О реформе образования
Как преобразовать образование
Размышления министра Дмитрия Ливанова (via semen_serpent_2) Я для себя формулирую три ключевых вопроса, на которые нужно ответить, прежде чем принимать какие-то важные решения. Первый. Требуется ли для восстановления наших позиций в сфере высшего образования и науки возобновление того советского научно-образовательного комплекса, продуктом которого мы являемся, или нам необходимы новые институты и механизмы развития?
Второй. Система образования и науки получает все растущие государственные и общественные ресурсы, как распределять их? Поднимать всю систему или оптимизировать ее, концентрируя ресурсы на приоритетах, выстраивая более эффективную систему управления ими?
И наконец, третий вопрос. Как повышать качество? Надо ли это делать путем ужесточения, введения новых административных процедур, усиливая административный контроль? А может, наоборот, повышать прозрачность системы, ее внутреннюю рефлексивность, в расчете на то, что профессиональное сообщество само организуется, выработает и станет применять новые механизма контроля качества?
О первой из этих развилок. Безусловно, если бы мир не изменился радикально, то можно было бы ставить вопрос о том, что нам нужно в точности восстановить тот научно-образовательный комплекс, который был в Советском Союзе. Я думаю поэтому, что, конечно, не надо разрушать хорошо работающее, но и не надо пытаться улучшать паровоз, если весь мир уже летает на самолетах. Ностальгия никогда не ведет общество вперед. Вперед может звать только образ будущего. Нам этот образ предстоит вместе сформировать.
В том, что касается второй развилки, выбор мой состоит в следующем. Безусловно, приоритет качества требует селективной поддержки тех институтов, вузов и отдельных ученых, которые могут обеспечить эффективное с точки зрения общественной значимости использование ресурсов. Этот же подход требует и санации тех неэффективных элементов системы, которые не обеспечивают ожидаемого нашими людьми качества. Один из уроков, который мы за последний год извлекли, состоит в том, что реализация этого тезиса крайне болезненна, поскольку требует честности в оценке качества, а к этому мы еще пока не привыкли. И третья развилка в том, что касается собственно качества. Она для нас очень сложна. Атмосфера терпимости к низкому качеству высшего образования, которая сложилась в последние годы, на мой взгляд, в краткосрочной перспективе не позволяет нам рассчитывать только на прозрачность, только на репутационные механизмы и только на честность. Нам в течение какого-то времени придется сохранять административное давление на систему. Любые универсальные требования к эффективности, естественно, будут слишком грубыми. Они будут требовать обязательно ручной настройки, требовать широкого привлечения экспертного сообщества к принятию решений.
Несколько слов о трех основных направлениях нашей деятельности: наука, высшее образование, школа. Каковы были приоритеты и какие уроки извлекли за прошедший год нашей работы? Что мы планируем изменить или, наоборот, сохранить в будущем? Если говорить о науке, то в целом мы понимаем, что наша организация научных исследований, наша система организации науки осталась советской. У нас, по существу, все советские институты и механизмы сохранились, и в этом, возможно, одна из проблем того, что российская наука до сих пор не может оправиться от очень серьезных и глубоких потрясений, которые она испытала в течение последних 20 лет. Понятно, что мы будем усиливать конкурсные инструменты финансирования, будем обеспечивать более активное привлечение молодых в науку, но когда в научной организации самой большой российской Академии наук 40 процентов ученых уже перешагнули за пенсионный возраст, это иначе, как кадровой управленческой катастрофой, назвать нельзя. Поэтому любые действия в этой сфере должны исходить из императива достаточно быстрого улучшения ситуации.
Есть весьма неплохо себя зарекомендовавшие инструменты измерения эффективности отдельных ученых, университетов, лабораторий, но опыт применения этой системы (а она основывалась на библиографических показателях) в России крайне негативен. С другой стороны, опора на экспертное сообщество и надежда на то, что профессионалы смогут расставить все точки над "i" и выстроить систему приоритетов и оценок, пока не оправдываются.
Отдельно о теме, которая очень активно обсуждается,- создание в России качественной аспирантуры и, как следствие, повышение качества наших диссертационных работ. Ничто здесь не может нас остановить. Дело не просто в том, что честность - это хорошо, а жульничество и воровство - это плохо. Дело в том, что для науки честность имеет абсолютно рациональное основание. Наука и образование не могут существовать без доверия. Это области деятельности, основанные на доверии и на оценке репутации. Поэтому каждая списанная или даже некачественно подготовленная диссертация - это, по существу, бомба, подложенная под международный престиж нашего высшего образования и науки, под каждого честного ученого. А последних, безусловно, подавляющее большинство.
Говоря о высшем образовании, надо отметить, что здесь качество является еще более очевидным и срочным приоритетом. На сегодня Россия - один из лидеров в мире по охвату граждан высшим образованием. Предложение мест в наших вузах бюджетных и внебюджетных в большинстве регионов превышает количество выпускников школ. Но экономике и обществу не нужны просто люди с дипломом, им нужны люди с хорошим уровнем образования, обладающие востребованными компетенциями и знаниями. И с этой точки зрения ситуация в нашем высшем образовании очень далека от благополучной. К сожалению, сеть учреждений и организаций высшего образования в России сегодня не имеет механизмов самоочищения, она не способна отторгать от себя участников, не обеспечивающих высокие требования к уровню работы.
Наша первая попытка очистить систему от образовательных программ низкого уровня вызвала действительно очень бурную общественную реакцию. Речь идет о так называемом мониторинге высших учебных заведений. Здесь, это нужно признать, в механизме, в критериях было достаточно много недоработок, они прежде всего связаны с тем, что мы не объяснили людям: мониторинг на самом деле состоит из двух этапов. Первый этап - это сбор данных, на котором определяются вузы с формально не соответствующими требованиям показателями. И второй этап - это тщательный экспертный общественный анализ деятельности этих вузов и причин, по которым они оказались в этой группе. Я хочу здесь только отметить, что каждый год промедления с идентификацией образовательных программ низкого уровня был и будет в дальнейшем потерянным годом для десятков тысяч молодых людей, наших сограждан. Нам нужно, принимая решения, всегда об этом помнить.
У нас нет задач закрытия какого-то определенного числа вузов или филиалов, у нас нет тем более задачи сокращения мест для студентов, у нас есть одна задача - оградить молодых людей и наших с вами сограждан от обмана, от бесполезного, неэффективного, а иногда просто фиктивного образования. Безусловно, мы будем одновременно с этой работой поддерживать сегменты высокого качества как среди исследовательских университетов, так и среди региональных университетов.
Четыре системных изменения станут знаковыми для российского высшего образования в ближайшем году. Это прежде всего переход к нормативно-подушевому финансированию программ высшего профессионального образования. Тут нормативы будут обоснованы как экономически, так и социально. Будут учитываться результаты мониторинга системы высшего образования и в максимальной степени использоваться механизм контрольных цифр приема, то есть заказы государства на высшее образование с учетом потребности регионов.
Второе, главнейшее условие нормального развития системы высшего образования - это привлечение в нее лучших кадров и стимулирование тех людей, которые в ней сегодня работают на достаточно высоком уровне. В ближайшие годы будет осуществлен очень серьезный проект по повышению заработной платы преподавателей высших учебных заведений.
Третье изменение связано с прозрачностью. Я убежден в том, что именно закрытость многих наших организаций высшего образования для потребителей, для общества в значительной степени привела к появлению в нашей стране псевдообразования и псевдонауки. Мы добьемся максимальной прозрачности, будем расширять спектр тех общественных рейтингов, которые формируются в отношении качества образования. Нам нужны механизмы обеспечения честности поведения студентов. Ведь многие стереотипы нечестного поведения, которые мы видим сегодня на самых разных уровнях, безусловно, имеют своими корнями студенческое время, когда человек считал, видимо, нормальным списать дипломную или контрольную работу и так далее.
О школьном и дошкольном образовании. Больше всего нам хочется (мы это обсуждали с моими коллегами) оставить школу и учителей в покое, дать им возможность спокойно работать. Вот это, мне кажется, главная задача, которая стоит перед министерством. Действительно, перемены в последнее десятилетие в школе были значительные: это и новые стандарты, и достаточно радикальные изменения в финансово-экономических и организационных механизмах, и информатизация образования. Все это в самом деле потребовало огромных усилий и от учителей, и от школьных администраторов. Результаты есть. Но очень важно, что мы при этом сохранили достоинства нашей системы образования, например всеобщность полного школьного образования, охват которым наших детей один из самых высоких в мире. У нас - да, есть проблемы с качеством школьного образования, их ни в коем случае не нужно драматизировать, к ним нужно относиться спокойно и работать вместе над решением этих проблем. По данным международных сопоставительных исследований, которые периодически проводятся во всех развитых странах, в России очень хорошая начальная школа. Наши четвероклассники устойчиво показывают одни из лучших в мире результатов по математике и знанию родного языка. У нас, безусловно, хорошие позиции по знанию математики и естественных наук для учеников после 8-го класса, но наши дети отстают от своих сверстников по умению применять эти знания.
Качество обучения, конечно, не может быть выше, чем уровень подготовки учителей. Здесь идет речь не только о повышении квалификации. Мы в значительной степени, хотя и с огромным напряжением региональных бюджетов, решили задачу доведения заработных плат учителей до средней по региону. Дальше у нас, естественно, будет задача удержания заработной платы на этом уровне. Это дало плоды, в школы стали приходить выпускники вузов, причем не только педагогических, но и люди, которые мотивированы на работу с детьми, на работу в школах. Восстановление социального контракта с ними и есть главная задача, которой будет заниматься министерство в ближайший год.
Дошкольное образование - это, наверное, единственный уровень образования в России, где не решена проблема доступности. У нас ориентир очень простой: к концу 2015 года обеспечить 100-процентную доступность дошкольного образования для всех наших детей в возрасте от 3 до 7 лет. Эта задача будет решаться не только за счет строительства или введения новых мест в детских садах, дошкольных образовательных учреждениях, но и за счет повышения заработной платы педагогов, за счет перехода на новый стандарт дошкольного образования, обсуждение которого мы начнем уже в ближайшие дни.
Год, который министерство в новом составе работает, был интересным, насыщенным разными событиями. Мы понимаем, что продолжение работы требует доверия к людям, реализующим образовательную политику, в большей степени, чем это имеет место сегодня. Мы не сделали в свое время необходимых шагов, чтобы разъяснить нашу позицию, чтобы объединить вокруг тех идей, которые мы исповедуем, людей, которые будут заинтересованы в развитии качественной системы образования в нашей стране; людей, которые по-настоящему готовы гордиться не только прошлыми успехами, не только сегодняшним днем, но и тем, каким будет наше завтра. Эта работа у нас впереди.
---------------
Александр Привалов. О минобровском Большом скачкеМинобр наступает по всем фронтам, круша всё, включая самого себя. Так, с ЕГЭ он уже упёрся в стенку. Год за годом ему пытаются втолковать, что у ЕГЭ системный порок: все, от школьника до губернатора, заинтересованы в завышении баллов - и нет ни единой силы, заинтересованной в честности экзамена. Год за годом Минобр в ответ радуется, что нарушений снова стало меньше, что борьба с ними снова стала гораздо борцовее, что ещё чуть-чуть, и ЕГЭ станет чист, как слеза сдающих его младенцев. И к нынешнему лету всероссийская традиция неофициального прохождения ЕГЭ вполне сложилась. Она изумительно разнообразна. В Махачкале 40% одиннадцатиклассников перевелись в районные школы, где сдача ЕГЭ «проще и дешевле». В московской школе - вот только что рассказал коллега, у которого сын сдавал, - ответы, достаточные для «тройки», детям попросту выносили учителя. Хочешь больше - старайся сам, но и это не слишком трудно: все или почти все варианты заранее были в сети. Иные наблюдатели считают, что заблаговременное обнародование вариантов ЕГЭ есть сознательный саботаж вредоносной институции, но я в этом сомневаюсь. Для актов саботажа нужен боевой задор, а в отечественном образовании царят сейчас растерянность и уныние - если не отчаяние.
В вузах сейчас ещё хуже, чем в школах. Подписанная Медведевым «дорожная карта» ещё зимой предупредила, что до 2018 года профессорско-преподавательский состав (ППС) будет сокращён на 44%, причём нагрузка оставшихся педагогов возрастёт на 28%. Похоже, резать решено поживее: уже сейчас в вузах (во всяком случае, во многих) готовятся или проходят сокращения примерно такого масштаба, какие сулили на пять лет. В московских вузах (как минимум в некоторых) ППС уже практически уполовинили, отказавшись от услуг полставочников. Одновременно в вузах (вот это, кажется, во всех) ликвидировали проектное финансирование, что неизбежно означает сокращение оплаты труда. Структура оплаты такова: преподавателю гарантирован позорно малый минимум, а всё, что сверх него, суть разного рода надбавки и поощрения, которых начальство при желании всегда может педагога лишить. Переходный этап от феодализма к рабовладению.
Предупреждая любимый аргумент минобровцев, подчеркну: я не сторонник сохранения статус-кво, да и не знаю таких сторонников. Плохих профессоров и доцентов и вправду много, от них надо избавляться - но разве так? Вы что, серьёзно думаете, что в московских вузах именно полставочники были самыми ненужными работниками? Или что профессор, не чувствующий повседневной зависимости от начальства, не способен успевать за передовыми веяниями? Да нет, конечно. Просто всё, что делает сам Минобр и чего он требует от своих вассалов, никогда не касается содержательных вещей, но всегда сводится исключительно к формальным критериям, порой почти фантастическим. А такой подход ведёт к хаосу и неотвратимым провалам.
Вот профессор педагогического вуза пишет в блоге: «Прислали нормы времени для внеаудиторной работы ППС. Цифры многое могут сказать о людях, которые их определяли. Например: проверка, консультации и приём контрольных работ и заданий, рефератов, домашних и других работ - 0,5 часа на 1 студента в семестр; подготовка и публикация статей в ведущих рецензируемых изданиях по РИНЦ - 40 часов на статью; оформление заявок на патент - 400 часов за патент». Профессор права: эти цифры даже слишком многое говорят. Статья как эквивалент 80 студентов - сильный ход; ещё сильнее, может быть, только сами полчаса на студента. Но ведь это сочинили конкретные головотяпы в конкретном учебно-методическом отделе? Нет - из других университетов выкликают сходные цифры. Министр Ливанов, как известно, продолжает настаивать на полубезумных критериях «неэффективности» вузов, вызвавших такой скандал прошлой осенью. Вот бедолаги в вузах и силятся выползти из-под министерского топора, стать «эффективными» по ливановским понятиям. Хотя за каким чёртом работникам педвуза так уж необходимо украшаться статьями в зарубежных журналах и патентами, никто и никогда вразумительно объяснить не сможет.
Ливанов хочет раскассировать Академию наук, чтобы наука цвела в университетах. В упомянутом педуниверситете, где обучение роты студентов готовы отдать за статью, - в частности. Так Мао Цзэдун во время Большого скачка заставил - тоже ведь ради модернизации, чтобы «превзойти Великобританию и догнать США», - строить доменные печи на крестьянских дворах. Великий кормчий, правда, не призывал предварительно разрушить большие домны: у него их просто не было. Но и глава Минобра считает, что большой науки в стране уже нет: РАН нежизнеспособна, в ней уже произошла кадровая и управленческая катастрофа и т. д. По его мнению, деградация до уровня третьего, если не четвёртого мира уже произошла - и добивание остатков былого величия он явно за грех не считает. Вся его надежда, что зазовём кого-нибудь с Запада, за любые деньги: авось, наладят дюжину приличных университетов - вот и будет с нас.
И перестаньте твердить, что Ливанову всё можно простить за борьбу с плагиатом. Глупости это. Ещё раз: именно Ливанов назначил главой ВАК Шамхалова, окончательно поставившего торговлю степенями на поток, - и отнюдь не Ливанов его снял. А иные соратники (по иным версиям, кукловоды) Шамхалова, подчинённые министру, и до сих пор на своих постах. Оно, пожалуй, и неплохо, что министр поддерживает общественность в борьбе с плагиаторами, но так уж заходиться в восторге не от чего. Для Ливанова антиплагиатная кампания есть ведь ещё и идеальное воплощение желанной формализации. Спрашивать, кто чего стоит, у признанных экспертов? Ещё чего! Нету у вас тут никаких экспертов - все поразъехались или перемёрли. Зато есть программа «Антиплагиат», и этого совершенно достаточно.
Минобрнауки пытается решить качественные проблемы (качества образования, качества науки) исключительно формальными методами, то есть пытается сделать то, чего сделать нельзя. Чем активнее проводить эту линию, тем больше разрушений. Поэтому вопрос, нередко обсуждаемый в сетях: кто хуже, нынешний глава Минобра или прежний? - разрешить легко. Ливанов гораздо хуже Фурсенко, потому что гораздо его энергичнее.
----------------
Ранее на эту тему:
http://expert.ru/dossier/story/reforma-obrazovaniya/
http://a-bugaev.livejournal.com/1020706.html
---------------------
Update
Пишет k_makarov В прошлом году нас задолбали аттестацией и лицензированием! Полгода весь институт стоял на ушах, все были заняты написанием дурацких бумажек. Причем, требовалось переписать все учебные программы в соответствии с новым уродским стандартом, да еще дубовым министерским языком! Ведь судили именно по этим бумажкам! Другого ведь они ничего не могут! Ни одна проверяющая блядь, ни ко мне, ни к кому другому на занятия не пришла. Понятно, им там делать нечего: те, кто требует подобные бумажки, мозгов иметь не может! Как-то пережили…
Но этого мало! К нашим коллегам из другого института через месяц после геморроя с аттестацией нагрянула министерская комиссия, и подвергла всех половому воздействию самым противоестественным способом! Докапывались до запятых в этих бумажках. А главное, озвучили требование: СРЕДИ ОБЯЗАТЕЛЬНОЙ И РЕКОМЕНДУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ, ВКЛЮЧЕННОЙ В УЧЕБНУЮ ПРОГРАММУ, НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ КНИГ, ИЗДАННЫХ РАНЕЕ, ЧЕМ ПЯТЬ ЛЕТ НАЗАД!!!!!!! Нарушение этого требования - серьезное замечание! Нам сказали: готовьтесь надо переписывать программы.
Получается, студентам нельзя рекомендовать читать Энштейна, Пуанкаре, Феймана. Слава богу, Лойцянского, вроде, переиздали… А вот Ландау-Лифшица, Кочина, Кибеля, Розе, Милн-Томсона из программы МЖГ надо выкинуть?
А чем это пахнет? Дальше логика простая: раз в учебных программах этого нет, то и переиздавать не будут!
Размышления министра Дмитрия Ливанова (via semen_serpent_2) Я для себя формулирую три ключевых вопроса, на которые нужно ответить, прежде чем принимать какие-то важные решения. Первый. Требуется ли для восстановления наших позиций в сфере высшего образования и науки возобновление того советского научно-образовательного комплекса, продуктом которого мы являемся, или нам необходимы новые институты и механизмы развития?
Второй. Система образования и науки получает все растущие государственные и общественные ресурсы, как распределять их? Поднимать всю систему или оптимизировать ее, концентрируя ресурсы на приоритетах, выстраивая более эффективную систему управления ими?
И наконец, третий вопрос. Как повышать качество? Надо ли это делать путем ужесточения, введения новых административных процедур, усиливая административный контроль? А может, наоборот, повышать прозрачность системы, ее внутреннюю рефлексивность, в расчете на то, что профессиональное сообщество само организуется, выработает и станет применять новые механизма контроля качества?
О первой из этих развилок. Безусловно, если бы мир не изменился радикально, то можно было бы ставить вопрос о том, что нам нужно в точности восстановить тот научно-образовательный комплекс, который был в Советском Союзе. Я думаю поэтому, что, конечно, не надо разрушать хорошо работающее, но и не надо пытаться улучшать паровоз, если весь мир уже летает на самолетах. Ностальгия никогда не ведет общество вперед. Вперед может звать только образ будущего. Нам этот образ предстоит вместе сформировать.
В том, что касается второй развилки, выбор мой состоит в следующем. Безусловно, приоритет качества требует селективной поддержки тех институтов, вузов и отдельных ученых, которые могут обеспечить эффективное с точки зрения общественной значимости использование ресурсов. Этот же подход требует и санации тех неэффективных элементов системы, которые не обеспечивают ожидаемого нашими людьми качества. Один из уроков, который мы за последний год извлекли, состоит в том, что реализация этого тезиса крайне болезненна, поскольку требует честности в оценке качества, а к этому мы еще пока не привыкли. И третья развилка в том, что касается собственно качества. Она для нас очень сложна. Атмосфера терпимости к низкому качеству высшего образования, которая сложилась в последние годы, на мой взгляд, в краткосрочной перспективе не позволяет нам рассчитывать только на прозрачность, только на репутационные механизмы и только на честность. Нам в течение какого-то времени придется сохранять административное давление на систему. Любые универсальные требования к эффективности, естественно, будут слишком грубыми. Они будут требовать обязательно ручной настройки, требовать широкого привлечения экспертного сообщества к принятию решений.
Несколько слов о трех основных направлениях нашей деятельности: наука, высшее образование, школа. Каковы были приоритеты и какие уроки извлекли за прошедший год нашей работы? Что мы планируем изменить или, наоборот, сохранить в будущем? Если говорить о науке, то в целом мы понимаем, что наша организация научных исследований, наша система организации науки осталась советской. У нас, по существу, все советские институты и механизмы сохранились, и в этом, возможно, одна из проблем того, что российская наука до сих пор не может оправиться от очень серьезных и глубоких потрясений, которые она испытала в течение последних 20 лет. Понятно, что мы будем усиливать конкурсные инструменты финансирования, будем обеспечивать более активное привлечение молодых в науку, но когда в научной организации самой большой российской Академии наук 40 процентов ученых уже перешагнули за пенсионный возраст, это иначе, как кадровой управленческой катастрофой, назвать нельзя. Поэтому любые действия в этой сфере должны исходить из императива достаточно быстрого улучшения ситуации.
Есть весьма неплохо себя зарекомендовавшие инструменты измерения эффективности отдельных ученых, университетов, лабораторий, но опыт применения этой системы (а она основывалась на библиографических показателях) в России крайне негативен. С другой стороны, опора на экспертное сообщество и надежда на то, что профессионалы смогут расставить все точки над "i" и выстроить систему приоритетов и оценок, пока не оправдываются.
Отдельно о теме, которая очень активно обсуждается,- создание в России качественной аспирантуры и, как следствие, повышение качества наших диссертационных работ. Ничто здесь не может нас остановить. Дело не просто в том, что честность - это хорошо, а жульничество и воровство - это плохо. Дело в том, что для науки честность имеет абсолютно рациональное основание. Наука и образование не могут существовать без доверия. Это области деятельности, основанные на доверии и на оценке репутации. Поэтому каждая списанная или даже некачественно подготовленная диссертация - это, по существу, бомба, подложенная под международный престиж нашего высшего образования и науки, под каждого честного ученого. А последних, безусловно, подавляющее большинство.
Говоря о высшем образовании, надо отметить, что здесь качество является еще более очевидным и срочным приоритетом. На сегодня Россия - один из лидеров в мире по охвату граждан высшим образованием. Предложение мест в наших вузах бюджетных и внебюджетных в большинстве регионов превышает количество выпускников школ. Но экономике и обществу не нужны просто люди с дипломом, им нужны люди с хорошим уровнем образования, обладающие востребованными компетенциями и знаниями. И с этой точки зрения ситуация в нашем высшем образовании очень далека от благополучной. К сожалению, сеть учреждений и организаций высшего образования в России сегодня не имеет механизмов самоочищения, она не способна отторгать от себя участников, не обеспечивающих высокие требования к уровню работы.
Наша первая попытка очистить систему от образовательных программ низкого уровня вызвала действительно очень бурную общественную реакцию. Речь идет о так называемом мониторинге высших учебных заведений. Здесь, это нужно признать, в механизме, в критериях было достаточно много недоработок, они прежде всего связаны с тем, что мы не объяснили людям: мониторинг на самом деле состоит из двух этапов. Первый этап - это сбор данных, на котором определяются вузы с формально не соответствующими требованиям показателями. И второй этап - это тщательный экспертный общественный анализ деятельности этих вузов и причин, по которым они оказались в этой группе. Я хочу здесь только отметить, что каждый год промедления с идентификацией образовательных программ низкого уровня был и будет в дальнейшем потерянным годом для десятков тысяч молодых людей, наших сограждан. Нам нужно, принимая решения, всегда об этом помнить.
У нас нет задач закрытия какого-то определенного числа вузов или филиалов, у нас нет тем более задачи сокращения мест для студентов, у нас есть одна задача - оградить молодых людей и наших с вами сограждан от обмана, от бесполезного, неэффективного, а иногда просто фиктивного образования. Безусловно, мы будем одновременно с этой работой поддерживать сегменты высокого качества как среди исследовательских университетов, так и среди региональных университетов.
Четыре системных изменения станут знаковыми для российского высшего образования в ближайшем году. Это прежде всего переход к нормативно-подушевому финансированию программ высшего профессионального образования. Тут нормативы будут обоснованы как экономически, так и социально. Будут учитываться результаты мониторинга системы высшего образования и в максимальной степени использоваться механизм контрольных цифр приема, то есть заказы государства на высшее образование с учетом потребности регионов.
Второе, главнейшее условие нормального развития системы высшего образования - это привлечение в нее лучших кадров и стимулирование тех людей, которые в ней сегодня работают на достаточно высоком уровне. В ближайшие годы будет осуществлен очень серьезный проект по повышению заработной платы преподавателей высших учебных заведений.
Третье изменение связано с прозрачностью. Я убежден в том, что именно закрытость многих наших организаций высшего образования для потребителей, для общества в значительной степени привела к появлению в нашей стране псевдообразования и псевдонауки. Мы добьемся максимальной прозрачности, будем расширять спектр тех общественных рейтингов, которые формируются в отношении качества образования. Нам нужны механизмы обеспечения честности поведения студентов. Ведь многие стереотипы нечестного поведения, которые мы видим сегодня на самых разных уровнях, безусловно, имеют своими корнями студенческое время, когда человек считал, видимо, нормальным списать дипломную или контрольную работу и так далее.
О школьном и дошкольном образовании. Больше всего нам хочется (мы это обсуждали с моими коллегами) оставить школу и учителей в покое, дать им возможность спокойно работать. Вот это, мне кажется, главная задача, которая стоит перед министерством. Действительно, перемены в последнее десятилетие в школе были значительные: это и новые стандарты, и достаточно радикальные изменения в финансово-экономических и организационных механизмах, и информатизация образования. Все это в самом деле потребовало огромных усилий и от учителей, и от школьных администраторов. Результаты есть. Но очень важно, что мы при этом сохранили достоинства нашей системы образования, например всеобщность полного школьного образования, охват которым наших детей один из самых высоких в мире. У нас - да, есть проблемы с качеством школьного образования, их ни в коем случае не нужно драматизировать, к ним нужно относиться спокойно и работать вместе над решением этих проблем. По данным международных сопоставительных исследований, которые периодически проводятся во всех развитых странах, в России очень хорошая начальная школа. Наши четвероклассники устойчиво показывают одни из лучших в мире результатов по математике и знанию родного языка. У нас, безусловно, хорошие позиции по знанию математики и естественных наук для учеников после 8-го класса, но наши дети отстают от своих сверстников по умению применять эти знания.
Качество обучения, конечно, не может быть выше, чем уровень подготовки учителей. Здесь идет речь не только о повышении квалификации. Мы в значительной степени, хотя и с огромным напряжением региональных бюджетов, решили задачу доведения заработных плат учителей до средней по региону. Дальше у нас, естественно, будет задача удержания заработной платы на этом уровне. Это дало плоды, в школы стали приходить выпускники вузов, причем не только педагогических, но и люди, которые мотивированы на работу с детьми, на работу в школах. Восстановление социального контракта с ними и есть главная задача, которой будет заниматься министерство в ближайший год.
Дошкольное образование - это, наверное, единственный уровень образования в России, где не решена проблема доступности. У нас ориентир очень простой: к концу 2015 года обеспечить 100-процентную доступность дошкольного образования для всех наших детей в возрасте от 3 до 7 лет. Эта задача будет решаться не только за счет строительства или введения новых мест в детских садах, дошкольных образовательных учреждениях, но и за счет повышения заработной платы педагогов, за счет перехода на новый стандарт дошкольного образования, обсуждение которого мы начнем уже в ближайшие дни.
Год, который министерство в новом составе работает, был интересным, насыщенным разными событиями. Мы понимаем, что продолжение работы требует доверия к людям, реализующим образовательную политику, в большей степени, чем это имеет место сегодня. Мы не сделали в свое время необходимых шагов, чтобы разъяснить нашу позицию, чтобы объединить вокруг тех идей, которые мы исповедуем, людей, которые будут заинтересованы в развитии качественной системы образования в нашей стране; людей, которые по-настоящему готовы гордиться не только прошлыми успехами, не только сегодняшним днем, но и тем, каким будет наше завтра. Эта работа у нас впереди.
---------------
Александр Привалов. О минобровском Большом скачкеМинобр наступает по всем фронтам, круша всё, включая самого себя. Так, с ЕГЭ он уже упёрся в стенку. Год за годом ему пытаются втолковать, что у ЕГЭ системный порок: все, от школьника до губернатора, заинтересованы в завышении баллов - и нет ни единой силы, заинтересованной в честности экзамена. Год за годом Минобр в ответ радуется, что нарушений снова стало меньше, что борьба с ними снова стала гораздо борцовее, что ещё чуть-чуть, и ЕГЭ станет чист, как слеза сдающих его младенцев. И к нынешнему лету всероссийская традиция неофициального прохождения ЕГЭ вполне сложилась. Она изумительно разнообразна. В Махачкале 40% одиннадцатиклассников перевелись в районные школы, где сдача ЕГЭ «проще и дешевле». В московской школе - вот только что рассказал коллега, у которого сын сдавал, - ответы, достаточные для «тройки», детям попросту выносили учителя. Хочешь больше - старайся сам, но и это не слишком трудно: все или почти все варианты заранее были в сети. Иные наблюдатели считают, что заблаговременное обнародование вариантов ЕГЭ есть сознательный саботаж вредоносной институции, но я в этом сомневаюсь. Для актов саботажа нужен боевой задор, а в отечественном образовании царят сейчас растерянность и уныние - если не отчаяние.
В вузах сейчас ещё хуже, чем в школах. Подписанная Медведевым «дорожная карта» ещё зимой предупредила, что до 2018 года профессорско-преподавательский состав (ППС) будет сокращён на 44%, причём нагрузка оставшихся педагогов возрастёт на 28%. Похоже, резать решено поживее: уже сейчас в вузах (во всяком случае, во многих) готовятся или проходят сокращения примерно такого масштаба, какие сулили на пять лет. В московских вузах (как минимум в некоторых) ППС уже практически уполовинили, отказавшись от услуг полставочников. Одновременно в вузах (вот это, кажется, во всех) ликвидировали проектное финансирование, что неизбежно означает сокращение оплаты труда. Структура оплаты такова: преподавателю гарантирован позорно малый минимум, а всё, что сверх него, суть разного рода надбавки и поощрения, которых начальство при желании всегда может педагога лишить. Переходный этап от феодализма к рабовладению.
Предупреждая любимый аргумент минобровцев, подчеркну: я не сторонник сохранения статус-кво, да и не знаю таких сторонников. Плохих профессоров и доцентов и вправду много, от них надо избавляться - но разве так? Вы что, серьёзно думаете, что в московских вузах именно полставочники были самыми ненужными работниками? Или что профессор, не чувствующий повседневной зависимости от начальства, не способен успевать за передовыми веяниями? Да нет, конечно. Просто всё, что делает сам Минобр и чего он требует от своих вассалов, никогда не касается содержательных вещей, но всегда сводится исключительно к формальным критериям, порой почти фантастическим. А такой подход ведёт к хаосу и неотвратимым провалам.
Вот профессор педагогического вуза пишет в блоге: «Прислали нормы времени для внеаудиторной работы ППС. Цифры многое могут сказать о людях, которые их определяли. Например: проверка, консультации и приём контрольных работ и заданий, рефератов, домашних и других работ - 0,5 часа на 1 студента в семестр; подготовка и публикация статей в ведущих рецензируемых изданиях по РИНЦ - 40 часов на статью; оформление заявок на патент - 400 часов за патент». Профессор права: эти цифры даже слишком многое говорят. Статья как эквивалент 80 студентов - сильный ход; ещё сильнее, может быть, только сами полчаса на студента. Но ведь это сочинили конкретные головотяпы в конкретном учебно-методическом отделе? Нет - из других университетов выкликают сходные цифры. Министр Ливанов, как известно, продолжает настаивать на полубезумных критериях «неэффективности» вузов, вызвавших такой скандал прошлой осенью. Вот бедолаги в вузах и силятся выползти из-под министерского топора, стать «эффективными» по ливановским понятиям. Хотя за каким чёртом работникам педвуза так уж необходимо украшаться статьями в зарубежных журналах и патентами, никто и никогда вразумительно объяснить не сможет.
Ливанов хочет раскассировать Академию наук, чтобы наука цвела в университетах. В упомянутом педуниверситете, где обучение роты студентов готовы отдать за статью, - в частности. Так Мао Цзэдун во время Большого скачка заставил - тоже ведь ради модернизации, чтобы «превзойти Великобританию и догнать США», - строить доменные печи на крестьянских дворах. Великий кормчий, правда, не призывал предварительно разрушить большие домны: у него их просто не было. Но и глава Минобра считает, что большой науки в стране уже нет: РАН нежизнеспособна, в ней уже произошла кадровая и управленческая катастрофа и т. д. По его мнению, деградация до уровня третьего, если не четвёртого мира уже произошла - и добивание остатков былого величия он явно за грех не считает. Вся его надежда, что зазовём кого-нибудь с Запада, за любые деньги: авось, наладят дюжину приличных университетов - вот и будет с нас.
И перестаньте твердить, что Ливанову всё можно простить за борьбу с плагиатом. Глупости это. Ещё раз: именно Ливанов назначил главой ВАК Шамхалова, окончательно поставившего торговлю степенями на поток, - и отнюдь не Ливанов его снял. А иные соратники (по иным версиям, кукловоды) Шамхалова, подчинённые министру, и до сих пор на своих постах. Оно, пожалуй, и неплохо, что министр поддерживает общественность в борьбе с плагиаторами, но так уж заходиться в восторге не от чего. Для Ливанова антиплагиатная кампания есть ведь ещё и идеальное воплощение желанной формализации. Спрашивать, кто чего стоит, у признанных экспертов? Ещё чего! Нету у вас тут никаких экспертов - все поразъехались или перемёрли. Зато есть программа «Антиплагиат», и этого совершенно достаточно.
Минобрнауки пытается решить качественные проблемы (качества образования, качества науки) исключительно формальными методами, то есть пытается сделать то, чего сделать нельзя. Чем активнее проводить эту линию, тем больше разрушений. Поэтому вопрос, нередко обсуждаемый в сетях: кто хуже, нынешний глава Минобра или прежний? - разрешить легко. Ливанов гораздо хуже Фурсенко, потому что гораздо его энергичнее.
----------------
Ранее на эту тему:
http://expert.ru/dossier/story/reforma-obrazovaniya/
http://a-bugaev.livejournal.com/1020706.html
---------------------
Update
Пишет k_makarov В прошлом году нас задолбали аттестацией и лицензированием! Полгода весь институт стоял на ушах, все были заняты написанием дурацких бумажек. Причем, требовалось переписать все учебные программы в соответствии с новым уродским стандартом, да еще дубовым министерским языком! Ведь судили именно по этим бумажкам! Другого ведь они ничего не могут! Ни одна проверяющая блядь, ни ко мне, ни к кому другому на занятия не пришла. Понятно, им там делать нечего: те, кто требует подобные бумажки, мозгов иметь не может! Как-то пережили…
Но этого мало! К нашим коллегам из другого института через месяц после геморроя с аттестацией нагрянула министерская комиссия, и подвергла всех половому воздействию самым противоестественным способом! Докапывались до запятых в этих бумажках. А главное, озвучили требование: СРЕДИ ОБЯЗАТЕЛЬНОЙ И РЕКОМЕНДУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ, ВКЛЮЧЕННОЙ В УЧЕБНУЮ ПРОГРАММУ, НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ КНИГ, ИЗДАННЫХ РАНЕЕ, ЧЕМ ПЯТЬ ЛЕТ НАЗАД!!!!!!! Нарушение этого требования - серьезное замечание! Нам сказали: готовьтесь надо переписывать программы.
Получается, студентам нельзя рекомендовать читать Энштейна, Пуанкаре, Феймана. Слава богу, Лойцянского, вроде, переиздали… А вот Ландау-Лифшица, Кочина, Кибеля, Розе, Милн-Томсона из программы МЖГ надо выкинуть?
А чем это пахнет? Дальше логика простая: раз в учебных программах этого нет, то и переиздавать не будут!