Женщины правого крыла - Глава 2. Политика ума (окончание)
Перевод третьей части главы "The Politics of Intelligence" из книги "Right-wing Women: The Politics of Domesticated Females"
Оригинал перевода можно найти здесь.
Сердечно благодарю caballo_marino за редакторскую правку.
Перейти к началу книги
Перейти к началу главы
Итак, дамы, вы, кто предпочитает честную работу проституции, кто день и ночь проводит в трудах на благо семьи, нужно ли говорить, что вы унижены; женщине не пристало трудиться; уважение и честь достигаются праздностью.
Вы, Виктория Английская и Изабелла Испанская - вы приказываете, следовательно, вы радикально унижены.
- Женни Д’Эрикур «Философия женщины или Освобожденная женщина», 1864
Сексуальная работа женщин, как правило, выполняется приватно - в спальне - или тайно - хотя проституток и можно увидеть на улице, то, как их используют клиенты, остается невидимым. В идеале женщины ничего не делают: они просто женщины; в действительности же приватное или тайное бытие женщиной израбатывает их до полной потери сил и здоровья. Согласно представлениям об идеальной женственности, женщине не пристало трудиться на глазах у других: ее призвание - скрытая сексуальная работа. В реальном же мире женщины, что продают свой труд, а не тело, опасно далеко отошли от предписанной им стези; их порицают за это несоответствие идеалу показной праздности, за то, что замарали себя видимым трудом.
За дымовой завесой идеальной праздности таится женская работа. Во-первых, женская работа - это брак. «Я всегда нервничаю по утрам, - писала Каролина ди Жесус. - Беспокоюсь, что не удастся раздобыть достаточно денег, чтобы хватило на еду… Сеньор Мануэль заявился с предложением выйти за него замуж. Но я не хочу… мужчине не понравится женщина, которая не может оторваться от книг, вскакивает посреди ночи, чтобы схватиться за перо, и спит с бумагой и карандашом под подушкой. Именно поэтому я предпочитаю жить одна - ради моих идеалов».
Замужняя женщина часто замужем потому, что ее идеал - досыта есть, а не писать книги.
Во-вторых, женская работа - это проституция: сексуальные услуги, предоставляемые вне брака за денежное вознаграждение. «Мне так не хотелось расставаться с иллюзией, что у меня была какая-то свобода выбора, - рассказывает Дж. в “Записках о проституции” Кейт Миллет. - Пусть это всего лишь самообман, но все же мне необходимо считать, что я сама выбрала это. И в то же время я понимаю, до какой степени мое попадание в проституцию было предопределено заранее, какой предрешенной была вся моя жизнь, как меня поимели… И вот я убедила себя в том, что это было мое решение. Страшнее всего сейчас оглянуться назад и осознать, через что мне пришлось пройти, что перенести».
Как говорит Линда Лавлейс в «Испытании», женщина в проституции учится «довольствоваться самыми крошечными радостями, которые только можно вообразить себе - отсутствием боли или минутным ослаблением страха». Проституированная женщина часто в проституции потому, что ее идеал - это выживание: она выживает в условиях жестокости сутенера, голода и жизни на улице.
Место, которое общество отводит женщинам, стоит на одной простой предпосылке: женщин можно трахать и оплодотворять - следовательно, женщины существуют для е…ли и производства потомства. Иногда люди образованные заменяют слово «трахать» всевозможными эвфемизмами: в женщин можно проникать пенисом - следовательно, женщины существуют для того, чтобы в них проникали пенисом. К мужчинам эта логика никогда не применяется, каким выражением бы половой акт ни обозначался: мужчину можно трахнуть - стало быть, мужчины существуют для того, чтобы их трахали; в мужчину можно проникнуть пенисом - стало быть, мужчины существуют для того, чтобы в них проникали пенисом. К ней обращаются лишь тогда, когда речь идет о женщинах, и только в отношении секса. Никто не говорит, к примеру, что у женщин легкие руки, а потому им следует идти в хирурги. У женщин есть ноги, а потому они должны бегать, прыгать и карабкаться. Женщины одарены разумом, а потому необходимо найти ему достойное применение. И вместе с тем часто приходится слышать, что у женщин есть половые органы; эти органы предназначены для использования мужчинами; если же эта функция не выполняется, женщина перестает быть женщиной: каким-то непостижимым образом она становится чем-то большим или меньшим; и то и другое в равной степени плохо, а потому всячески порицается.
Женщин определяют, оценивают и судят по одному-единственному критерию: как женщин, то есть по половым органам, которые должны использоваться по назначению. Все остальные части тела значения не имеют, если только они не задействованы каким-либо образом в сексе или не являются индикаторами сексуальной доступности и желанности. Ум в женщине ничего не значит. Он не имеет никакого отношения к тому, что есть женщина.
С самого рождения женщины попадают в особую категорию рабочей силы, за которой закреплен вид труда, считающийся специфически женским, - секс. Ум никак не меняет, не реформирует и не революционизирует эту простую истину.
Женское предназначение - брак или проституция, свидетельством чему является рана у нее между ног, как называют влагалище мужчины в проявлении своего странного страха перед женщинами. Ум не создает и не затягивает эту рану; он никак не влияет на то, как используют ее саму, ее носительницу, женщин вообще.
Женщины работают тем, что «ниже пояса»; ум обретается выше. Женщины ниже - мужчины выше. Это незамысловатая, банальная схема вещей, но женские половые органы, надо полагать, сами по себе достаточно отвратительны, чтобы послужить оправданием этому разделению, представить его самоочевидной истиной.
Каким бы развитым ни был природный ум женщин, сумевших вопреки своему низкому статусу получить образование, он все равно будет проявлять себя в выживании: в терпении, пережидании, перенесении боли, эмоциональном онемении, адаптации к потерям - в первую очередь, к потере самой себя. Мужчины обращаются с женщинами, как с вещами, и женщины выживают в реалиях этого обращения - в браке, проституции, изнасилованиях; женский ум находит себе применение в поиске возможности вытерпеть и поиске смысла в нестерпимом, в попытках смириться с участью быть предметом потребления, на которую ее обрекает принадлежность к женскому полу. «В сексе с мужчинами - как бы это выразиться - недостает личного человеческого отношения», - пишет Мариз Холдер в «Пусть боль кричит».
Некоторые женщины хотят работать: заниматься не сексуальным, а настоящим трудом, которым мужчины - настоящие люди - зарабатывают себе на жизнь. Они желают получать равную оплату за равный труд. Одна из проституток, опрошенных Кейт Миллет, в лучшие годы зарабатывала около 800 долларов в неделю. «Мне с моей докторской степенью и десятилетним стажем работы, - отмечает Миллет, - было позволено получать лишь 60 долларов в неделю».
Женская работа, если это не брак и не проституция, как правило, сегрегирована по половому признаку: это всегда низкооплачиваемые, бесперспективные и стереотипно женские виды труда. В Соединенных Штатах в 1981 году женщины зарабатывали от 56 до 59 процентов от того, что получали мужчины. Даже за аналогичную работу женщинам платят значительно меньше, чем последним. К тому же эту аналогичную работу не так легко найти. Последствия этого неравенства - каковы бы ни были цифры в любой произвольно взятый год, в любой произвольно взятой стране - женщинам хорошо известны: не имея возможности заработать себе на хлеб производительным, а не сексуальным трудом, они вынуждены подрабатывать телом.
«Ставить женщин в зависимое от мужчин положение в условиях социального строя, где они должны работать, чтобы не умереть с голоду, - писала Женни Д’Эрикур французскому социалисту Жозефу Прудону в середине XIX века, - означает обрекать их на проституцию; так как презрение к производителю переносится на стоимость создаваемого им продукта… Женщине, которая не имеет возможности прокормить себя честным трудом, не останется ничего другого, как торговать собой. Равенство мужчине или проституция - другого выбора нет». Эгалитаристские взгляды Прудона не простирались так далеко, чтобы включать в себя также и женщин. Он отвечал Д’Эрикур:
… Какая бы компенсация ни причиталась женщине со стороны ее супруга (или отца) и детей, я не считаю, что даже самая радикальная справедливость способна сделать ее РАВНОЙ мужчине... я также не думаю, что это неравенство женского пола служит источником его порабощения, унижения либо умаления его достоинства, свободы или счастья. Я убежден в том, что верно именно обратное.
Аргументы Д’Эрикур отражают взгляд с женской перспективы: женщины должны иметь возможность получать справедливую плату за работу, не связанную с сексуальным обслуживанием, иначе им придется продавать себя мужчинам; презрение мужчин к женщинам негативно сказывается на стоимости их труда по той причине, что он был произведен женщинами; низкая стоимость женского труда обусловлена низким статусом женщин как класса; женщинам приходится торговать телом, так как мужчины не хотят покупать их труд - если только это не сексуальные услуги - за плату, которая позволила бы им отказаться от секса как формы труда.
Ответ же Прудона рисует мужскую картину мира: в этом лучшем из миров - наряду с признанием того, что какая-то экономическая дискриминация женщин все же имеет место - никакая справедливость на свете не способна сделать женщин равными мужчинам, потому что женщины по умолчанию уступают им: эта неполноценность никоим образом не унижает их и не умаляет их человеческое достоинство; это неравенство дарует им счастье, достоинство и свободу именно потому, что они женщины, - оно проистекает из самой их природы; свобода женщин и справедливое к ним отношение заключаются в обращении с ними, как с женщинами - то есть существами, от рождения стоящими ниже мужчин.
Дивный новый мир Прудона для женщин был все тем же старым, хорошо знакомым им миром.
Д’Эрикур признавала то, чего не брала в расчет Виктория Вудхалл: «презрение к производителю переносится на стоимость создаваемого им продукта». Работа по найму не освободит женщин от женской стигмы, потому что эта стигма неизбежно выходит на первый план и обесценивает продукт женского труда.
А это значит, что женщины правого крыла не ошибаются, когда говорят, что они больше стоят в своем доме, чем за его стенами. Дома их ценность признается, на рабочем месте - нет. В браке их сексуальная работа вознаграждается: женщине, как правило, «выдают» больше, чем она сама могла бы заработать; рынок труда использует ее как дешевую рабочую силу. Представление, что работа за зарплату принесет женщинам сексуальную и экономическую независимость от мужчин, попросту ошибочно - им для этого слишком мало платят. И женщины правого крыла знают об этом.
Феминистки понимают, что равная плата за равный труд обеспечила бы женщинам как сексуальную, так и экономическую независимость от мужчин. Но феминистки не учитывают того, что в женоненавистнической системе женщинам никогда не станут платить зарплату, равную мужской. Все институты мужской власти существуют за счет сексуального труда и сексуальной подчиненности женщин, а потому эта система будет и дальше стремиться любой ценой сохранить женский сексуальный труд; и повсеместно низкая оплата не-сексуального труда очень действенно принуждает их продавать свое тело, чтобы не умереть с голоду.
Экономическая система, в которой женщине платят меньше, чем платили бы мужчине, по существу, наказывает женщин, которые посмели работать не в браке и не в проституции: они надрываются за сущие гроши и все равно оказываются поставлены перед необходимостью продавать секс. Экономическая система, в которой женщин наказывают за работу за стенами спальни, лишь сильнее укрепляет их в уверенности, что сексуальное обслуживание мужчин является обязательной частью жизни каждой из них: в противном случае ей просто не выжить.
Феминисткам, насколько можно судить, кажется, что равной оплаты за равный труд можно достигнуть простыми реформами, что очень далеко от действительности: это бы потребовало полного переворота в общественном укладе. Феминистки не желают признавать тот факт, что пока мужчины господствуют над женщинами, равная оплата за равный труд попросту невозможна - в то время, как женщины правого крыла не желают забыть об этом. Низкая стоимость женской работы на рынке труда загоняет женщин обратно в дом и убеждает их защищать систему, в которой, как они понимают, ему платят за них обоих - и ее доля больше, чем она сама смогла бы заработать.
Сексуальные домогательства на рабочем месте необратимо закрепляют низкий статус женщин. Женщины и есть секс; они остаются сексом даже когда раскладывают бумаги или печатают на машинке. Изощренное, изматывающее насилие сексуальных домогательств на работе распространено повсеместно; без него не обходится практически ни в одном рабочем коллективе. Женщины заискивают; женщины пытаются задобрить; женщины уступают; женщины уходят; редкие храбрые женщины дают отпор и на долгие годы увязают в бесконечных судах, часто без работы. На рабочих местах также случаются изнасилования.
И где здесь место для ума - для грамотности, интеллекта, творческого начала, нравственной проницательности? Где в этом мире, со всех сторон стискивающем жизни женщин тем употреблением, которое мужчины находят их половым органам, место для культивирования их умений, талантов, мечтаний, амбиций? Что проку женщине от человеческого ума?
«Конечно же, - писала Вирджиния Вульф, - ученые дамы выглядели такими дурнушками, но справедливость требует отметить, что они были также крайне бедны. Хотелось бы ей хотя бы один семестр подержать Чаффи на пайке Люси и послушать, что тот расскажет о Генрихе VIII».
«Нет, если бы он прочел мою рукопись, это ни к чему бы не привело, - пишет Эллен Глазго в своих воспоминаниях. - “Лучший совет, который я могу вам дать”, - сказал он мне с чарующей прямотой, - “это забыть о литературе, вернуться на Юг и обзавестись парой малюток”. И, если мне не изменяет память (хотя не исключено, что я услышала эту расхожую премудрость от другого мужчины - возможно даже, от многих), он присовокупил: “Великая женщина - не та, что написала самую чудесную книгу, а та, что родила самых чудесных детей”. Может, это и так, я не стала спорить. Однако не менее справедливо и то, что я хотела писать книги и никогда в жизни не испытывала ни малейшего желания рожать детей».
Вудхалл считала, что свобода от сексуального принуждения придет с работой по найму; она ошибалась. Рынок труда стал тем, чем его хотят видеть мужчины - новой ареной сексуального запугивания и давления, новым очагом опасности для женщин, уже обремененных избытком подобных мест. Вульф верила в благотворное влияние образования и искусства. Она тоже ошибалась. Мужчины вымарывают; мизогиния извращает; женский ум все так же презираем и наказуем.
Женщины правого крыла внимательно осмотрели этот мир и пришли к выводу, что это опасное местечко. Они увидели, что работа означает для них еще более высокую опасность со стороны еще большего количества мужчин, что вероятность подвергнуться сексуальной эксплуатации с нею лишь возрастает. Они увидели, что творческое начало и оригинальность в женщинах высмеиваются; что за дерзость иметь идеи, планы, мечты и амбиции женщин вышвыривают из круга мужской цивилизации.
Они увидели, что традиционный брак означает продажу себя одному мужчине, а не сотням: более выгодная сделка. Они увидели, что на улице холодно, а женщины, живущие там, выглядят уставшими, больными и избитыми. Они увидели, что заработная плата не принесет им независимости от мужчин; что им так или иначе придется играть в сексуальные игры, назначенные их полу: как дома, так и на работе. Они не увидели и тени возможности сделать свои тела по-настоящему своими и выжить в мужском мире.
Еще они знают, что предложение левых ничем не привлекательнее: левым мужчинам также нужны жены и шлюхи; они отдают предпочтение шлюхам и не слишком жалуют жен. Женщины правого крыла не ошибаются. Они опасаются, что левые, провозгласившие безличностный и беспорядочный секс основополагающей ценностью, сделают их более уязвимыми к сексуальной агрессии и станут презирать за отвращение к ней. Они не ошибаются.
Женщины правого крыла понимают, что в рамках этой системы они не могут сделать свои тела по-настоящему своими, но могут дать согласие на частное владение одним мужчиной: так сказать, ограничиться одним потребителем. Они знают, что их социальная ценность напрямую связана с их полом - половыми органами и репродуктивными способностями - и пытаются поднять себе цену: сотрудничеством, манипуляциями, конформностью; демонстрацией любви и попытками подружиться; покорностью и послушанием; и, не в последнюю очередь, жонглированием эвфемизмами: «женственность», «абсолютная женщина», «нравственность», «материнский инстинкт», «любовь матери». Они безмолвны в своем отчаянии; прячут свои телесные и душевные раны; безупречно одеваются и являют собой образец хороших манер; страдают, любят Бога, следуют правилам. Они видят, что демонстрируемый женщиной ум - порок, что реализованный женщиной ум - преступление.
Они понимают мир, в котором живут, и не ошибаются. Они предлагают секс и детей, чтобы оставаться нужными мужчинам, поскольку им нужны кров, еда и одежда. Они используют традиционный женский ум - ум животного, не человека - и сделают все, что потребуется для выживания.
Перейти к главе 3 «Аборты»
Оригинал перевода можно найти здесь.
Сердечно благодарю caballo_marino за редакторскую правку.
Перейти к началу книги
Перейти к началу главы
Итак, дамы, вы, кто предпочитает честную работу проституции, кто день и ночь проводит в трудах на благо семьи, нужно ли говорить, что вы унижены; женщине не пристало трудиться; уважение и честь достигаются праздностью.
Вы, Виктория Английская и Изабелла Испанская - вы приказываете, следовательно, вы радикально унижены.
- Женни Д’Эрикур «Философия женщины или Освобожденная женщина», 1864
Сексуальная работа женщин, как правило, выполняется приватно - в спальне - или тайно - хотя проституток и можно увидеть на улице, то, как их используют клиенты, остается невидимым. В идеале женщины ничего не делают: они просто женщины; в действительности же приватное или тайное бытие женщиной израбатывает их до полной потери сил и здоровья. Согласно представлениям об идеальной женственности, женщине не пристало трудиться на глазах у других: ее призвание - скрытая сексуальная работа. В реальном же мире женщины, что продают свой труд, а не тело, опасно далеко отошли от предписанной им стези; их порицают за это несоответствие идеалу показной праздности, за то, что замарали себя видимым трудом.
За дымовой завесой идеальной праздности таится женская работа. Во-первых, женская работа - это брак. «Я всегда нервничаю по утрам, - писала Каролина ди Жесус. - Беспокоюсь, что не удастся раздобыть достаточно денег, чтобы хватило на еду… Сеньор Мануэль заявился с предложением выйти за него замуж. Но я не хочу… мужчине не понравится женщина, которая не может оторваться от книг, вскакивает посреди ночи, чтобы схватиться за перо, и спит с бумагой и карандашом под подушкой. Именно поэтому я предпочитаю жить одна - ради моих идеалов».
Замужняя женщина часто замужем потому, что ее идеал - досыта есть, а не писать книги.
Во-вторых, женская работа - это проституция: сексуальные услуги, предоставляемые вне брака за денежное вознаграждение. «Мне так не хотелось расставаться с иллюзией, что у меня была какая-то свобода выбора, - рассказывает Дж. в “Записках о проституции” Кейт Миллет. - Пусть это всего лишь самообман, но все же мне необходимо считать, что я сама выбрала это. И в то же время я понимаю, до какой степени мое попадание в проституцию было предопределено заранее, какой предрешенной была вся моя жизнь, как меня поимели… И вот я убедила себя в том, что это было мое решение. Страшнее всего сейчас оглянуться назад и осознать, через что мне пришлось пройти, что перенести».
Как говорит Линда Лавлейс в «Испытании», женщина в проституции учится «довольствоваться самыми крошечными радостями, которые только можно вообразить себе - отсутствием боли или минутным ослаблением страха». Проституированная женщина часто в проституции потому, что ее идеал - это выживание: она выживает в условиях жестокости сутенера, голода и жизни на улице.
Место, которое общество отводит женщинам, стоит на одной простой предпосылке: женщин можно трахать и оплодотворять - следовательно, женщины существуют для е…ли и производства потомства. Иногда люди образованные заменяют слово «трахать» всевозможными эвфемизмами: в женщин можно проникать пенисом - следовательно, женщины существуют для того, чтобы в них проникали пенисом. К мужчинам эта логика никогда не применяется, каким выражением бы половой акт ни обозначался: мужчину можно трахнуть - стало быть, мужчины существуют для того, чтобы их трахали; в мужчину можно проникнуть пенисом - стало быть, мужчины существуют для того, чтобы в них проникали пенисом. К ней обращаются лишь тогда, когда речь идет о женщинах, и только в отношении секса. Никто не говорит, к примеру, что у женщин легкие руки, а потому им следует идти в хирурги. У женщин есть ноги, а потому они должны бегать, прыгать и карабкаться. Женщины одарены разумом, а потому необходимо найти ему достойное применение. И вместе с тем часто приходится слышать, что у женщин есть половые органы; эти органы предназначены для использования мужчинами; если же эта функция не выполняется, женщина перестает быть женщиной: каким-то непостижимым образом она становится чем-то большим или меньшим; и то и другое в равной степени плохо, а потому всячески порицается.
Женщин определяют, оценивают и судят по одному-единственному критерию: как женщин, то есть по половым органам, которые должны использоваться по назначению. Все остальные части тела значения не имеют, если только они не задействованы каким-либо образом в сексе или не являются индикаторами сексуальной доступности и желанности. Ум в женщине ничего не значит. Он не имеет никакого отношения к тому, что есть женщина.
С самого рождения женщины попадают в особую категорию рабочей силы, за которой закреплен вид труда, считающийся специфически женским, - секс. Ум никак не меняет, не реформирует и не революционизирует эту простую истину.
Женское предназначение - брак или проституция, свидетельством чему является рана у нее между ног, как называют влагалище мужчины в проявлении своего странного страха перед женщинами. Ум не создает и не затягивает эту рану; он никак не влияет на то, как используют ее саму, ее носительницу, женщин вообще.
Женщины работают тем, что «ниже пояса»; ум обретается выше. Женщины ниже - мужчины выше. Это незамысловатая, банальная схема вещей, но женские половые органы, надо полагать, сами по себе достаточно отвратительны, чтобы послужить оправданием этому разделению, представить его самоочевидной истиной.
Каким бы развитым ни был природный ум женщин, сумевших вопреки своему низкому статусу получить образование, он все равно будет проявлять себя в выживании: в терпении, пережидании, перенесении боли, эмоциональном онемении, адаптации к потерям - в первую очередь, к потере самой себя. Мужчины обращаются с женщинами, как с вещами, и женщины выживают в реалиях этого обращения - в браке, проституции, изнасилованиях; женский ум находит себе применение в поиске возможности вытерпеть и поиске смысла в нестерпимом, в попытках смириться с участью быть предметом потребления, на которую ее обрекает принадлежность к женскому полу. «В сексе с мужчинами - как бы это выразиться - недостает личного человеческого отношения», - пишет Мариз Холдер в «Пусть боль кричит».
Некоторые женщины хотят работать: заниматься не сексуальным, а настоящим трудом, которым мужчины - настоящие люди - зарабатывают себе на жизнь. Они желают получать равную оплату за равный труд. Одна из проституток, опрошенных Кейт Миллет, в лучшие годы зарабатывала около 800 долларов в неделю. «Мне с моей докторской степенью и десятилетним стажем работы, - отмечает Миллет, - было позволено получать лишь 60 долларов в неделю».
Женская работа, если это не брак и не проституция, как правило, сегрегирована по половому признаку: это всегда низкооплачиваемые, бесперспективные и стереотипно женские виды труда. В Соединенных Штатах в 1981 году женщины зарабатывали от 56 до 59 процентов от того, что получали мужчины. Даже за аналогичную работу женщинам платят значительно меньше, чем последним. К тому же эту аналогичную работу не так легко найти. Последствия этого неравенства - каковы бы ни были цифры в любой произвольно взятый год, в любой произвольно взятой стране - женщинам хорошо известны: не имея возможности заработать себе на хлеб производительным, а не сексуальным трудом, они вынуждены подрабатывать телом.
«Ставить женщин в зависимое от мужчин положение в условиях социального строя, где они должны работать, чтобы не умереть с голоду, - писала Женни Д’Эрикур французскому социалисту Жозефу Прудону в середине XIX века, - означает обрекать их на проституцию; так как презрение к производителю переносится на стоимость создаваемого им продукта… Женщине, которая не имеет возможности прокормить себя честным трудом, не останется ничего другого, как торговать собой. Равенство мужчине или проституция - другого выбора нет». Эгалитаристские взгляды Прудона не простирались так далеко, чтобы включать в себя также и женщин. Он отвечал Д’Эрикур:
… Какая бы компенсация ни причиталась женщине со стороны ее супруга (или отца) и детей, я не считаю, что даже самая радикальная справедливость способна сделать ее РАВНОЙ мужчине... я также не думаю, что это неравенство женского пола служит источником его порабощения, унижения либо умаления его достоинства, свободы или счастья. Я убежден в том, что верно именно обратное.
Аргументы Д’Эрикур отражают взгляд с женской перспективы: женщины должны иметь возможность получать справедливую плату за работу, не связанную с сексуальным обслуживанием, иначе им придется продавать себя мужчинам; презрение мужчин к женщинам негативно сказывается на стоимости их труда по той причине, что он был произведен женщинами; низкая стоимость женского труда обусловлена низким статусом женщин как класса; женщинам приходится торговать телом, так как мужчины не хотят покупать их труд - если только это не сексуальные услуги - за плату, которая позволила бы им отказаться от секса как формы труда.
Ответ же Прудона рисует мужскую картину мира: в этом лучшем из миров - наряду с признанием того, что какая-то экономическая дискриминация женщин все же имеет место - никакая справедливость на свете не способна сделать женщин равными мужчинам, потому что женщины по умолчанию уступают им: эта неполноценность никоим образом не унижает их и не умаляет их человеческое достоинство; это неравенство дарует им счастье, достоинство и свободу именно потому, что они женщины, - оно проистекает из самой их природы; свобода женщин и справедливое к ним отношение заключаются в обращении с ними, как с женщинами - то есть существами, от рождения стоящими ниже мужчин.
Дивный новый мир Прудона для женщин был все тем же старым, хорошо знакомым им миром.
Д’Эрикур признавала то, чего не брала в расчет Виктория Вудхалл: «презрение к производителю переносится на стоимость создаваемого им продукта». Работа по найму не освободит женщин от женской стигмы, потому что эта стигма неизбежно выходит на первый план и обесценивает продукт женского труда.
А это значит, что женщины правого крыла не ошибаются, когда говорят, что они больше стоят в своем доме, чем за его стенами. Дома их ценность признается, на рабочем месте - нет. В браке их сексуальная работа вознаграждается: женщине, как правило, «выдают» больше, чем она сама могла бы заработать; рынок труда использует ее как дешевую рабочую силу. Представление, что работа за зарплату принесет женщинам сексуальную и экономическую независимость от мужчин, попросту ошибочно - им для этого слишком мало платят. И женщины правого крыла знают об этом.
Феминистки понимают, что равная плата за равный труд обеспечила бы женщинам как сексуальную, так и экономическую независимость от мужчин. Но феминистки не учитывают того, что в женоненавистнической системе женщинам никогда не станут платить зарплату, равную мужской. Все институты мужской власти существуют за счет сексуального труда и сексуальной подчиненности женщин, а потому эта система будет и дальше стремиться любой ценой сохранить женский сексуальный труд; и повсеместно низкая оплата не-сексуального труда очень действенно принуждает их продавать свое тело, чтобы не умереть с голоду.
Экономическая система, в которой женщине платят меньше, чем платили бы мужчине, по существу, наказывает женщин, которые посмели работать не в браке и не в проституции: они надрываются за сущие гроши и все равно оказываются поставлены перед необходимостью продавать секс. Экономическая система, в которой женщин наказывают за работу за стенами спальни, лишь сильнее укрепляет их в уверенности, что сексуальное обслуживание мужчин является обязательной частью жизни каждой из них: в противном случае ей просто не выжить.
Феминисткам, насколько можно судить, кажется, что равной оплаты за равный труд можно достигнуть простыми реформами, что очень далеко от действительности: это бы потребовало полного переворота в общественном укладе. Феминистки не желают признавать тот факт, что пока мужчины господствуют над женщинами, равная оплата за равный труд попросту невозможна - в то время, как женщины правого крыла не желают забыть об этом. Низкая стоимость женской работы на рынке труда загоняет женщин обратно в дом и убеждает их защищать систему, в которой, как они понимают, ему платят за них обоих - и ее доля больше, чем она сама смогла бы заработать.
Сексуальные домогательства на рабочем месте необратимо закрепляют низкий статус женщин. Женщины и есть секс; они остаются сексом даже когда раскладывают бумаги или печатают на машинке. Изощренное, изматывающее насилие сексуальных домогательств на работе распространено повсеместно; без него не обходится практически ни в одном рабочем коллективе. Женщины заискивают; женщины пытаются задобрить; женщины уступают; женщины уходят; редкие храбрые женщины дают отпор и на долгие годы увязают в бесконечных судах, часто без работы. На рабочих местах также случаются изнасилования.
И где здесь место для ума - для грамотности, интеллекта, творческого начала, нравственной проницательности? Где в этом мире, со всех сторон стискивающем жизни женщин тем употреблением, которое мужчины находят их половым органам, место для культивирования их умений, талантов, мечтаний, амбиций? Что проку женщине от человеческого ума?
«Конечно же, - писала Вирджиния Вульф, - ученые дамы выглядели такими дурнушками, но справедливость требует отметить, что они были также крайне бедны. Хотелось бы ей хотя бы один семестр подержать Чаффи на пайке Люси и послушать, что тот расскажет о Генрихе VIII».
«Нет, если бы он прочел мою рукопись, это ни к чему бы не привело, - пишет Эллен Глазго в своих воспоминаниях. - “Лучший совет, который я могу вам дать”, - сказал он мне с чарующей прямотой, - “это забыть о литературе, вернуться на Юг и обзавестись парой малюток”. И, если мне не изменяет память (хотя не исключено, что я услышала эту расхожую премудрость от другого мужчины - возможно даже, от многих), он присовокупил: “Великая женщина - не та, что написала самую чудесную книгу, а та, что родила самых чудесных детей”. Может, это и так, я не стала спорить. Однако не менее справедливо и то, что я хотела писать книги и никогда в жизни не испытывала ни малейшего желания рожать детей».
Вудхалл считала, что свобода от сексуального принуждения придет с работой по найму; она ошибалась. Рынок труда стал тем, чем его хотят видеть мужчины - новой ареной сексуального запугивания и давления, новым очагом опасности для женщин, уже обремененных избытком подобных мест. Вульф верила в благотворное влияние образования и искусства. Она тоже ошибалась. Мужчины вымарывают; мизогиния извращает; женский ум все так же презираем и наказуем.
Женщины правого крыла внимательно осмотрели этот мир и пришли к выводу, что это опасное местечко. Они увидели, что работа означает для них еще более высокую опасность со стороны еще большего количества мужчин, что вероятность подвергнуться сексуальной эксплуатации с нею лишь возрастает. Они увидели, что творческое начало и оригинальность в женщинах высмеиваются; что за дерзость иметь идеи, планы, мечты и амбиции женщин вышвыривают из круга мужской цивилизации.
Они увидели, что традиционный брак означает продажу себя одному мужчине, а не сотням: более выгодная сделка. Они увидели, что на улице холодно, а женщины, живущие там, выглядят уставшими, больными и избитыми. Они увидели, что заработная плата не принесет им независимости от мужчин; что им так или иначе придется играть в сексуальные игры, назначенные их полу: как дома, так и на работе. Они не увидели и тени возможности сделать свои тела по-настоящему своими и выжить в мужском мире.
Еще они знают, что предложение левых ничем не привлекательнее: левым мужчинам также нужны жены и шлюхи; они отдают предпочтение шлюхам и не слишком жалуют жен. Женщины правого крыла не ошибаются. Они опасаются, что левые, провозгласившие безличностный и беспорядочный секс основополагающей ценностью, сделают их более уязвимыми к сексуальной агрессии и станут презирать за отвращение к ней. Они не ошибаются.
Женщины правого крыла понимают, что в рамках этой системы они не могут сделать свои тела по-настоящему своими, но могут дать согласие на частное владение одним мужчиной: так сказать, ограничиться одним потребителем. Они знают, что их социальная ценность напрямую связана с их полом - половыми органами и репродуктивными способностями - и пытаются поднять себе цену: сотрудничеством, манипуляциями, конформностью; демонстрацией любви и попытками подружиться; покорностью и послушанием; и, не в последнюю очередь, жонглированием эвфемизмами: «женственность», «абсолютная женщина», «нравственность», «материнский инстинкт», «любовь матери». Они безмолвны в своем отчаянии; прячут свои телесные и душевные раны; безупречно одеваются и являют собой образец хороших манер; страдают, любят Бога, следуют правилам. Они видят, что демонстрируемый женщиной ум - порок, что реализованный женщиной ум - преступление.
Они понимают мир, в котором живут, и не ошибаются. Они предлагают секс и детей, чтобы оставаться нужными мужчинам, поскольку им нужны кров, еда и одежда. Они используют традиционный женский ум - ум животного, не человека - и сделают все, что потребуется для выживания.
Перейти к главе 3 «Аборты»