Предлагаю вам фрагменты из книги Дины Рубиной "Медная шкатулка" (сборник).
Очень душевно!
И про орла там вообще прекрасно:)
Фото кон. 1950-х гг. Тополев переулок. Чётная сторона. Высокий дом с башенкой - дом № 12. "Домсемь" за левым обрезом снимка. Его фотографии не нашёл
Тополев переулок
1
Тополев переулок давно снесен с лица земли…
Он протекал в районе Мещанских улиц - булыжная мостовая, дома не выше двух‑трех этажей, палисадники за невысокой деревянной оградкой, а там среди георгинов, подсолнухов и «золотых шаров» росли высоченные тополя, так что в положенный срок над переулком клубился и залетал в глубокие арки бесчисленных проходных дворов, сбивался в грязные кучи невесомый пух.
Фрагмент карты 1952 г. Красную точку поставил на "домсемь".
Чтобы представить себе Тополев, надо просто мысленно начертить букву Г, одна перекладина которой упирается в улицу Дурова, а вторая - в Выползов переулок. В углу этой самой буквы Г стоял трехэтажный дом с очередным огромным проходным двором, обсиженным хибарами с палисадниками. Дом номер семь. Обитатели переулка произносили: домсемь. Это недалеко, говорили, за домсемем; выйдете из домсемя, свернете налево, а там - рукой подать.
Фото 1954 г. из архива П. Створы. К. Створа, слониха Пунчи и верблюд Рачо (он именно Рачо, а не Ранчо, как в тексте).
Рукой подать было до улицы Дурова, где жил своей сложной жизнью знаменитый Уголок Дурова. Каждое утро маленький человечек в бриджах выводил на прогулку слониху Пунчи и верблюда Ранчо, так что в Тополевом переулке эти животные не считались экзотическими.
Фото 1954 г. из архива П. Створы.
Рукой подать было и до стадиона «Буревестник», - в сущности, пустынного места, куда попадали, просто перелезая через забор из домсемя.
Фото 1955 г. Стадион "Буревестник". На заднем плане - театр Советской армии.
Рукой подать было и до комплекса ЦДСА - а там парк, клуб, кино; зимой - каток, настоящий, с музыкой (у Сони были популярные в то время «гаги» на черных ботиночках), летом - желтые одуванчики в зеленой траве и пруд, вокруг которого неспешно кружила светская жизнь: девушки чинно гуляли с офицерами.
Фото кон. 1960-х гг. В. П. Котельникова. На заднем плане - театр Советской армии.
Фото 1956 г. В парке ЦДСА.
<...>
Смена времен года проходила на тесной земле палисадников. Трава, коротенькая и слабая весной, огромно вырастала ко времени возвращения с дачи в конце августа и всегда производила на Соню ошеломляющее впечатление, как и подружки со двора, которые тоже вырастали, как трава, и менялись за лето до неузнаваемости. Осенью и весной на оголившейся земле пацаны играли в «ножички»: чертили круг, где каждый получал свой надел, и очередной кусок оттяпывался по мере попадания ножичка в чужую долю. Когда стоять уже было не на чем и приходилось балансировать на одной ноге - как придурковатому крестьянину на картинке в учебнике, - человек изгонялся из общества. Хорошая, поучительная игра.
Фото 1974 г. Тополев переулок.
Еще в палисадниках росли шампиньоны, их собирала Корзинкина задолго до того, как в культурных кругах шампиньоны стали считаться грибами. Скрутится кренделем, высматривая под окном белый клубень гриба, а сама при этом с сыном переругивается: «Ты когда уже женишься?» - «А когда ты, мать, помрешь, тогда и женюсь. Жену‑то приводить некуда». Сын, мужчина рассудительный, сидел у окна и с матерью общался - как с трибуны - с высоты подоконника....
На Пасху палисадники были засыпаны крашеной яичной скорлупой - зеленой, золотистой, охристой, фиолетовой; радужный сор всенародного всепрощения. А когда соседи Бунтовниковы раз в году принимали гостей на Татьянин день, вся семья выходила в палисадник и чистила столовые приборы, с силой втыкая в землю ножи да вилки. Будто шайка убийц терзала грудь распятой жертвы.
* * *
Окрестности Тополева все состояли из проходных дворов - бесконечных, бездонных и неизбывных, обсиженных хибарами.
Эти прелестные клоповники, большей частью деревянные, в основном заселяла воровская публика. Редко в какой семье никто не сидел. В детстве это почему то не казалось Соне странным: жизнь, прошитая норными путями проходных дворов, вроде как не отвергала и даже предполагала некую витиеватость в отношениях с законом.
Фото 1976 г. Снос перед Олимпиадой. Дворовые фасады домов по Тополеву переулку. В правом углу возможно угадывается "домсемь".
<...>
По будням у мечети продавали конину, шла негромкая торговля, хотя не все одобряли этот промысел: что ни говори, лошадь - друг человека.
Но присутствие мечети оказывало на текущую жизнь даже облагораживающее влияние: в 56-м, например, их края посетил наследный принц Йеменского королевства эмир Сейф аль Ислам Мухаммед аль Бадр - во как! К приезду шах ин шаха с женой Суреей за одну ночь был не только асфальтирован Выползов переулок, но и покрашены фасады ближайших домов. Так что Тополев был, можно сказать, в гуще политических событий.
Фото 1956 г. Посещение мечети наследным принцем Йеменского королевства эмиром Сейф аль-Ислам Мухаммед аль-Бадром.
А на углу Дурова и Тополева стояло здание ГИНЦВЕТМЕТа - Государственного института цветных металлов. За высоким забором виднелся кирпичный ведомственный дом для специалистов - там жила интеллигенция. Дом был привилегированный, как бы отделенный от остального населения Тополева переулка.
Фото 1970-х гг. из архива И. Лаврищевой. Улица Дурова. Второй дом справа стоит на углу с Тополевым переулком. Третий дом справа - ГИНЦВЕТМЕТ. Забор виден.
Фото 1977 г. из архива Ю. Славина. Ул. Дурова. Вид в противоположную сторону.
Фото 1977 г. из архива Ю. Славина. Ул. Дурова. Дома №№ 20, 22, 24...
Например, Сонина семья жила в отдельной квартире. Но без телефона. Телефон был в коммуналке на втором этаже, туда маме и звонили; соседка Клавдия стучала ножом по трубе отопления, и мама ей отзывалась - под ребристой серебристой батареей всегда лежал наготове медный пестик. Клавдия степенно говорила в трубку:
- Минуточку! Сейчас она подойдет…
<...>
Пальчиков, Барашков, Самарский, Выползов - лет через пятьдесят имена всех этих переулков будут звучать для Сони далекой щемящей музыкой…
Фото 1970 г. В. А. Мясникова. Угол ул. Щепкина и Пальчикова переулка (слева). На заднем плане - ц. Св. Филиппа Митрополита.
И далее по Пальчикову в сторону ул. Гиляровского:
Фото 1960-х гг. Пальчиков переулок. Справа ограда ц. Св. Филиппа Митрополита.
Фото 1976 г. из архива А. Сорокина. Самарский переулок от ул. Дурова. За спиной у фотографа - Уголок Дурова.
Фото 1959 г. Е. П. Соловьёва. Самарский переулок.
Фото 1975 г. Ю. Славина. Самарский переулок от Барашкова переулка.
Снимков самого Барашкова переулка найти не удалось.
Фото 1970-х гг. К. К. Беляева. Выползов переулок
Кстати, музыку любили все, отовсюду неслись обрывки песен, маршей, оперных и опереточных арий, концерты по заявкам радиослушателей. Концерты устраивала и сама общественность во дворах. Дядя Леша, наборщик в типографии «Правда», брал свой зеленый перламутровый аккордеон и, положив на него седую голову, чуть ли не со слезами в выпученных за стеклами очков глазах выводил в самом верхнем регистре одно и то же - «По диким степям Забайкалья».
На второй этаж домсемя вела железная наружная лестница. Там усаживались все желающие, артисты наряжались кто во что горазд. Подружка Лидка влезала к себе в открытое окно, ставила на полную громкость пластинку, и концерт начинался: «Летите голуби, лети‑и‑и‑те…»
У Лидки особенно красиво получались тягучие жалостливые песни, у нее было пронзительное сопрано:
Льется и льется,
Словно года,
В диких криницах
Чудо‑вода…
Все были талантливы и постоянно воодушевлены. Вова Сулейманов, мальчик толстый, рыхлый, залюбленный мамой и старшими сестрами, складывал грудки до образования ложбинки, перетягивался мамкиным хохломским платком (платье до полу!), объявлял сам себя: «Выступает Маргарита Луговая!» - и запевал:
Вот вспыхнуло утро,
Румянятся воды...
Над озером быстрая чайка летит.
Ей много свободы
И много простору…
Луч соо‑о‑о‑о‑лнца у чайки крыло серебрит…
Да какой там, к черту, Робертино! Не выдерживали даже взрослые: «Маргарите Луговой», чтобы не обижалась, давали посолировать пару куплетов, а затем вступал весь двор. Это было сверхмощно! И только пух тополиный взлетал и опадал в такт вздымавшимся грудям.
Стоит ли говорить, что все запросто хаживали друг к другу, помогали в большом и в малом, ссорились, мирились, выпивали, сплетничали, ибо знали друг о друге все самое сокровенное.
<...>
2
Персонажи Тополева переулка за годы после его исчезновения не изгладились из Сониной памяти ничуть, и даже ничуть не потускнели. Они вспоминались в некой перспективе - бесконечный пульсирующий клип, смонтированный из вспышек памяти, пронизанного солнцем тополиного пуха и развесистой лепнины алебастровых июльских облаков.
А на заднем плане - утренний неспешный караван: слониха Пунчи с хоботом, закрученным вверх, как ручка чайника, и верблюд Ранчо с угрюмо‑неподкупным лицом. Взрослея, старея, никогда уже теперь не умирая - теперь, когда стремительно преобразились все прежние сущности и возникли новые, невиданные и немыслимые в ее детстве и юности, - персонажи Сониного детства менялись, в то же время оставаясь самими собой....
Фото сер. 1950-х гг. из архива П. Створы.
<...>
* * *
А отдельной блескучей закладочкой в памяти - Коля, первая любовь еще с того дня, когда во дворе (им с Соней было лет по пять), Коля авторитетно сообщил ей, что весь мир состоит из желтка.
Он жил в соседнем подъезде и был гениален от рождения: писал стихи, рисовал, вечно читал какие‑то научно‑популярные книжки. Учитель физкультуры ходил за Колей по пятам, умоляя семью отдать мальчика в профессиональный спорт, потому что «такая прыгучесть встречается раз в сто лет».
Лет с девяти он учил какие‑то непривычные, неглавные языки. Почему‑то ему интересны были грузинский, татарский, армянский. Он даже захаживал в мечеть на углу Дурова и Выползова (говорил, для практики), где донимал стариков длинными запинающимися монологами на татарском. Рассказывал Соне, что видел там президента Египта Гамаля Абдель Насера - тот сидел на ковре по‑турецки, как обычный татарин: в одних носках, без туфель.
Фото 1957 г. Гамаль Абд ан-Насер в Соборной мечети в Выползовом переулке.
<...>
3
Отдельной шалапутной и шебутной колонией обитали в Тополевом цирковые. Занимали огромную коммунальную квартиру на третьем этаже домсемя, открытую всем ветрам, с вечно выбитой, никогда не запираемой дверью. Относились они не к Уголку Дурова, а к Цирку на Цветном.
Фото 1965 г. Н. Каневской. Уголок Дурова.
Фото 1960 г. А. К. Думкина. Цирк на Цветном бульваре
Это была странная походная семья, и хотя внутри ее, как личинки, роились всамделишные семьи, все же казалось, что, несмотря на драки и бесконечные стычки, каждый сосед имеет к другому именно родственное отношение....
Для окрестной ребятни все цирковые были дворовыми кумирами, друзьями, местными богами… Околачиваясь среди выпивающих цирковых, можно было услышать поразительные истории:
- Шимпанзе - животные дорогие! У них рацион, знаешь, - любой граф позавидует: и фрукты, и рыбка, бывает и винишка им выставляют, а как же… Так чета Буровцевых, дрессировщиков, уехала в прошлом годе в отпуск, оставила своих драгоценных шимпанзе на рабочего сцены с пятью ящиками отменной снеди, включая, извини, мадеру. Вернулись, застали картину: сидит тот пьяный балбес, варит в котелке картошку в мундире. Вокруг него собрались в кружочек пятеро обезьян с протянутыми руками. И он время от времени бросает им через плечо картофелину. Те бедняги ловят, дуют, обжигаясь, перекатывают картофелину в руках и уписывают как миленькие за обе щеки…
<...>
Нора Булыгина парила высоко. В молодости работала в номере у мужа Андрюхи - «гимнасты на першах». Андрюха красивый был парень - высокий, обаятельный: атлетический разворот плеч, победительная улыбка и добрые карие глаза. Настоящий Иван‑Царевич, и грима не требуется....
Пил Андрюха так, что цепенели бывалые алкаши у точки. Трижды в психушку попадал с белой горячкой. Наконец оформили ему «легкий труд» - тренерскую работу.
А Нора у одной уходящей на пенсию артистки купила номер «Воздушная гимнастка с орлом»: моторчик крутил трапецию над манежем, а на штамберте трапеции обреченно сидел привязанный живой орел - растопыривал крылья при движении, - такая иллюзия полета. Под этим гордым орлом Нора принимала задумчивые позы под мечтательную музыку…
Со своей геральдической птицей она объездила весь Союз. Причем накануне гастролей забирала его к себе. Привязывала старого подагрика на лестничной клетке за лапу к перилам, что создавало изрядные неудобства для соседей: птичка немалая, питается, как известно из мифа о Прометее, исключительно мясом; соответственно, его перерабатывает. Обычно Нора за ним прибирала, но если уж выпьет, забывала обо всем. И тогда при входе в подъезд с ног шибал такой густой дух, что люди падали.
Однажды перед очередными гастролями загудели Валька с Норой по‑черному. Несчастная птица совсем одичала, загадила лестницу так, что пройти мимо не было никакой возможности. Да и страшно: орел огромный, клюв, как секира. Люди возмущались, назрел скандал. Вечером третьего дня внизу собрался небольшой взвод разъяренных соседей.
Нора же с Валькой гудели уже третьи сутки; ничтожные проблемы ничтожных людишек их обеих не волновали ничуть.
И когда вконец озверевшие соседи пошли на приступ, Нора, недолго думая, отвязала орла, и с криками: «А‑а‑а, бляди! По‑людски не понимаете?!» - пинками погнала его на захватчиков. Орел был очень старый, но вид имел устрашающий. Да и вонял жутко. После хорошего пинка под зад поскакал в народ. Бунт был подавлен мгновенно, толпа в панике рассеялась, люди разбежались ночевать по знакомым.
Зато утром, перед отъездом на вокзал, Нора аккуратнейшим образом вымыла лестничную клетку.
...
Остальное, если заинтересовало, читайте в книге Д. Рубиной.
Напоминаю: весь текст по рассказу "Тополев переулок" из книги Дины Рубиной "Медная шкатулка" (сборник).
Мои только подписи к фотографиям.
Фото 1954 г. Ю. Рождественского. Ул. Дурова от Уголка Дурова в сторону Тополева переулка (он слева, мимо него как раз трамвай проезжает). Слева же, на первом плане, и здание упомянутого в тексте ГНИИЦветМета.
Часть снимков я уже ставил у себя ранее. Но их в целом не так много, увы...
Практически все снимки с сайта
pastvu.com