Если Гавану окинуть мигом -
рай-страна, страна что надо.
Под пальмой на ножке
стоят фламинго.
Цветет коларио
по всей Ведадо.
В Гаване все разграничено четко:
у белых доллары, у черных - нет.
Поэтому Вилли стоит со щеткой
у «Энри Клей энд Бок, лимитед». Много
за жизнь повымел Вилли -
одних пылинок целый лес, -
поэтому волос у Вилли
вылез, поэтому живот у Вилли влез.
Мал его радостей тусклый спектр:
шесть часов поспать на боку,да разве что
вор, портово́й инспектор,
кинет негру цент на бегу.
От этой грязи скроешься разве?Разве что
стали б ходить на голове.
И то намели бы больше грязи:
волосьев тыщи, а ног -две.
Рядом шла нарядная Прадо.
То звякнет, то вспыхнет
трехверстный джаз.Дурню покажется,
что и взаправду бывший рай в Гаване как раз.
В мозгу у Вилли мало извилин,
мало всходов, мало посева.
Одно единственное вызубрил Вилли
тверже, чем камень памятника Масео:
"Белый ест ананас спелый,
черный -гнилью моченый.
Белую работу делает белый,
черную работу -черный».
Мало вопросов Вилли сверлили.
Но один был закорюка из закорюк.
И когда вопрос этот влезал в Вилли,
щетка падала из Виллиных рук.
И надо же случиться, чтоб как раз тогда
к королю сигарному Энри Клей пришел,
белей, чем облаков стада,
величественнейший из сахарных королей.Негр
подходит к туше дебелой:
"Ай бэг ёр па́рдон, мистер Брэгг!Почему и сахар,
белый-белый, должен делать черный негр?
Черная сигара не идет в усах вам -
она для негра с черными усами.
А если вы любите кофий с сахаром,
то сахар извольте делать сами».
Такой вопрос не проходит даром.
Король из белого становится желт.
Вывернулся король сообразно с ударом,
выбросил обе перчатки и ушел.
Цвели кругом чудеса ботаники.
Бананы сплетали сплошной кров.
Вытер негр о белые подштанники руку,
с носа утершую кровь.
Негр посопел подбитым носом,
поднял щетку, держась за скулу.
Откуда знать ему, что с таким вопросом
надо обращаться в Коминтерн, в Москву?
5/VII - Гавана.
1925