Большая пустынная комната, только по окраинам обставленная
кое-какой мебелью, дремлет в сумерках. На одной из кроватей еле виден силуэт
крепко спящего человека. То, что он крепко спит, чувствуется по его ровному
дыханию и неподвижной позе.
И если бы к нему наклониться ближе, можно было бы увидеть,
что во сне он улыбается. Так спать может только человек с чистой совестью.
Это Подходцев.
Его неразлучные товарищи по комнате в совместной жизни -
Клинков и Громов - должны быть недалеко, потому что эта троица почти никогда не
расстается…
Действительно, не успели еще сумерки сгуститься в темный
весенний вечер, как на лестнице раздались два голоса - бархатный баритон
Клинкова и звенящий тенор Громова:
- А я тебе говорю, что эта девушка все время смотрела
на меня!
- Это ничего не доказывает! В паноптикумах публика
больше всего рассматривает не красавицу Клеопатру со змеей, а душительницу
детей Марианну Скублинскую!
Не найдя на это ответа, грузный Клинков сердито запыхтел и
первым вошел в общую комнату, захлопнув дверь перед самым носом Громова.
- Пусти! - прозвенел Громов, налетая плечом на
дверь.
- Проси прощенья, - прогудел голос Клинкова
изнутри.
- Ну ладно. Прости, что я тебя назвал идиотом.
- Постой, да ведь ты меня не называл идиотом?
- Я подумал, но это все равно. Пусти! Если не пустишь,
встану завтра пораньше и зашью рукава в твоем пиджаке.
- Ну, иди, черт… С тебя станется.
Громов вошел, и тут же оба издали удивленное восклицание:
- Чего это он тут набросал на полу?
- Какие-то бумажки. Может быть, старые письма его
возлюбленных…
- Или счета от несчастного портного…
- Или повестки от мирового…
Клинков поднял одну скомканную бумажку, расправил ее и
вскрикнул:
- Господи Иисусе! Да ведь это деньги. Пятирублевая
бумажка.
- И вот!
- И вот! Я слепну! Я задыхаюсь!
- Да тут их десятки!
- Сотни!
- Зачем он их разбросал тут?
- Я догадываюсь: он хочет нас поразить.
- Знаешь, давай сделаем вид, что мы ничего не замечаем.
- Идет. Эй, Подходцев! Не стыдно ль спать, когда цвет
русской интеллигенции бодрствует?! Вставай!
Подходцев проснулся, спустил ноги с кровати, поглядел на
бумажки, на спокойные лица товарищей и до глубины души удивился их равнодушию.
- Вы только сейчас вошли?
- Уже минут пять. А что?
- Вы ничего не замечаете?
- Нет. А что?
- На полу-то…
- Что ж на полу… Бумажки какие-то набросаны. Зачем ты
соришь, ей-Богу? Что за неряшливость?
- Да вы поглядите, что это за бумажки!! -
прогремел Подходцев.
Клинков поднял одну бумажку и в ужасе бросил ее.
- Ой! Деньги! И на них кровь.
- Подходцев… Он умер сразу, или агония у него была
мучительная?
- У кого?
-
Кого ты убил и ограбил.
- Животное ты! Эти денежки чисты, как декабрьский
снег!.. Оказывается, что три дня подряд я снился одной из моих теток… И снился
«нехорошо», как она пишет. Думая, что я болен или заточен в тюрьму, она и
прислала мне ни с того ни с сего четыреста рублей.
- Что за достойная женщина!
- Завтра же, - сказал Клинков, - я приснюсь
своей тетке.
- Да уж… Если бы это от тебя зависело, ты извел бы
бедную старуху своими появлениями.
- Что ж ты думаешь делать с этими деньгами?
- Не я, а мы. Деньги общие.
- Нет! - твердо сказал Клинков. - Для общих
денег это слишком большая сумма!..
- Но ведь я получил их благодаря вам.
- Каким образом?
- Тетке снилось, что я нехорошо живу. Результат - деньги.
Теперь: если я действительно нехорошо живу, то благодаря кому? Благодаря вам.
Значит, мы заработали эти деньги все вместе.
- Убийственная логика.
- Верно, за нее убить мало.
Три друга собрали деньги, разгладили их, положили на
середину стола и, усевшись вокруг, принялись их рассматривать чрезвычайно
пристально.
- Большие деньги, - покачал головой Громов. -
Если начать на них пить - можно получить белую горячку, если есть - ожирение
сердца и подагру, если тратить на красавиц - общее расстройство организма.
- Следовательно, нужно сделать на них что-нибудь
полезное.
- Можно открыть кроличий завод. Выгодное дело!
- Или купить имение с образцовым питомником.
- Или нанять целиком доходный дом и отдавать его под
квартиры.
- А почему ты молчишь, Громов?
- Мне пришла в голову мысль, - застенчиво произнес
Громов.
- И как же она себя чувствует в этом пустом помещении?
- Мысль такая: давайте, господа, издавать сатирический
журнал.
- Я могу только издать удивленный крик, -
признался Подходцев, действительно ошеломленный.
- Но ведь это идея, - вдруг расцвел
Клинков. - Вы знаете, а может быть, и не знаете, что я довольно недурно
рисую карикатуры. Громов пишет прозу и стихи.
- А что же я буду делать? - ревниво спросил
Подходцев.
- Ты? Издательская и хозяйственная часть.
- Это будет чрезвычайно приятный журнал.
- И полезный в хозяйстве, - добавил Подходцев,
кусая ус.
- Почему?
- Как средство от мух.
- Не понимаю.
- Мухи будут дохнуть от ваших рисунков и стихов.
- Берегись, Подходцев! Мы назовем свой журнал
«Апельсин», и тогда ты действительно ничего в нем не поймешь.
- Постойте, постойте, - вскричал Громов, сжимая
голову руками. - «Апельсин»… А, ей-Богу, это недурно. Звучно, запоминается
и непретенциозно!
- По-моему, тоже, - хлопнул тяжелой рукой по столу
Клинков. - Это хорошо: «Газетчик, дайте мне „Апельсин“!
Громов вскочил, схватил с дивана подушку, приложил ее, как
сумку, к своему боку и, приняв позу газетчика, ответил густым басом:
- «Апельсинов» уже нет - все распроданы.
- Что ж ты, дубина, не берешь их больше?
- Да я взял много, но сейчас же все расхватали.
Поверите - с руками рвут.
- А ты мне не можешь где-нибудь достать старый номер?
- Трудновато. За рубль - пожалуй.
- Три дам, только достань.
- Слушаю-с, ваше сиятельство.
Эта наглядная интермедия произвела на колебавшегося
Подходцева глубокое впечатление.
- Действительно, издавать журнал прелюбопытно. А
книжные магазины тоже будут продавать?
- Конечно! - вскричал Клинков. И обратился к
Громову: - Скажите, приказчик книжного магазина, у вас имеется «Апельсин»?
Громов зашел за стол, изображавший собою прилавок, и,
изогнувшись, ответил:
- «Апельсин»? Сколько номеров прикажете?
- Десять. Хочу послать своей племяннице, брату, еще
кое-кому.
- У нас осталось всего три штуки…
- О, добрый приказчик! Дайте мне десять номеров.
- Не могу, - сухо ответил Громов, - на вас не
напасешься.
- О, многомилостивый торговец! Сжальтесь надо мной…
Жена запретила мне являться домой без десяти номеров «Апельсина».
- Или берите три, или проваливайте.
Клинков упал на колени и, протягивая молитвенно руки,
завопил:
- Я утоплюсь, если вы не дадите мне десяти номеров. О,
спасите меня!..
И, встав с колен, отряхнул пыль с брюк, обернулся к
Подходцеву и сказал другим, более спокойным тоном:
- Так будет в книжных магазинах.
- Значит, публика, по-вашему, заинтересуется им?
- Публика? - подхватил Клинков. - Я себе
рисую такую картину…
Он снова упал перед Громовым на колени и, протягивая к нему
руки, простонал:
- Марья Петровна! Я люблю вас, будьте моей.
- Хорошо, - пропищал Громов, кокетливо обмахиваясь
подушкой.
- Мы будем так счастливы… Будем по вечерам читать
«Апельсин».
- А что такое «Апельсин»? - снова пропищал Громов,
скорчив бессмысленную физиономию.
- А-а! - свирепо зарычал Клинков. - Вы, Марья
Петровна, не знаете что такое «Апельсин»?! В таком случае - черт с вами!
Отказываюсь от вас! Навсегда!
- Ах, - вскрикнула «Марья Петровна» и в обмороке
упала Подходцеву на руки.
Такая блестящая иллюстрация успеха и значения журнала
рассеяла последние колебания Подходцева.
- А денег у нас хватит? - спросил этот деловой
малый.
- Конечно! Полтораста - за бумагу, столько же -
типографии, пятьдесят - на клише и остальное на мелкие расходы. Первый же номер
даст рублей двести прибыли.
- Evviva, «Apelsino»! - вскричал Клинков. -
Господин издатель! Дайте сотруднику десять рублей аванса.
Подходцев развалился на стуле и снисходительно поглядел на
Клинкова:
- Ох, уж эти мне сотрудники. Все бы им только авансы да
авансы. Ну, нате, возьмите. Только чтобы это было последний раз. И, пожалуйста,
не запоздайте с материалом.
Клинков сунул деньги в карман и шаркнул ногой:
- Заведующий художественной частью журнала «Апельсин»
приглашает редактора и издателя в ближайший ресторан откушать хлеба-соли,
заложив этим, как говорится, фундамент.
Поднимаясь в три часа ночи по лестнице, редакция журнала
«Апельсин» делала не совсем уверенные шаги и хором пела следующую, не совсем
складную песню:
Мать и брат, отец и сын,
Все читают «Апельсин».
Нищий, дворник, кардинал -
Все читают наш журнал.
А Громов добавлял соло:
Кто же не читает,
Тот -
Идиот,
В «Апельсинах» ничего не понимает!
_________________________________________________________________________________________________
Это отрывок из одной из моих любимейших книг "Подходцев и двое других" Аркадия Аверченко. В ней очень много юмора, немного грусти, думаю равнодуным не оставит никого. Общение героев между собой очень напоминает мне наше общение с моими подругами :)) может, поэтому она мне так нравится)
Если кто захочет почитать, скачать можно здесь:
webreading.ru/humor_/humor_prose/arkadiy-averchenko-podhodcev-i-dvoe-drugih.html Не пожалеете! :)