Два текста о национальном вопросе - практически в унисон
Олег Неменский
«Мы идем к межэтническому конфликту
http://saltt.ru/node/10363
мы живем в постсоветской реальности, а не в какой-то новой. В том-то и дело, что у нас нет проекта страны, нет какой-то национальной идеологии, из которой следовало бы, какой мы хотим видеть нашу страну, в каких границах, с какой идентичностью. Мы живем без государственного проекта, и никак иначе наше время назвать нельзя, кроме как «постсоветским». Мы все еще пытаемся прийти в сознание после крушения старого, довольно мощного государственного проекта. Который, впрочем, тоже был, так или иначе, обречен.
...
Сейчас идентичности просто нет. Есть попытка сделать фальшивую идентичность - российскую или даже россиянскую (если образовывать от слова «россиянин»). Это уже довольно старый проект, из 1990-х годов. ... «Россияне» как новая нация - это бутафория, этот проект даже не обречен на провал, он с самого начала провальный. В него не верят, я полагаю, даже его адепты. ...
У нас принято понимать национальное государство через почти нацистские понятия: если в Америке есть разные расы - значит нет единой нации. Это аргумент чисто нацистский. А то, что Америка сплочена единой культурой, общим языком - это как бы неважно. К сожалению, эти формы мысли господствуют в сознании и современных русских, и других народов России. И это сегодня наша огромная проблема, потому как она не дает нам развиваться и принять нормальнее формы государственного национального устройства, которые приняты, что называется, во всем цивилизованном мире.
Так сложилась наша история последних двух столетий, что у нас до сих пор нет общепризнанной идеологии национальной государственности. Мы такие в Европе единственные - самый опоздавший народ. Но строительство новой национальной государственности возможно будет только тогда, когда мы сможем отойти от тех понятий об идентичности, о нации, о национальном, которые были заложены в наше сознание в сталинскую эпоху и уверенно держатся до сих пор. Именно они блокируют нашу самоорганизацию, именно они делают национальную политику любой власти абсурдной, а то и самоубийственной.
В первую очередь речь идет о кровно-биологическом понятии национальности. Оно было внедрено в нашу культуру, в наш политический дискурс долговременной государственной политикой. Это произошло после 1936 года, в связи с принятием новой конституции. ... Нынешние понятия работают как механизм дерусификации. Очень часто можно встретиться с таким случаем: спрашиваем человека: «Русский ли ты?», - а он начинает: «У меня мама на половину татарка, а папа на одну восьмую украинец. Я не русский». При том что собеседник никакого другого языка, помимо русского не знает, родился и вырос в России, и именно русская культура - это его культура. Сталинские понятия об идентичности работают как механизм дерусификации в сознании какого-то отдельного человека и, соответственно, это отражается на всем обществе. В первую очередь выражается в том, что отсутствует русская консолидация. Для нас понятие национальности - это не консолидирующий признак, а, наоборот, дезинтегрирующий. Мы боимся, что если мы начнем обращать внимание на то, кто какой национальности - мы тут же все перессоримся. Все те же понятия, которые есть на Западе и которые работают как интеграционные, превращающие общество в цельную единицу, у нас работают прямо обратным образом.
Где в прошлом был маркер веры - теперь культуры, во всем ее многообразии. И в первую очередь родной язык. Знаете, советские понятия об идентичности довели нас до глупейшей ситуации, которую вряд ли кто сможет понять за пределами бывшего СССР: сейчас половина его населения старается выучить свои «родные языки». Человек, может, с детства и двух слов на нем связать не мог, но в паспорте было записана соответствующая национальность, он сам «знает», что в нем течет «такая-то кровь», а, соответственно, «мой родной язык» - такой-то. Страшная глупость, ведь родной язык - тот, на котором привык изъясняться с детства, который тебе легче других, потому что он твой. А язык несет в себе мировосприятие, огромный культурный опыт народа, его историю, его понятия о жизни. Если твой основной язык - русский, но ты не считаешь себя русским - то ты просто русский, не желающий себя таковым признавать. Во многих случаях это потомок русифицированных представителей другого народа, просто в память о предках не желающий изменять их идентичности. Да, любой народ самоценен и его сбережение важно для всего человечества, но он сохраняется своей культурой, своим языком, а не выученной с детства фразой «я - такой-то» при совершенно иной культурной реальности.
Когда-то, еще в раннем XIX веке, Эрнст Мориц Арндт заявил, что все, кто говорит на немецком языке, должны жить в одном едином государстве. Это было началом того проекта, который был воплощен через несколько десятков лет и жив по сей день. Что-то подобное нужно и нам. Тем более что без этого и никакие попытки построить в нашей стране демократию не смогут увенчаться хотя бы частичным успехом. Вообще, демократия возможна только при наличии демоса и его воли - той воли, которая правит. У разношерстного населения в случайных границах не может быть общей воли, а значит, у них не может быть и демократических процедур. Именно поэтому у поляков есть Польша, у греков - Греция, а у французов - Франция. Именно общность языка и скрепленная им общность культуры делает население народом, и именно осознание наличия своих общих, особых по сравнению с другими народами интересов, решимость их отстаивать - делает народ нацией.
Пока мы просто население осколка былой империи, власть будет за нас придумывать нашу же волю, чтобы хоть как-то изобразить демократию. И более того - она за нас будет придумывать нашу же идентичность. Это страна с народом, существующим только в чиновничьем воображении, и ему придумывают странные качества, странные желания, странную историю. Придумывают, кого он избирает, и с кем хочет дружить. Придумывают его «общественное мнение». И это неизбежно - если народ не имеет самостоятельной воли к существованию, то его будут придумывать - таким, каким захочется. И, кстати, такой народ легко грабить - только уже по-настоящему. И не удивительно: ведь такой народ ни за что не отвечает, он не несет ответственности ни за что, и у него нет ничего действительно своего.
(Я бы тут добавил, для определенности.
Конечно, фраза насчет языка звучит сильно, но все-таки это не суждение о реальности (даже с поправкой насчет культуры), а скорее формулировка проекта. Причем - не состоявшегося пока проекта.
Вспоминается и книга Миллера про украинский вопрос, и книга Касьяновой. Есть о чем подумать и поговорить...)
-----------
Михаил Ремизов
Набор предрассудков
http://www.russ.ru/pole/Nabor-predrassudkov
У российской правящей элиты нет связной концепции национальной политики, а есть некий набор предрассудков, унаследованных с советских времен, причем предрассудков, которые делают подход государства к национальной сфере весьма противоречивым. Назову лишь два основных противоречия советской и российской национальной политики.
Первое противоречие - между идеей единой политической нации и принципом многонациональности государства.
...
Мы «многонациональны» не потому, что у нас есть этнические меньшинства, а потому, что мы возвели их в ранг наций и придали им государственный статус. Эта логика взращивания этнонаций находится в явном противоречии с логикой гражданской нации, которая предполагает как раз, что этническая принадлежность меньшинств остается их частным делом.
Второе противоречие - это противоречие между государственным статусом национальных меньшинств и отсутствием аналогичного статуса у национального большинства. Ни Российская Федерация в целом, ни какие-либо отдельные ее части не являются формой национального самоопределения русских как народа хотя бы в той же степени, в которой формой самоопределения чеченцев является Чечня, татар - Татарстан, якутов - Якутия, и так далее.
Эти два противоречия создали специфическую болезненность, остроту национального вопроса в Советском Союзе и в России. Причем положение России в этом отношении сложнее, потому что Советский Союз как государство имело некий наднациональный источник легитимности. Это была идеократия. По сути, носителем суверенитета была партия, выступающая от имени глобальной идеологии. Точно так же, в дореволюционные времена носителем суверенитета был не народ, а династия.
Когда власть имеет трансцендентный источник легитимности, она может позволить себе играть в многонациональность, ее точка опоры вообще - вне нации. Проблема российской власти в том, что она эту высшую точку опоры утратила, а многонациональность как принцип сохранила. И именно этот принцип блокирует демократическую эволюцию российской власти.
...
Российский правящий класс сегодня - это номенклатура без коммунизма и феодальная знать без идеи божественного права. Это весьма двусмысленное положение.
Мне кажется, болезненное отношение власти к национальному вопросу связано именно с этой беспочвенностью ее собственного положения в национальной системе координат.
Идея гражданской нации воспринимается у нас мифологически. Как некий залог всеобщей гармонии в противовес опасной, конфликтной идее этнической нации. В частности, она воспринимается как формула безболезненной интеграции Кавказа. Т.е. интеграции, происходящей как бы автоматически в силу того, что мы отказываемся от «русской» нации в пользу общей для всех «российской». Это очень наивное представление.
Дело в том, что гражданская нация требует не менее интенсивной общности и даже однородности, чем этническая. Это однородность политической культуры и гражданского сознания.
Есть ли эта однородность между нами и Кавказом? К сожалению, нет. Потому что именно от кавказских лидеров мы слышим, что законы шариата выше законов России. По поведению кавказской молодежи мы видим, что и законы адата тоже выше законов России. Именно в кавказских республиках властям обещают на выборах уровень поддержки в 110%, а русского назначенца, крупное должностное лицо, присланное из центра, просто, как куклу, выносят из кабинета - он не прошел этническую квоту. Это все иллюстрации огромного перепада в гражданской, правовой и политической культуре между Центральной Россией и Кавказом.
Формирование гражданской нации означает устранение этого перепада. Возможно ли это? Наверное, да. Но это и есть ассимиляция. Только не этнографическая, а собственно национальная. Ассимиляция в единую гражданскую культуру. И если она будет обеспечена, то этнографические особенности Кавказа, включая пресловутую лезгинку, уже никого волновать не будут. Они утратят политическое значение.
...
Сегодня нерв протеста в том, что русская молодежь отвергает эту неофеодальную претензию на господство, которую она, в отличие от лиц с менее обостренным чувством гражданского достоинства, улавливает со стороны Кавказа. Она видит не только ритуалы доминирования, прошитые в поведенческом коде. Она видит технологии этнического доминирования, основанные на эффективном сочетании неформальной самоорганизации (клановые структуры) с формальными институтами (власти национальных республик, их полпредства в регионах).
Смысл формирования гражданской нации - в сломе этих технологий доминирования, бескомпромиссном демонтаже клановых структур.
Гражданская нация потому и называется гражданской, что состоит из граждан, а не из кланов, феодальных семей и привилегированных сословий. Собственно, это именно то состояние, к которому стремится русское большинство. В этом и состоит «русский запрос» сегодня. И достичь «гражданского состояния» без опоры на него невозможно.
«Мы идем к межэтническому конфликту
http://saltt.ru/node/10363
мы живем в постсоветской реальности, а не в какой-то новой. В том-то и дело, что у нас нет проекта страны, нет какой-то национальной идеологии, из которой следовало бы, какой мы хотим видеть нашу страну, в каких границах, с какой идентичностью. Мы живем без государственного проекта, и никак иначе наше время назвать нельзя, кроме как «постсоветским». Мы все еще пытаемся прийти в сознание после крушения старого, довольно мощного государственного проекта. Который, впрочем, тоже был, так или иначе, обречен.
...
Сейчас идентичности просто нет. Есть попытка сделать фальшивую идентичность - российскую или даже россиянскую (если образовывать от слова «россиянин»). Это уже довольно старый проект, из 1990-х годов. ... «Россияне» как новая нация - это бутафория, этот проект даже не обречен на провал, он с самого начала провальный. В него не верят, я полагаю, даже его адепты. ...
У нас принято понимать национальное государство через почти нацистские понятия: если в Америке есть разные расы - значит нет единой нации. Это аргумент чисто нацистский. А то, что Америка сплочена единой культурой, общим языком - это как бы неважно. К сожалению, эти формы мысли господствуют в сознании и современных русских, и других народов России. И это сегодня наша огромная проблема, потому как она не дает нам развиваться и принять нормальнее формы государственного национального устройства, которые приняты, что называется, во всем цивилизованном мире.
Так сложилась наша история последних двух столетий, что у нас до сих пор нет общепризнанной идеологии национальной государственности. Мы такие в Европе единственные - самый опоздавший народ. Но строительство новой национальной государственности возможно будет только тогда, когда мы сможем отойти от тех понятий об идентичности, о нации, о национальном, которые были заложены в наше сознание в сталинскую эпоху и уверенно держатся до сих пор. Именно они блокируют нашу самоорганизацию, именно они делают национальную политику любой власти абсурдной, а то и самоубийственной.
В первую очередь речь идет о кровно-биологическом понятии национальности. Оно было внедрено в нашу культуру, в наш политический дискурс долговременной государственной политикой. Это произошло после 1936 года, в связи с принятием новой конституции. ... Нынешние понятия работают как механизм дерусификации. Очень часто можно встретиться с таким случаем: спрашиваем человека: «Русский ли ты?», - а он начинает: «У меня мама на половину татарка, а папа на одну восьмую украинец. Я не русский». При том что собеседник никакого другого языка, помимо русского не знает, родился и вырос в России, и именно русская культура - это его культура. Сталинские понятия об идентичности работают как механизм дерусификации в сознании какого-то отдельного человека и, соответственно, это отражается на всем обществе. В первую очередь выражается в том, что отсутствует русская консолидация. Для нас понятие национальности - это не консолидирующий признак, а, наоборот, дезинтегрирующий. Мы боимся, что если мы начнем обращать внимание на то, кто какой национальности - мы тут же все перессоримся. Все те же понятия, которые есть на Западе и которые работают как интеграционные, превращающие общество в цельную единицу, у нас работают прямо обратным образом.
Где в прошлом был маркер веры - теперь культуры, во всем ее многообразии. И в первую очередь родной язык. Знаете, советские понятия об идентичности довели нас до глупейшей ситуации, которую вряд ли кто сможет понять за пределами бывшего СССР: сейчас половина его населения старается выучить свои «родные языки». Человек, может, с детства и двух слов на нем связать не мог, но в паспорте было записана соответствующая национальность, он сам «знает», что в нем течет «такая-то кровь», а, соответственно, «мой родной язык» - такой-то. Страшная глупость, ведь родной язык - тот, на котором привык изъясняться с детства, который тебе легче других, потому что он твой. А язык несет в себе мировосприятие, огромный культурный опыт народа, его историю, его понятия о жизни. Если твой основной язык - русский, но ты не считаешь себя русским - то ты просто русский, не желающий себя таковым признавать. Во многих случаях это потомок русифицированных представителей другого народа, просто в память о предках не желающий изменять их идентичности. Да, любой народ самоценен и его сбережение важно для всего человечества, но он сохраняется своей культурой, своим языком, а не выученной с детства фразой «я - такой-то» при совершенно иной культурной реальности.
Когда-то, еще в раннем XIX веке, Эрнст Мориц Арндт заявил, что все, кто говорит на немецком языке, должны жить в одном едином государстве. Это было началом того проекта, который был воплощен через несколько десятков лет и жив по сей день. Что-то подобное нужно и нам. Тем более что без этого и никакие попытки построить в нашей стране демократию не смогут увенчаться хотя бы частичным успехом. Вообще, демократия возможна только при наличии демоса и его воли - той воли, которая правит. У разношерстного населения в случайных границах не может быть общей воли, а значит, у них не может быть и демократических процедур. Именно поэтому у поляков есть Польша, у греков - Греция, а у французов - Франция. Именно общность языка и скрепленная им общность культуры делает население народом, и именно осознание наличия своих общих, особых по сравнению с другими народами интересов, решимость их отстаивать - делает народ нацией.
Пока мы просто население осколка былой империи, власть будет за нас придумывать нашу же волю, чтобы хоть как-то изобразить демократию. И более того - она за нас будет придумывать нашу же идентичность. Это страна с народом, существующим только в чиновничьем воображении, и ему придумывают странные качества, странные желания, странную историю. Придумывают, кого он избирает, и с кем хочет дружить. Придумывают его «общественное мнение». И это неизбежно - если народ не имеет самостоятельной воли к существованию, то его будут придумывать - таким, каким захочется. И, кстати, такой народ легко грабить - только уже по-настоящему. И не удивительно: ведь такой народ ни за что не отвечает, он не несет ответственности ни за что, и у него нет ничего действительно своего.
(Я бы тут добавил, для определенности.
Конечно, фраза насчет языка звучит сильно, но все-таки это не суждение о реальности (даже с поправкой насчет культуры), а скорее формулировка проекта. Причем - не состоявшегося пока проекта.
Вспоминается и книга Миллера про украинский вопрос, и книга Касьяновой. Есть о чем подумать и поговорить...)
-----------
Михаил Ремизов
Набор предрассудков
http://www.russ.ru/pole/Nabor-predrassudkov
У российской правящей элиты нет связной концепции национальной политики, а есть некий набор предрассудков, унаследованных с советских времен, причем предрассудков, которые делают подход государства к национальной сфере весьма противоречивым. Назову лишь два основных противоречия советской и российской национальной политики.
Первое противоречие - между идеей единой политической нации и принципом многонациональности государства.
...
Мы «многонациональны» не потому, что у нас есть этнические меньшинства, а потому, что мы возвели их в ранг наций и придали им государственный статус. Эта логика взращивания этнонаций находится в явном противоречии с логикой гражданской нации, которая предполагает как раз, что этническая принадлежность меньшинств остается их частным делом.
Второе противоречие - это противоречие между государственным статусом национальных меньшинств и отсутствием аналогичного статуса у национального большинства. Ни Российская Федерация в целом, ни какие-либо отдельные ее части не являются формой национального самоопределения русских как народа хотя бы в той же степени, в которой формой самоопределения чеченцев является Чечня, татар - Татарстан, якутов - Якутия, и так далее.
Эти два противоречия создали специфическую болезненность, остроту национального вопроса в Советском Союзе и в России. Причем положение России в этом отношении сложнее, потому что Советский Союз как государство имело некий наднациональный источник легитимности. Это была идеократия. По сути, носителем суверенитета была партия, выступающая от имени глобальной идеологии. Точно так же, в дореволюционные времена носителем суверенитета был не народ, а династия.
Когда власть имеет трансцендентный источник легитимности, она может позволить себе играть в многонациональность, ее точка опоры вообще - вне нации. Проблема российской власти в том, что она эту высшую точку опоры утратила, а многонациональность как принцип сохранила. И именно этот принцип блокирует демократическую эволюцию российской власти.
...
Российский правящий класс сегодня - это номенклатура без коммунизма и феодальная знать без идеи божественного права. Это весьма двусмысленное положение.
Мне кажется, болезненное отношение власти к национальному вопросу связано именно с этой беспочвенностью ее собственного положения в национальной системе координат.
Идея гражданской нации воспринимается у нас мифологически. Как некий залог всеобщей гармонии в противовес опасной, конфликтной идее этнической нации. В частности, она воспринимается как формула безболезненной интеграции Кавказа. Т.е. интеграции, происходящей как бы автоматически в силу того, что мы отказываемся от «русской» нации в пользу общей для всех «российской». Это очень наивное представление.
Дело в том, что гражданская нация требует не менее интенсивной общности и даже однородности, чем этническая. Это однородность политической культуры и гражданского сознания.
Есть ли эта однородность между нами и Кавказом? К сожалению, нет. Потому что именно от кавказских лидеров мы слышим, что законы шариата выше законов России. По поведению кавказской молодежи мы видим, что и законы адата тоже выше законов России. Именно в кавказских республиках властям обещают на выборах уровень поддержки в 110%, а русского назначенца, крупное должностное лицо, присланное из центра, просто, как куклу, выносят из кабинета - он не прошел этническую квоту. Это все иллюстрации огромного перепада в гражданской, правовой и политической культуре между Центральной Россией и Кавказом.
Формирование гражданской нации означает устранение этого перепада. Возможно ли это? Наверное, да. Но это и есть ассимиляция. Только не этнографическая, а собственно национальная. Ассимиляция в единую гражданскую культуру. И если она будет обеспечена, то этнографические особенности Кавказа, включая пресловутую лезгинку, уже никого волновать не будут. Они утратят политическое значение.
...
Сегодня нерв протеста в том, что русская молодежь отвергает эту неофеодальную претензию на господство, которую она, в отличие от лиц с менее обостренным чувством гражданского достоинства, улавливает со стороны Кавказа. Она видит не только ритуалы доминирования, прошитые в поведенческом коде. Она видит технологии этнического доминирования, основанные на эффективном сочетании неформальной самоорганизации (клановые структуры) с формальными институтами (власти национальных республик, их полпредства в регионах).
Смысл формирования гражданской нации - в сломе этих технологий доминирования, бескомпромиссном демонтаже клановых структур.
Гражданская нация потому и называется гражданской, что состоит из граждан, а не из кланов, феодальных семей и привилегированных сословий. Собственно, это именно то состояние, к которому стремится русское большинство. В этом и состоит «русский запрос» сегодня. И достичь «гражданского состояния» без опоры на него невозможно.