Лытдыбр, или как там это называется
Появилось несколько мыслей, и подумал, что неплохо их записать.
Первая мысль сноба о музыке. Большая часть моей жизни была связана с музыкой, я слушал ее много и часто, глубоко и долго. Откровенно говоря, до недавнего времени я не знал, и не хотел знать лучшего времяпрепровождения, чем прослушивание музыкальных аудиозаписей. В последнее время к ним прибавилось еще один-два способа провести время приятно и с пользой, но значение слушания не уменьшилось. Я старомоден, как саквояж.
Расскажу, как это происходит. Каждый новый музыкальный альбом - это неизвестная земля, Терра Инкогнита. Я высаживаюсь на незнакомый берег, приплыв в утлой лодчонке, которую тут же уносит океан, оставляя один на один с неизведанным. Я иду по этой земле, и узнаю ее, вижу ее ландшафт, вбираю всеми органами чувств ее фактуры, тепло, запахи. Моя задача - узнать, пригодны ли эти земли для жизни.
Конечно, редкие земли обходятся без материальных объектов, хотя случается слушать музыку, похожую на пустыню, где сколько видно глазу - ровное и спокойное плато. Либо городские руины, в которых также не осталось ничего рукотворного. Честно сказать, в последнее время я именно такую и предпочитаю, но об этом, может, позже.
Таким образом, первые прослушивания уподобляются ознакомлению с ландшафтом, слиянию с ним, встраиванию в биогеоценоз, мимикрии. Представьте, если бы вы оказались в мире «Аватара». Вам тотчас же потребовалось бы стать длинным, гибким и переливчатым, чтобы стать своим. Найти свою нишу в толще реликтового леса. Движения становятся кошачьи мягкими, уши чутки, ноздрей как минимум пары три, потому как воздух здесь многослойно наполнен разнообразными тончайшими запахами... Происходит изменение на клеточном уровне, и это крайне увлекательно. Становиться другим - вообще увлекательное занятие.
Случается оказываться в каких-то пыльных катакомбах, пустых, тесных и длинных, блуждать в них без надежды выбраться, и находя какое-то урбанистическое удовольствие в одинаковости и предсказуемости шершавых прохладных стен, длин коридоров, и прямости углов. Случается бывать посреди оживленной нью-йоркской улицы, где атмосфера буквально расслоена на крики чаек и звонки трамваев, густую копоть авто и волны ароматов кондитерских, шорох машин, и вой клаксонов, обрывки радиопередач, и низкие, полуподвальные промышленные шумы. Интересно стоять посреди всего этого, и задыхаясь от удивления наблюдать, как слои звуков, людей и материальных объектов мягко обтекают тебя, невидимого, иногда запутываясь вблизи уха телефонным разговором девушки со своим бойфрендом. Все мягко и упруго движется, дышит и пульсирует, телефонная будка с девушкой пропадает в мареве, потом падает ливень, всю картину перечеркивает взмах дворника такси, и, сидя на заднем сиденье просторного кэба, наконец, решаешь, что это, пожалуй, пригодная для обитания среда.
Как бы там ни было - эти места, ландшафты, пространства существуют только ради одной цели. Чтобы я бродил в них и думал свои мысли. Своими мыслями я создаю метапространство, соединяю данность пространственных нагромождений воедино, выстраиваю их в геометрическом, одному мне понятном порядке, и пронизываю их живыми нитями своих мыслеформ. Моя задача - оживить, оестествить картонные подмостки. Композитор лишь предлагает мне декорации, которые я наполняю жизнью и смыслом, так бывает, когда сама форма просит дополнить ее эмоциями и переживаниями посетителя. Так бывает, когда есть свободное место, что-то незаконченное, требующее вмешательства человека. Так бывает в ресторане или кафе, куда приходишь с друзьями, когда всем хорошо, все дурачатся, шутят и светятся изнутри, заставляя присутствующих улыбаться. Так бывает, когда того требует само пространство. Если же нет, я просто хожу и ничего не трогаю. Так тоже бывает. Это воля создателя, и я уважаю ее.
Я возвращаюсь в эти пространства затем, и потому, что там мне хорошо и приятно думать свои мысли. Есть такие места, где я много лет строю свои города, и они поражают меня самого своей красотой и величием, продуманностью каждого уголка, и приятными открытиями внутри знакомых мест. Я начинал строить их, когда мне было 17-18 лет, и до сих пор возвращаюсь туда, чтобы увидеть, чем я жил годы назад. Прекрасные и причудливые сооружения, воздвигнутые из моих собственных мыслей и чувств, улицы и парки, города и страны - все это может соперничать с так называемой реальностью по части интересного времяпрепровождения. Там интересно работать, гулять, отдыхать. Туда хочется возвращаться.
Неоднократно пытался послушать и вникнуть в классическую музыку. У меня это с трудом получается. Все дело в том, что она прекрасна, закончена и закруглена. Мне в ней нечего делать. Я могу только ходить и любоваться красотами и величием ее миров, я - букашка, муравей, запутавшийся в закоулках органных труб. Этот диктат невыносим для меня, свободолюбивого. Как уже говорилось, в последнее время мне ближе всего пустынные пейзажи, как в гасвансентовском «Джерри», там можно бродить в любую сторону, не боясь заблудиться, и не отвлекаясь на красоты углубленно размышлять. Либо закрытые геометрические пространства, в которых можно ощупывать шероховатости поверхностей немногочисленных объектов, просторные комнаты, где ощущать теплоту и запах прогретых солнцем кожаных кресел, тяжесть бронзовых рукояток, гладкое дерево столешницы, камень лестниц, ткань портьер. Такое «ощупывание» стимулирует мыслительную деятельность особого свойства. И конечно же, возвращаться туда приятно, независимо от того, сколько раз там бывал.
Я очень дорожу всем этим.
Первая мысль сноба о музыке. Большая часть моей жизни была связана с музыкой, я слушал ее много и часто, глубоко и долго. Откровенно говоря, до недавнего времени я не знал, и не хотел знать лучшего времяпрепровождения, чем прослушивание музыкальных аудиозаписей. В последнее время к ним прибавилось еще один-два способа провести время приятно и с пользой, но значение слушания не уменьшилось. Я старомоден, как саквояж.
Расскажу, как это происходит. Каждый новый музыкальный альбом - это неизвестная земля, Терра Инкогнита. Я высаживаюсь на незнакомый берег, приплыв в утлой лодчонке, которую тут же уносит океан, оставляя один на один с неизведанным. Я иду по этой земле, и узнаю ее, вижу ее ландшафт, вбираю всеми органами чувств ее фактуры, тепло, запахи. Моя задача - узнать, пригодны ли эти земли для жизни.
Конечно, редкие земли обходятся без материальных объектов, хотя случается слушать музыку, похожую на пустыню, где сколько видно глазу - ровное и спокойное плато. Либо городские руины, в которых также не осталось ничего рукотворного. Честно сказать, в последнее время я именно такую и предпочитаю, но об этом, может, позже.
Таким образом, первые прослушивания уподобляются ознакомлению с ландшафтом, слиянию с ним, встраиванию в биогеоценоз, мимикрии. Представьте, если бы вы оказались в мире «Аватара». Вам тотчас же потребовалось бы стать длинным, гибким и переливчатым, чтобы стать своим. Найти свою нишу в толще реликтового леса. Движения становятся кошачьи мягкими, уши чутки, ноздрей как минимум пары три, потому как воздух здесь многослойно наполнен разнообразными тончайшими запахами... Происходит изменение на клеточном уровне, и это крайне увлекательно. Становиться другим - вообще увлекательное занятие.
Случается оказываться в каких-то пыльных катакомбах, пустых, тесных и длинных, блуждать в них без надежды выбраться, и находя какое-то урбанистическое удовольствие в одинаковости и предсказуемости шершавых прохладных стен, длин коридоров, и прямости углов. Случается бывать посреди оживленной нью-йоркской улицы, где атмосфера буквально расслоена на крики чаек и звонки трамваев, густую копоть авто и волны ароматов кондитерских, шорох машин, и вой клаксонов, обрывки радиопередач, и низкие, полуподвальные промышленные шумы. Интересно стоять посреди всего этого, и задыхаясь от удивления наблюдать, как слои звуков, людей и материальных объектов мягко обтекают тебя, невидимого, иногда запутываясь вблизи уха телефонным разговором девушки со своим бойфрендом. Все мягко и упруго движется, дышит и пульсирует, телефонная будка с девушкой пропадает в мареве, потом падает ливень, всю картину перечеркивает взмах дворника такси, и, сидя на заднем сиденье просторного кэба, наконец, решаешь, что это, пожалуй, пригодная для обитания среда.
Как бы там ни было - эти места, ландшафты, пространства существуют только ради одной цели. Чтобы я бродил в них и думал свои мысли. Своими мыслями я создаю метапространство, соединяю данность пространственных нагромождений воедино, выстраиваю их в геометрическом, одному мне понятном порядке, и пронизываю их живыми нитями своих мыслеформ. Моя задача - оживить, оестествить картонные подмостки. Композитор лишь предлагает мне декорации, которые я наполняю жизнью и смыслом, так бывает, когда сама форма просит дополнить ее эмоциями и переживаниями посетителя. Так бывает, когда есть свободное место, что-то незаконченное, требующее вмешательства человека. Так бывает в ресторане или кафе, куда приходишь с друзьями, когда всем хорошо, все дурачатся, шутят и светятся изнутри, заставляя присутствующих улыбаться. Так бывает, когда того требует само пространство. Если же нет, я просто хожу и ничего не трогаю. Так тоже бывает. Это воля создателя, и я уважаю ее.
Я возвращаюсь в эти пространства затем, и потому, что там мне хорошо и приятно думать свои мысли. Есть такие места, где я много лет строю свои города, и они поражают меня самого своей красотой и величием, продуманностью каждого уголка, и приятными открытиями внутри знакомых мест. Я начинал строить их, когда мне было 17-18 лет, и до сих пор возвращаюсь туда, чтобы увидеть, чем я жил годы назад. Прекрасные и причудливые сооружения, воздвигнутые из моих собственных мыслей и чувств, улицы и парки, города и страны - все это может соперничать с так называемой реальностью по части интересного времяпрепровождения. Там интересно работать, гулять, отдыхать. Туда хочется возвращаться.
Неоднократно пытался послушать и вникнуть в классическую музыку. У меня это с трудом получается. Все дело в том, что она прекрасна, закончена и закруглена. Мне в ней нечего делать. Я могу только ходить и любоваться красотами и величием ее миров, я - букашка, муравей, запутавшийся в закоулках органных труб. Этот диктат невыносим для меня, свободолюбивого. Как уже говорилось, в последнее время мне ближе всего пустынные пейзажи, как в гасвансентовском «Джерри», там можно бродить в любую сторону, не боясь заблудиться, и не отвлекаясь на красоты углубленно размышлять. Либо закрытые геометрические пространства, в которых можно ощупывать шероховатости поверхностей немногочисленных объектов, просторные комнаты, где ощущать теплоту и запах прогретых солнцем кожаных кресел, тяжесть бронзовых рукояток, гладкое дерево столешницы, камень лестниц, ткань портьер. Такое «ощупывание» стимулирует мыслительную деятельность особого свойства. И конечно же, возвращаться туда приятно, независимо от того, сколько раз там бывал.
Я очень дорожу всем этим.