ПОСТ о ПОСТНЫХ ПРЯНИКАХ
До чего верна марксова формула "Бытие определяет сознание"…
И в детстве, и в юношестве - я страдал полнейшим отсутствием аппетита.
Именно этим объясняю я, отчаянный ныне "рубака", чревоугодник, стерильную чистоту моих помыслов и тупейшую бескомпромиссность в ту пору.
Едоком я был никудышным. Манную кашу не признавал, потому что в ней попадались комки. Котлеты - за вкрапления чеснока. Яичницу терпеть не мог за пузыри на свернувшемся белке, мясо - за хрящи, клубнику - за угристость, коровье масло - за схожесть с оконной замазкой, лапшу - за то, что быстро остывала, какао - за то, что стыло страшно медленно.
В несытые послевоенные годы я рос в относительно обеспеченной семье.
Мама в то время не работала. Отец, скрипач, буквально разрывался на части и служил в трёх местах: в театре русской драмы им. Пушкина (ставка артиста оркестра - 80 р.), в музшколе им. Чайковского (полставки учителя - 40 р.) и в ДК железнодорожников (четверть ставки руководителя ансамбля - 30 р.).
Каждый Новый Год, каждое 23-е февраля, 7-е ноября и 8-е марта, как и в любой благополучной еврейской семье, на столе были рижские шпроты, сырокопчёная колбаса, фаршированная рыба, холодец, паштет, форшмак, винегрет, салат оливье, жареный гусь и наполеон.
Но остро-перчёная (и остродефицитная!) колбаса жгла мне язык, шпроты отвратительнейшим образом скрипели на зубах, холодец отдавал бульоном, паштет таил в себе не перекрученные печёночные жилки, форшмак кишел селёдкой, в винегрете было полно варёной морковки, а в оливье - отварного гороха, покрытого не отслоившейся шелухой. Фаршированная рыба пахла рыбой. Гусь был отталкивающе тучен, а наполеон - тошнотворно приторен. Поэтому за праздничным столом я не ел, а - как говорила моя бабушка - "ковырял".
Единственное, что не вызывало у меня отвращения, так это - пшеничный хлеб-кирпич за 20 копеек и кипячёная водопроводная вода.
Отец обладал творческим подходом. Именно поэтому ему удавалось иногда впихнуть в меня пару ложек картофельного пюре.
Из пюре папа ваял фашистский танк - с волнистой ходовой частью и приплюснутой башенкой. Особое внимание я обращал на дуло танковой пушки. Картофельное дуло должно быть цилиндрическим и не слишком толстым. Иначе это не фашистский танк, а горка съестной субстанции, процесс поглощения которой лишён здравого смысла.
Противотанковый снаряд (роль снаряда играла серебряная десертная ложка) неотвратимо приближался- под папин свист и вой - к цели и аккуратно вгрызался в рыхлую картофельную броню. Фрагменты, отсекаемые от танка, переправлялись отцом - на переплавку - мне в рот. Заодно папа учил меня считать. К 6 годкам на счету у меня было 17 уничтоженных танков.
Уже потом, когда из старших инженеров отдела М1 института "Тяжпромэлектропроект" меня перевели в ведущие и под стакан-полтора водки я мог убрать немереное количество того же холодца или, к примеру, оливье - а папы уже не было на свете, - мама призналась: для повышенной схватываемости материала - отец вбухивал в танковое пюре столь нелюбимые мной сырые яйца. Овладев этой военной тайной, я тут же начал добавлять яйца в бронетехнику, которую уже полным ходом лепил для своего шестилетнего сына.
Помимо недоразвитого аппетита, я имел ещё один порок: страдал подростковой графоманией. Маниакальная склонность к стихотворчеству и абсолютное равнодушие к утробе обрекли мою юность на обстановку исключительной духовности.
Вы спросите: какое отношение этот отрывок из воспоминаний Генриха Шмеркина (Генрих Шмеркин. Борис Чичибабин и русская драма // «Слово\Word» - 2013. - №77.) имеет к теме моего поста? Потерпите - узнаете.
В прошедшую субботу ранним утром я по обычаю оказался на Мерефянском рынке - прикупить мясо-молочно-яичных продуктов «от производителя». И вот, находясь возле места торговли разными печеньками и конфетами, услышал, как подошедшая женщина спрашивает продавца: «нет ли у вас постных пряников?». Некто из стоящих рядом пробурчал: «ага, и постной водочки с постной селедочкой».
Вот и мне, может и не в столь категоричной «водочно-селедочной» форме, как-то непонятно: в чем суть христианского поста? Не в том ли, чтобы наступить на горло своей плоти, требующей рижских шпрот, сырокопчёной колбасы, фаршированной рыбы, холодца, паштета, форшмака, винегрета, салата оливье, жареного гуся и наполеона, и возлюбить «пшеничного хлеба и кипяченой воды»? И не по причине «недоразвитого аппетита», а как раз для того, чтоб показать аппетиту его место. Может быть, следует смирить себя пред Богом, провести ревизию своих помыслов и желаний, жизненных целей и приоритетов? Озаботиться своей падшестью и беспомощностью, сокрушиться и попытаться некоторое время помышлять о горнем, а не о земном?
Или - все свои силы сосредоточить на законническом следовании строгих предписаний постной «диеты», перлюстрации содержимого употребляемых блюд, с периодическим оглядыванием на Бога-«полицейского»: «вот видишь, Боже, я ем не просто голубцы, а постные голубцы, не просто пряники, а постные пряники»…
И все это - в атмосфере «исключительной духовности»!
«Таков ли тот пост, который Я избрал, день, в который томит человек душу свою, когда гнет голову свою, как тростник, и подстилает под себя рубище и пепел?» (Ис.58:5).
И в детстве, и в юношестве - я страдал полнейшим отсутствием аппетита.
Именно этим объясняю я, отчаянный ныне "рубака", чревоугодник, стерильную чистоту моих помыслов и тупейшую бескомпромиссность в ту пору.
Едоком я был никудышным. Манную кашу не признавал, потому что в ней попадались комки. Котлеты - за вкрапления чеснока. Яичницу терпеть не мог за пузыри на свернувшемся белке, мясо - за хрящи, клубнику - за угристость, коровье масло - за схожесть с оконной замазкой, лапшу - за то, что быстро остывала, какао - за то, что стыло страшно медленно.
В несытые послевоенные годы я рос в относительно обеспеченной семье.
Мама в то время не работала. Отец, скрипач, буквально разрывался на части и служил в трёх местах: в театре русской драмы им. Пушкина (ставка артиста оркестра - 80 р.), в музшколе им. Чайковского (полставки учителя - 40 р.) и в ДК железнодорожников (четверть ставки руководителя ансамбля - 30 р.).
Каждый Новый Год, каждое 23-е февраля, 7-е ноября и 8-е марта, как и в любой благополучной еврейской семье, на столе были рижские шпроты, сырокопчёная колбаса, фаршированная рыба, холодец, паштет, форшмак, винегрет, салат оливье, жареный гусь и наполеон.
Но остро-перчёная (и остродефицитная!) колбаса жгла мне язык, шпроты отвратительнейшим образом скрипели на зубах, холодец отдавал бульоном, паштет таил в себе не перекрученные печёночные жилки, форшмак кишел селёдкой, в винегрете было полно варёной морковки, а в оливье - отварного гороха, покрытого не отслоившейся шелухой. Фаршированная рыба пахла рыбой. Гусь был отталкивающе тучен, а наполеон - тошнотворно приторен. Поэтому за праздничным столом я не ел, а - как говорила моя бабушка - "ковырял".
Единственное, что не вызывало у меня отвращения, так это - пшеничный хлеб-кирпич за 20 копеек и кипячёная водопроводная вода.
Отец обладал творческим подходом. Именно поэтому ему удавалось иногда впихнуть в меня пару ложек картофельного пюре.
Из пюре папа ваял фашистский танк - с волнистой ходовой частью и приплюснутой башенкой. Особое внимание я обращал на дуло танковой пушки. Картофельное дуло должно быть цилиндрическим и не слишком толстым. Иначе это не фашистский танк, а горка съестной субстанции, процесс поглощения которой лишён здравого смысла.
Противотанковый снаряд (роль снаряда играла серебряная десертная ложка) неотвратимо приближался- под папин свист и вой - к цели и аккуратно вгрызался в рыхлую картофельную броню. Фрагменты, отсекаемые от танка, переправлялись отцом - на переплавку - мне в рот. Заодно папа учил меня считать. К 6 годкам на счету у меня было 17 уничтоженных танков.
Уже потом, когда из старших инженеров отдела М1 института "Тяжпромэлектропроект" меня перевели в ведущие и под стакан-полтора водки я мог убрать немереное количество того же холодца или, к примеру, оливье - а папы уже не было на свете, - мама призналась: для повышенной схватываемости материала - отец вбухивал в танковое пюре столь нелюбимые мной сырые яйца. Овладев этой военной тайной, я тут же начал добавлять яйца в бронетехнику, которую уже полным ходом лепил для своего шестилетнего сына.
Помимо недоразвитого аппетита, я имел ещё один порок: страдал подростковой графоманией. Маниакальная склонность к стихотворчеству и абсолютное равнодушие к утробе обрекли мою юность на обстановку исключительной духовности.
Вы спросите: какое отношение этот отрывок из воспоминаний Генриха Шмеркина (Генрих Шмеркин. Борис Чичибабин и русская драма // «Слово\Word» - 2013. - №77.) имеет к теме моего поста? Потерпите - узнаете.
В прошедшую субботу ранним утром я по обычаю оказался на Мерефянском рынке - прикупить мясо-молочно-яичных продуктов «от производителя». И вот, находясь возле места торговли разными печеньками и конфетами, услышал, как подошедшая женщина спрашивает продавца: «нет ли у вас постных пряников?». Некто из стоящих рядом пробурчал: «ага, и постной водочки с постной селедочкой».
Вот и мне, может и не в столь категоричной «водочно-селедочной» форме, как-то непонятно: в чем суть христианского поста? Не в том ли, чтобы наступить на горло своей плоти, требующей рижских шпрот, сырокопчёной колбасы, фаршированной рыбы, холодца, паштета, форшмака, винегрета, салата оливье, жареного гуся и наполеона, и возлюбить «пшеничного хлеба и кипяченой воды»? И не по причине «недоразвитого аппетита», а как раз для того, чтоб показать аппетиту его место. Может быть, следует смирить себя пред Богом, провести ревизию своих помыслов и желаний, жизненных целей и приоритетов? Озаботиться своей падшестью и беспомощностью, сокрушиться и попытаться некоторое время помышлять о горнем, а не о земном?
Или - все свои силы сосредоточить на законническом следовании строгих предписаний постной «диеты», перлюстрации содержимого употребляемых блюд, с периодическим оглядыванием на Бога-«полицейского»: «вот видишь, Боже, я ем не просто голубцы, а постные голубцы, не просто пряники, а постные пряники»…
И все это - в атмосфере «исключительной духовности»!
«Таков ли тот пост, который Я избрал, день, в который томит человек душу свою, когда гнет голову свою, как тростник, и подстилает под себя рубище и пепел?» (Ис.58:5).