О «Дне опричника»
Между текущими делами прочитал «День опричника» (да, я тормоз, и что?). Огорчился. По нескольким причинам.
Я не поклонник Сорокина, но он, вообще-то, одаренный автор. Как это он сподобился сочинить эту в целом банальную антиутопию, понять я не могу. Как ее могут нахваливать люди, чей литературный вкус вызывал у меня уважение, не могу понять тем более. Возможно, это как раз я ничего не понимаю в изящной словесности, но принятие этой гипотезы как рабочей я всё же отложу на потом, поскольку она предполагает слишком много нежелательных для меня импликаций.
Однако даже если оставить за пределом рассмотрения кислую оценку литературных достоинств сорокинского сочинения (допустим, она представляет собой суждение вкуса, и вкуса скверного), то политическое содержание книги (это ведь праполитику? не про секс, не про ментов и бандосов, да? я верно понял?) оставляет меня еще более сокрушенным. Кто-то - убей бог, не помню, кто сказал, - что в обертке антиутопии автор подсовывает читателю утопию, что он чуть ли не любуется миром «Опричника» и заставляет любоваться читателя (что-то в этом роде, а если я и переврал, то я же всё равно не помню, кто это сказал). Утопия, любоваться, - может, и перебор, но в одном этому миру не откажешь - он прочен, органичен, целостен. Обычно в антиутопиях показывают бунт, внешний или внутренний, одного из членов якобы идеального общества (образ, симметричный чужаку-путешественнику, которому в классической утопии отводится роль восхищенного стороннего наблюдателя). Книга кончается, и тяжелые воды социальной гармонии смыкаются над мятежной головой. Здесь, однако, и этого нет.
Вот меня это удивляет. Зачем свою картину рисовал Сорокин, то ему известно. Он же концептуалист, может быть, он не Путина критиковал, а издевался над оппозиционерскими ужастиками (всё равно, по-моему, топорно, но тогда хоть понятно). Но восхищенные «как точно!», которые я слышал и продолжаю слышать, откуда они? Неужели не видно, как кризисно, как непрочно наспех слепленное вперемешку из вульгарно-консумеристских и автаркически-патерналистских элементов социальное тело современной России? Как не справляется с простейшими вызовами ни экономика материального, ни «экономика» символического? Нет, я не думаю, что всё вот сейчас прямо само и рассыпется, и братья меч нам отдадут, но ничего близкого к могучему монолиту выдуманной Сорокиным монархии я тоже не вижу. И кстати, никакой архаизации а-ля рюсс тоже не наблюдаю. И подозреваю, хотя и не уверен, что потенциал использования идейной и институциональной силы православия в интересах власти уже практически исчерпан.
И приучать себя к мысли, что Россия-матушка будто бы возвращается, после недолгого антракта, к своему извечному самодостаточному состоянию, по-моему, неразумно. Россия подвижный организм, ее история состоит из кризисов и перемен декораций, по ее дорогам бродят толпы обделенных сражателей, которым на предыдущем витке казалось делом решенным, что именно они, а не грязные торгаши после победы будут солью земли; здесь даже тем, кто пробился наверх, редко удается что-то как следует капитализировать. Вот такие здесь места, а немудрящая книжка Сорокина рисует вам совсем другой ландшафт. Хотя, наверное, видеть русскую жизнь такой мазохистски приятно, но она другая. В определенном смысле более страшная.
Я не поклонник Сорокина, но он, вообще-то, одаренный автор. Как это он сподобился сочинить эту в целом банальную антиутопию, понять я не могу. Как ее могут нахваливать люди, чей литературный вкус вызывал у меня уважение, не могу понять тем более. Возможно, это как раз я ничего не понимаю в изящной словесности, но принятие этой гипотезы как рабочей я всё же отложу на потом, поскольку она предполагает слишком много нежелательных для меня импликаций.
Однако даже если оставить за пределом рассмотрения кислую оценку литературных достоинств сорокинского сочинения (допустим, она представляет собой суждение вкуса, и вкуса скверного), то политическое содержание книги (это ведь праполитику? не про секс, не про ментов и бандосов, да? я верно понял?) оставляет меня еще более сокрушенным. Кто-то - убей бог, не помню, кто сказал, - что в обертке антиутопии автор подсовывает читателю утопию, что он чуть ли не любуется миром «Опричника» и заставляет любоваться читателя (что-то в этом роде, а если я и переврал, то я же всё равно не помню, кто это сказал). Утопия, любоваться, - может, и перебор, но в одном этому миру не откажешь - он прочен, органичен, целостен. Обычно в антиутопиях показывают бунт, внешний или внутренний, одного из членов якобы идеального общества (образ, симметричный чужаку-путешественнику, которому в классической утопии отводится роль восхищенного стороннего наблюдателя). Книга кончается, и тяжелые воды социальной гармонии смыкаются над мятежной головой. Здесь, однако, и этого нет.
Вот меня это удивляет. Зачем свою картину рисовал Сорокин, то ему известно. Он же концептуалист, может быть, он не Путина критиковал, а издевался над оппозиционерскими ужастиками (всё равно, по-моему, топорно, но тогда хоть понятно). Но восхищенные «как точно!», которые я слышал и продолжаю слышать, откуда они? Неужели не видно, как кризисно, как непрочно наспех слепленное вперемешку из вульгарно-консумеристских и автаркически-патерналистских элементов социальное тело современной России? Как не справляется с простейшими вызовами ни экономика материального, ни «экономика» символического? Нет, я не думаю, что всё вот сейчас прямо само и рассыпется, и братья меч нам отдадут, но ничего близкого к могучему монолиту выдуманной Сорокиным монархии я тоже не вижу. И кстати, никакой архаизации а-ля рюсс тоже не наблюдаю. И подозреваю, хотя и не уверен, что потенциал использования идейной и институциональной силы православия в интересах власти уже практически исчерпан.
И приучать себя к мысли, что Россия-матушка будто бы возвращается, после недолгого антракта, к своему извечному самодостаточному состоянию, по-моему, неразумно. Россия подвижный организм, ее история состоит из кризисов и перемен декораций, по ее дорогам бродят толпы обделенных сражателей, которым на предыдущем витке казалось делом решенным, что именно они, а не грязные торгаши после победы будут солью земли; здесь даже тем, кто пробился наверх, редко удается что-то как следует капитализировать. Вот такие здесь места, а немудрящая книжка Сорокина рисует вам совсем другой ландшафт. Хотя, наверное, видеть русскую жизнь такой мазохистски приятно, но она другая. В определенном смысле более страшная.