...
До весны 1980 года Коропкин чувствовал себя полным идиотом типа по жизни и вообще.
Причем не только в смысле объема своего идиотизма, но и в смысле продолжительности и ежечасности, ежеминутности чувствования этого дела.
Он совершенно не входил ни в какой резонанс с тем миром, в котором он жил, но в то же время видел, то некоторые вроде бы входят.
Как они входят в этот резонанс, благодаря чему? - задавался вопросом Коропкин.
Благодаря знаниям, что ли?
Но какие-такие особые знания у Брежнева, а ведь смотри-ка, вошел в резонанс, стал генеральным секретарем и читает раз в пять лет отчетный доклад ЦК КПСС очередному съезду.
Или вот хоть тот же Георгий Марков, первый секретарь Союза писателей. Романов его читать нельзя, невозможно, но тоже ведь читает доклады.
Это один слой, видимый.
Но ведь и другие слои есть. Например, Андрей Сахаров.
Этот-то точно вошел в какой-то резонанс с миром, про него "вражьи голоса" каждый день говорят, вошел в резонанс, молодец!
Как же мне, блять, войти в резонанс, думал Коропкин - и совершенно не понимал, как это сделать.
Он учился в университете и знал, что главное - это ЗНАТЬ.
А чтобы знать, надо читать.
Читать разные умные книги.
Например, Эрнста Кассирера.
Но как его прочтешь, когда на русском в библиотеках его нет, а на немецком затрахаешься его читать!
Канта тоже надо, чтобы понять про этот мир.
Да вообще прорву книг надо прочесть, чтобы узнать что-то.
Вот все говорят о Бахтине.
"Проблемы поэтики Достоевского", "Автор и герой в эстетической действительности".
Коропкин начал с последней.
Интересно писал товарищ Бахтин, осмысленно.
И тоже вошел в резонанс, хоть и с перерывами значительными, связанными со ссылкой и прочим.
Надо, надо, кроме искусствоведения, читать и литературоведение. Вот и Танька Левина читает всё. Вот Лидию Гинзбург рекомендует почитать, ученицу Тынянова.
Ладно, почитаем и ее за одно. А что? хорошо пишет!
Так, так, так, кого еще?
Коропкин ходил с Минькой и АР по книжным магазинам, листал Виноградова, никому не нужные серые книжки. Открывал даже Палиевского, но, полистав, понимал, что это покупать незачем.
Наконец, в Столешниковом переулке увидел на втором этаже десяток книг Лотмана "Структура художественного текста". Вот это да, это надо брать!
Откуда их взялось десять штук в букинистическом отделе, причем все новые?
Он тут же позвонил Мизиано, и Мизиано, конечно, сказал, что эта книжка ему тоже нужна. Коропкин купил и ему.
Но на все десять книг денег у него не было, и потом нашлись люди, которые обижались, что он не купил им.
Так, так, так.
Структура, поэтика... Сюда надо копать, здесь надо читать.
Вот еще книга в букинистическом магазине стоит, не редкая. А. Чудаков. "Поэтика Чехова".
Ну да, это тот Чудаков, что сделал комментарии к Тынянову вместе с Мариэттой Омаровной, своей женой. Гениальные комментарии!
Так, посмотрим книгу.
Какая, блять, поэтика Чехова???
Не было у него никакой поэтики!
Писал, как птичка поёт.
Нет, не буду покупать и даже читать этой книги, говорил себе Коропкин - и не покупал и не читал.
Прошли годы. Коропкин жил в городе П., туда в расцвет Перестройки приехала Мариэтта Омаровна и зашла к Горбаневской. Ну, пили вино. "Ах, Мариэтта Омаровна, да вы же наше всё, мы же на ваших комментариях учились жить!" - сказал Коропкин. "Говорите, Коропкин, говорите еще!" - говорила Мариэтта Омаровна.
Потом еще прошли годы. Горбаневская собиралась в Москву, ее позвали в жюри Букеровской премии. "И кто там, Наташ, кроме тебя, в жюри?"
"Да вот какой-то Chudakov".
"Наташ, да это Александр Павлович Чудаков!". - "Правильно! Как это я сразу не догадалась, что это Саша!".
Потом Коропкин увидел у нее книжку Чудакова "Ложится мгла на старые ступени".
- И как книжечка? - спросил Коропкин.
- Отличная! Хочешь взять почитать?
- Ладно, потом как-нибудь.
Вчерась приехала из Москвы одна тётенька и привезла в подарок Коропкину роман-идиллию А. Чудакова "Ложится мгла на старые ступени".
Оказывается, этот роман назначили лучшим русским романом десятилетия, в "Букере" назначили.
Коропкин начал читать, конечно, с конца, с записных книжек.
К собственно роману Коропкин приступить робел.
И дело даже не в том, что в 21 веке романов он практически не читал.
Только перечитывал.
Просто он считал, что жанр романа исчерпан - и желал, чтобы кто-нибудь его переубедил.
Причем не только в смысле объема своего идиотизма, но и в смысле продолжительности и ежечасности, ежеминутности чувствования этого дела.
Он совершенно не входил ни в какой резонанс с тем миром, в котором он жил, но в то же время видел, то некоторые вроде бы входят.
Как они входят в этот резонанс, благодаря чему? - задавался вопросом Коропкин.
Благодаря знаниям, что ли?
Но какие-такие особые знания у Брежнева, а ведь смотри-ка, вошел в резонанс, стал генеральным секретарем и читает раз в пять лет отчетный доклад ЦК КПСС очередному съезду.
Или вот хоть тот же Георгий Марков, первый секретарь Союза писателей. Романов его читать нельзя, невозможно, но тоже ведь читает доклады.
Это один слой, видимый.
Но ведь и другие слои есть. Например, Андрей Сахаров.
Этот-то точно вошел в какой-то резонанс с миром, про него "вражьи голоса" каждый день говорят, вошел в резонанс, молодец!
Как же мне, блять, войти в резонанс, думал Коропкин - и совершенно не понимал, как это сделать.
Он учился в университете и знал, что главное - это ЗНАТЬ.
А чтобы знать, надо читать.
Читать разные умные книги.
Например, Эрнста Кассирера.
Но как его прочтешь, когда на русском в библиотеках его нет, а на немецком затрахаешься его читать!
Канта тоже надо, чтобы понять про этот мир.
Да вообще прорву книг надо прочесть, чтобы узнать что-то.
Вот все говорят о Бахтине.
"Проблемы поэтики Достоевского", "Автор и герой в эстетической действительности".
Коропкин начал с последней.
Интересно писал товарищ Бахтин, осмысленно.
И тоже вошел в резонанс, хоть и с перерывами значительными, связанными со ссылкой и прочим.
Надо, надо, кроме искусствоведения, читать и литературоведение. Вот и Танька Левина читает всё. Вот Лидию Гинзбург рекомендует почитать, ученицу Тынянова.
Ладно, почитаем и ее за одно. А что? хорошо пишет!
Так, так, так, кого еще?
Коропкин ходил с Минькой и АР по книжным магазинам, листал Виноградова, никому не нужные серые книжки. Открывал даже Палиевского, но, полистав, понимал, что это покупать незачем.
Наконец, в Столешниковом переулке увидел на втором этаже десяток книг Лотмана "Структура художественного текста". Вот это да, это надо брать!
Откуда их взялось десять штук в букинистическом отделе, причем все новые?
Он тут же позвонил Мизиано, и Мизиано, конечно, сказал, что эта книжка ему тоже нужна. Коропкин купил и ему.
Но на все десять книг денег у него не было, и потом нашлись люди, которые обижались, что он не купил им.
Так, так, так.
Структура, поэтика... Сюда надо копать, здесь надо читать.
Вот еще книга в букинистическом магазине стоит, не редкая. А. Чудаков. "Поэтика Чехова".
Ну да, это тот Чудаков, что сделал комментарии к Тынянову вместе с Мариэттой Омаровной, своей женой. Гениальные комментарии!
Так, посмотрим книгу.
Какая, блять, поэтика Чехова???
Не было у него никакой поэтики!
Писал, как птичка поёт.
Нет, не буду покупать и даже читать этой книги, говорил себе Коропкин - и не покупал и не читал.
Прошли годы. Коропкин жил в городе П., туда в расцвет Перестройки приехала Мариэтта Омаровна и зашла к Горбаневской. Ну, пили вино. "Ах, Мариэтта Омаровна, да вы же наше всё, мы же на ваших комментариях учились жить!" - сказал Коропкин. "Говорите, Коропкин, говорите еще!" - говорила Мариэтта Омаровна.
Потом еще прошли годы. Горбаневская собиралась в Москву, ее позвали в жюри Букеровской премии. "И кто там, Наташ, кроме тебя, в жюри?"
"Да вот какой-то Chudakov".
"Наташ, да это Александр Павлович Чудаков!". - "Правильно! Как это я сразу не догадалась, что это Саша!".
Потом Коропкин увидел у нее книжку Чудакова "Ложится мгла на старые ступени".
- И как книжечка? - спросил Коропкин.
- Отличная! Хочешь взять почитать?
- Ладно, потом как-нибудь.
Вчерась приехала из Москвы одна тётенька и привезла в подарок Коропкину роман-идиллию А. Чудакова "Ложится мгла на старые ступени".
Оказывается, этот роман назначили лучшим русским романом десятилетия, в "Букере" назначили.
Коропкин начал читать, конечно, с конца, с записных книжек.
К собственно роману Коропкин приступить робел.
И дело даже не в том, что в 21 веке романов он практически не читал.
Только перечитывал.
Просто он считал, что жанр романа исчерпан - и желал, чтобы кто-нибудь его переубедил.