депутатам! Да здравствует русское крестьянство, смело выходящее на арену политической борьбы!..
Кое-как отлепил себя от шеи коня. Карпухина шатало. «Господи, скажи кому-нибудь - не поверят; даже катают бесплатно». Мужики вернулись в общежитие, а при входе стояла девица-пыжик и каждому депутату выдавала по новой одинаковой рубахе. Крепко накрахмаленной. Пластроны, плиссе - как у господ. Конечно, рубахи сразу надели и толкались у зеркальца, красуясь отчаянно. А поздно вечером, перед отходом ко сну, Ерогин обошел всех в общежитии, навестил и Карпухина с вопросом:
- Простите, вас кто выбрал по курии? Какая губерния?
- Князь Мышецкий выбрал, губернатор наш бывший...
Ерогин чуть рот ему не захлопнул, побагровел.
- Что вы, что вы! - заговорил. - Ради бога, никому не болтайте... Вы же - представитель народа, так и надо везде отвечать, ежели спросят. Курия, мол, крестьянская, губерния Уренская, сам из писарей... А вот, позвольте, партийность ваша какова?
- Про то ничего не сказывали, когда выбирали.
Ерогин ласково поглядел в глаза Карпухину.
- Доверьтесь мне, - сказал, - я сам определю вашу партийность... Вы же, конечно, смут не желаете? Противу царя-батюшки ничего не имеете? Хотите жить счастливо? За народ русский пострадать готовы?
- Вестимо, - ответил Карпухин, - кто того не желает?
- Вот и определилась ваша партийность, - сказал Ерогин, раскрывая блокнот, весь в коже и меди. - С вашего согласия, я так и записываю: «Карпухин, крайний правый... монархист!»
Потом Ерогин постучал в комнату другого, третьего... Программы быстро определились: получив по новой господской рубахе, мужики ничего не имели против царя-батюшки. Легли спать на двух простынях, одеяла были кусачие, клопов не наблюдалось...
А утром был сытный завтрак, где яичница плавала в масле и стоял кагор в высоких бутылях. Ерогин завтракал с мужиками.
- Господа, - заметил он между прочим, - одну минуту вашего внимания... Сидеть в Таврическом дворце вы будете все справа, у самой стены, я вам покажу - где. Если надобно голосовать, вы смотрите на меня. Я подниму руку - вы тоже поднимайте. Вокруг вас наверняка начнут увиваться некие личности. Будут говорить вам о страданиях и нужде вашей, они люди умные и вкрадчивые. Но вы их не слушайте: они мягко стелют, да жестко спать мужику... А засим - приятного аппетита. Что у нас намечено на сей день?
Раскрыл блокнот, полистал его:
- Ага, понятно. Сегодня мы едем в Ботанический сад, потом обедаем в «Медведе», после чего нас ждет представление в цирке Чинизелли. А завтра, господа, великий день - день открытия Государственной думы, заветная мечта русского крестьянина завтра осуществится... Плачьте!
И - плакали. Пили кагор (вино церковное), заедали яичницей, бережливо кидали в рот хлебные крошки... Вечером Ерогин повел свое общежитие в Казанский собор, где горячо молились за царя.
Головы мужиков свихнулись от обилия впечатлений. Руководил этими «впечатлениями» лично бывший министр внутренних дел - Петр Николаевич Дурново, тот самый - хам.
Источник: Пикуль В.С. На задворках великой империи. Кн.2. Белая ворона.
Фанерный чемодан с висячим замком больно резал плечо члену первого русского парламента. И вдруг кто-то сказал ему:
- Поставьте, поставьте... Вы же отныне член правительства! Вам не пристало таскать тяжести... Носильщик!
Господин, остановивший Карпухина, был полон, высок, дороден. Он приподнял над головой котелок и поклонился мужику:
- Будем знакомы, коллега: Ерогин, Михаил Михайлович - гродненский предводитель дворянства. Избран, как и вы, в думу от крестьянской курии. Как ярый защитник интересов народа...
Карпухину, конечно, здорово повезло: прись тут с мешком да чемоданом, город незнакомый, еще лихач раздавит, а вот господин Ерогин - добрей не придумать, и говорит так ласково:
- Сударь, памятуя о подобных вам, я уже открыл думское общежитие для мужиков-депутатов. Чистые постели, дешевый стол, прогулки по паркам и музеям столицы... Носильщик, черт бы тебя побрал, сволочь лыковая! Ты что - не слышишь? Моментально сюда, и тащи багаж господина депутата...
Все было честь честью: в коляске доехали до общежития. Отдельная комната, на постели две простыни - одна внизу, а другая зачем-то под одеялом. Стоят цветы и лежат газеты. Бьет в окошко апрельское солнышко - рай, а не жизнь! «Вот бы, - думал Карпухин, - нашим мужикам с выселок поглядеть... Сдохли бы, наверное, от зависти!» Ерогин просил быть как дома и полюбопытствовал:
- А вы десять рублей за день еще не получали?
- Нет, сударь.
- А вот получите, и я покажу вам сберкассу, где их можно откладывать. У меня в общежитии вы от силы проедите на полтинник, другой полтинник - на представительство. Вот девять и осталось. Десять дней прошло - девяносто. А ежели сто дней? - спросил.
- Тогда... девятьсот! - сосчитал Карпухин. - Почти тышша!
- То-то же, - засмеялся Ерогин. - Теперь поняли, что можно сделать за сто дней? А потому, уважаемый господин Карпухин, в ваших же интересах, чтобы дума работала дольше. А что надо для этого сделать... знаете?
- Нет, не знаю, - сознался Карпухин.
- Для этого, - объяснил Ерогин, - надо не раздражать правительство глупыми требованиями о земле и прочем. Тогда дума наша расцветет, решит спокойненько все вопросы, а вы что ни день, то девять рублей на книжку - рраз! Десять дней...
- Девяносто! - обомлел Карпухин.
- А - сто?
- Девятьсот! - закричал Карпухин. - Ну и жисть стала!..
Весь день бегал по городу. И другие депутаты из мужиков тоже бегали - трепали лапти. Узнавая в этих ошалевших от впечатлений людях народных депутатов, толпы петербуржцев устраивали им овации на площадях и улицах. Кричали:
- Да здравствуют представители простого народа... уррра-а!
Одного в толпе взяли - он, дурак, что-то не так крикнул. За всех мужиков своего общежития раскланивался сам Ерогин. Он это умел делать - как предводитель дворянства Гродненской губернии, как служивший смолоду по кавалерии, в прошлом земский начальник.
Повел своих мужиков в императорский Эрмитаж.
- Эти коровы - Веласкеса... эти бабы-нахалки Рубенса, - показывал он депутатам. - Вот это Вольтер сидит, преотвратный французишка! А вот, господа, в окне вы имеете честь наблюдать во всем ее величии знаменитую Петропавловскую крепость... Там, как водится, содержат... кх, кх! Пошли далее, я вас покатаю на карусели... Кто из вас еще не ездил на трамвае? Хорошо, сейчас поедем через мост на трамвае, все расходы я беру на себя!
- Во барин! - чмокали члены правительства. - Давай-то бог таких поболее. Недаром его от мужицкой курии выбрали!
Вагон трамвая, дребезжа и звеня, бесплатно катил мужиков через горбатый мост на Васильевский остров. Горели стекла посольских особняков, дворцов великих князей и просто князей (сиятельных, но не великих). Чуден град Петров, чуден!..
Карпухин на карусели впервые в жизни катался. Сидя на деревянном коне, раскрашенном, как тверской пряник, он ни бельмеса не видел. Играла гармошка, звенели гитары, крутился вокруг него волшебный мир столицы, слепленный из пестрых красок, а публика орала - публика с одним ртом, вытянутым в нитку от скорости:
- Ура нашим депутатам! Да здравствует русское крестьянство, смело выходящее на арену политической борьбы!..
Кое-как отлепил себя от шеи коня. Карпухина шатало. «Господи, скажи кому-нибудь - не поверят; даже катают бесплатно». Мужики вернулись в общежитие, а при входе стояла девица-пыжик и каждому депутату выдавала по новой одинаковой рубахе. Крепко накрахмаленной. Пластроны, плиссе - как у господ. Конечно, рубахи сразу надели и толкались у зеркальца, красуясь отчаянно. А поздно вечером, перед отходом ко сну, Ерогин обошел всех в общежитии, навестил и Карпухина с вопросом:
- Простите, вас кто выбрал по курии? Какая губерния?
- Князь Мышецкий выбрал, губернатор наш бывший...
Ерогин чуть рот ему не захлопнул, побагровел.
- Что вы, что вы! - заговорил. - Ради бога, никому не болтайте... Вы же - представитель народа, так и надо везде отвечать, ежели спросят. Курия, мол, крестьянская, губерния Уренская, сам из писарей... А вот, позвольте, партийность ваша какова?
- Про то ничего не сказывали, когда выбирали.
Ерогин ласково поглядел в глаза Карпухину.
- Доверьтесь мне, - сказал, - я сам определю вашу партийность... Вы же, конечно, смут не желаете? Противу царя-батюшки ничего не имеете? Хотите жить счастливо? За народ русский пострадать готовы?
- Вестимо, - ответил Карпухин, - кто того не желает?
- Вот и определилась ваша партийность, - сказал Ерогин, раскрывая блокнот, весь в коже и меди. - С вашего согласия, я так и записываю: «Карпухин, крайний правый... монархист!»
Потом Ерогин постучал в комнату другого, третьего... Программы быстро определились: получив по новой господской рубахе, мужики ничего не имели против царя-батюшки. Легли спать на двух простынях, одеяла были кусачие, клопов не наблюдалось...
А утром был сытный завтрак, где яичница плавала в масле и стоял кагор в высоких бутылях. Ерогин завтракал с мужиками.
- Господа, - заметил он между прочим, - одну минуту вашего внимания... Сидеть в Таврическом дворце вы будете все справа, у самой стены, я вам покажу - где. Если надобно голосовать, вы смотрите на меня. Я подниму руку - вы тоже поднимайте. Вокруг вас наверняка начнут увиваться некие личности. Будут говорить вам о страданиях и нужде вашей, они люди умные и вкрадчивые. Но вы их не слушайте: они мягко стелют, да жестко спать мужику... А засим - приятного аппетита. Что у нас намечено на сей день?
Раскрыл блокнот, полистал его:
- Ага, понятно. Сегодня мы едем в Ботанический сад, потом обедаем в «Медведе», после чего нас ждет представление в цирке Чинизелли. А завтра, господа, великий день - день открытия Государственной думы, заветная мечта русского крестьянина завтра осуществится... Плачьте!
И - плакали. Пили кагор (вино церковное), заедали яичницей, бережливо кидали в рот хлебные крошки... Вечером Ерогин повел свое общежитие в Казанский собор, где горячо молились за царя.
Головы мужиков свихнулись от обилия впечатлений. Руководил этими «впечатлениями» лично бывший министр внутренних дел - Петр Николаевич Дурново, тот самый - хам.
Источник: Пикуль В.С. На задворках великой империи. Кн.2. Белая ворона.