Как исполняют стихи: "выразительное чтение" и "ритмическая монотония"
Шутка сказать - прочесть стихи! Выходите, охотники: кто умеет?
О. Мандельштам
Считается, что есть две манеры исполнения стихов - "актёрская" и "авторская". Это различие известно по крайней мере с XIX века и не только в России. Ю. Н. Тынянов называл эти манеры фразирующей, где интерес декламатора сосредоточен на содержании, и тактирующей, следующей прежде всего ритму стихотворения. Создаётся видимость, что передать и то и другое вместе не получается. Актёр, разыгрывающий стихотворение как роль, переживающий, инсценирующий его, подчиняет чтение смысловому и эмоциональному движению, разрушая сковывающий его стихотворный ритм, мелодику стиха. Чтение же поэтом собственных стихов часто кажется публике монотонным, невыразительным и заунывным.
You can watch this video on www.livejournal.com
Актёр Сергей Безруков читает стихотворение Лермонтова "Валери́к"
You can watch this video on www.livejournal.com
Иосиф Бродский читает своё стихотворение "Письма римскому другу"
Найдутся любители и той и другой манеры, которые сойдутся на том, что это дело вкуса. Многие современные молодые авторы сами тяготеют к эмоциональному, "актёрскому" чтению. Авторы недавно вышедшей увесистой, но спорной книги "Поэзия. Учебник" (М.: ОГИ, 2016), говоря о способах чтения стихов вслух, не отдают предпочтения какому-либо из них, ограничиваясь замечанием, что сами поэты часто недовольны актёрским чтением.
Между тем, поднявший эту проблему на теоретическом уровне ещё в 1923 году Б. Н. Эйхенбаум настаивал на невозможности компромисса, сглаживания противоречия между двумя указанными способами чтения. Он пишет о своём впечатлении от декламации Блока в 1910 году:
"Блок читал свое стихотворение “На смерть Комиссаржевской” (“Пришла порою полуночной”) - и я впервые не испытывал чувства неловкости, смущения и стыда, которое неизменно вызывали во мне все “выразительные” декламаторы. Блок читал глухо, монотонно, как-то отдельными словами, ровно, делая паузы только после концов строк. Но благодаря этому я воспринимал текст стихотворения и переживал его так, как мне хотелось. Я чувствовал, что стихотворение мне подается, а не разыгрывается. Чтец мне помогал, а не мешал, как актер со своими “переживаниями”, - я слышал слова стихотворения и его движения. Надо мной не совершалось насилия и обмана, потому что не совершалось насилия над самим стихотворением. Впечатление было настолько сильное, что с тех пор я стал предпочитать “неумелую” декламацию поэтов разработанной и уснащенной театральными приемами декламации актеров. Тогда же стал меня беспокоить и сам вопрос о произнесении стихов".
О камерной декламации
Самый очевидный и удобный для фиксирования момент расхождения "актёрской" и "авторской" систем чтения - это отношение к паузе в конце строки.
"Стиховая пауза в конце каждого стиха не похожа ни на один вид паузы, известный прозе. Она и не синтаксическая, которая членит поток речи на отдельные группы (синтагмы), отделяя, например, главное предложение от придаточных; не экспрессивная, выражающая эмоцию (Он сыграл этот прелюд... великолепно!), и не пауза хезитации (колебания), когда говорящий делает остановку, подыскивая нужное слово (хотя она и совпадает часто то с одной, то с другой). В стихах пауза на конце строк иррациональна, она не связана ни со смыслом, ни с грамматикой фразы. Она - сама по себе - бессмысленна. Это - асемантическая пауза. Особенно это очевидно в случае анжамбемана, переноса, когда нарушается логико-синтаксическое единство фразы1".
Е. Невзглядова. Уменье чувствовать и мыслить нараспев (2009)
Актёр эту паузу просто игнорирует, если она идёт вразрез с синтаксисом фразы, тогда как для поэта она имеет чрезвычайно важное значение - именно строковая пауза создаёт особую стиховую интонацию, отличающую стих от прозы. Удивительно, но в театральных училищах этому не учат, как отмечает (бурно, по своему обыкновению) режиссёр К. Богомолов2:
You can watch this video on www.livejournal.com
Фрагмент лекции "Что делать и кто виноват. Разговор о театре". Телеканал "Дождь". 2016.
"Актёрское" чтение кроме того отличается чрезмерной эмоциональностью, "переживанием", звукоподражанием:
"Я помню несколько актерских чтений. Один, читая пушкинских “Бесов” (“Посмотри: вон, вон играет, Дует, плюет на меня; Вот - теперь в овраг толкает Одичалого коня...”), надувал щеки, пыхтел и чуть ли не плевался; другой читал мандельштамовские стихи “Мне Тифлис горбатый снится...” с кавказским акцентом, изображая подвыпившего грузина; в стихах “За гремучую доблесть грядущих веков” - так гремел, исходя гражданским гневом, что казалось, вот-вот закачаются люстры в зале филармонии, где это происходило, а в словах: “Чтоб сияли всю ночь голубые песцы Мне в своей первозданной красе” - смаковал глухие согласные (“песцы”) таким шипящим, свистящим шепотом, с такой осязаемой чувственностью, как будто ощупывал мех в комиссионной лавке".
Е. Невзглядова
При этом, если ритм может где-то соблюдаться, где-то нет, в зависимости от того, как на него ложится актёрская (смысловая, психологическая) интерпретация стихотворения (т. е. про ритм актёр в принципе знает, о чём и говорит Богомолов), то особая стиховая интонация, не речевая, не повествовательная, а напевная, монотонная, неадресованная, не считается чем-то неотъемлемым от стихотворения, воспринимается всего лишь как "авторская" манера чтения, не более. Между тем, "парадокс заключается в том, что мы слышим наполненную сложным смыслом воображаемую интонацию, инспирированную душевным движением, только тогда, когда читаем текст монотонно, невыразительно, то есть приглушая или вовсе отставляя интонацию фразовую" (Е. Невзглядова).
Для слушателя с развитым поэтическим слухом "актёрское" чтение (подобное приведённому выше исполнению С. Безрукова) невыносимо, и представление о равноправии "манер" чтения является серьёзным заблуждением. Это очень убедительно показывают и указанные выше авторы. Б. Эйхенбаум приходит к выводу, что чтец не должен никого "изображать", отдаваться эмоциям, что "фразировка стихотворения должна быть в полном соответствии с его ритмико-мелодической основой". Е. Невзглядова заключает, что "непреложное правило чтения - ритмическая монотония", а подлинный поэтический смысл может быть услышан только в противостоящих друг другу звучаниях - естественно-речевом и стиховом.
Это отнюдь не означает, что "авторское" (монотонно-ритмическое) чтение всегда хорошо, а актёру некуда приложить свои способности при чтении поэзии. "Многие авторские исполнения разочаровывают. Пастернак читает, по-детски выделяя логический смысл и по-московски слишком растягивая открытые гласные звуки. Ахматова читает слишком торжественно-многозначительно" (Е. Невзглядова).
You can watch this video on www.livejournal.com
Борис Пастернак читает своё стихотворение "Синий цвет"
В то же время есть примеры замечательных актёрских (без кавычек) чтений, когда переживание актёра подчинено ритму, мелодике, и в их столкновении с текстом выразить, донести поэтический смысл позволяет как раз талант исполнителя. Может быть, этот закон, по которому подлинная свобода рождается из ограничений, вообще работает повсюду: поэт скован рифмами и размером, верующий - ритуалами и обрядами, человек - своей смертностью.
You can watch this video on www.livejournal.com
Актёр Константин Райкин читает стихотворение Д. Самойлова "Смерть дирижёра"
1 Интересно, что анжамбеман в тех случаях, когда строка заканчивается на предлоге, союзе или делит слово на части, - может быть, единственный верный способ заставить актёра всё-таки сделать паузу в конце строки, тут уж он не сможет притвориться, будто её нет.
2 То, что Богомолов называет "долбать ритм", - это, вероятно, та ошибка чтецов, о которой пишет и Эйхенбаум, - смешение ритма с размером, и "скелет" стихотворения - это размер, а не ритм. "Долбать" можно именно размер, но не ритм как мелодику, интонацию.