88

[a_k88]

Понимаешь,
трудно говорить мне с тобой:     
в целом городе у вас -           
ни снежинки.                  
В белых фартучках
    школьницы идут
        гурьбой,
и цветы продаются на Дзержинке.
Там у вас -деревья в листве...
А у нас,-
за версту,
    наверное,
        слышно,-
будто кожа новая,
поскрипывает наст,
а в субботу будет кросс
лыжный...

Письма очень долго идут.
Не сердись.
Почту обвинять
    не годится...
Рассказали мне:
жил один влюбленный радист
до войны на острове Диксон.
Рассказали мне:
    был он
не слишком смел
и любви привык
    сторониться.
А когда пришла она,
         никак не умел
с девушкой-радисткой
         объясниться...
Но однажды
в вихре приказов и смет,
график передачи ломая,
выбил он:
"ЦЕЛУЮ!"
И принял в ответ:
"Что передаешь?
Не понимаю..."

Предпоследним словом
    себя обозвав,
парень объясненья не бросил.
Поцелуй
восьмерками зашифровав,
он отстукал
"ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ!"
Разговор дальнейший
был полон огня:
"Милая,
пойми человека!
("Восемьдесят восемь!")
Как слышно меня?
("Восемьдесят восемь!")
Проверка".

Он выстукивал восьмерки
              упорно и зло.
Днем и ночью.
В зиму и в осень.
Он выстукивал,
    пока
в ответ не пришло:
"Понимаю,
восемьдесят восемь!.."

Я не знаю,
    может,
все было не так.
Может -
более обыденно,
    пресно...
Только верю твердо:
жил такой чудак!
Мне в другое верить
неинтересно...

Вот и я
молчание
    не в силах терпеть!
И в холодную небесную просинь
сердцем
    выстукиваю
        тебе:
"Милая!
Восемьдесят восемь!.."
Слышишь?
Эту цифру я молнией шлю.
Мчать ей
    через горы и реки...
Восемьдесят восемь!
Очень люблю.
Восемьдесят восемь!
Навеки.

Роберт Рождественский