покатушки
Верьте мне. «The Prodigy» и «Faithless» - лучшее музыкальное сопровождение для тех, кто свободно падает с высоты двадцатого этажа, грохоча и визжа, несётся навстречу «мёртвой петле», со всей дури взметает тучу водяных брызг или, затаившись, ждёт попутный клин ходячих мертвецов.
Мы были в парке аттракционов. Да, мы сделали это по-взрослому. При себе я имел пачку казначейских билетов и пригоршню монет для расплаты в туалете. Туалет в списке экстремальных развлечений - пункт обязательный.
- Знаешь, как расшифровывается «ВДНХ»?
- Нет, - авансом восторгалась Софья Юрьевна.
- «Выставка Достижений Народного Хозяйства»!
- Как?
Осознавая, что произношу сочетание взаимно недружественных слов, я тщательно повторял. Ребёнок старался запомнить.
Не знаю, какие опасения были у девочки, я же по-настоящему страшился только одного: что её не пустят в силу недостаточного возраста, либо по причине малого роста.
С возрастом разобрались быстро. Узнавая, что доступ разрешён с девяти лет, моя радостная спутница порхала, словно бабочка, готовая жалить как оса. Если же ограничения перекрывали кислород до двенадцати - превращалась в директора органов опеки. Я же, в соответствии моменту, силился иметь вид бессмысленный и придурковатый.
С ростом вышло сложнее. При очередном билетном контроле служитель, указывая на мерную линейку, озабоченно произнёс:
- Встаньте сюда, пожалуйста.
И я, и Соня, мы оба знали, что до вожделенных ста сорока сантиметров, являющихся пропуском в царство восторга, щекотки нервов и ранних седых волос, не дотягиваем. Всего чуть-чуть. На какие-нибудь два пальца. Однако не со всякими двумя пальцами управляешься легко.
Пока я складывал в уме актуальные «лексические конструкции», Софья Юрьевна подошла к линейке и прислонилась к ней спиной. Процесс оный явно спутал её восторженность. Даже несколько обескуражил. Она откровенно не понимала, зачем её побуждают к глупостям, тем более - формальным. Движимая эмоцией, девица развела бессильными руками, сложила ротик в скобку траурного недоумения и выпучила глаза. Лицо её при этом гуттаперчиво потянулось вверх. Контролёр с удовлетворением наблюдал, как затылок искательницы приключений преодолел критическую отметку «140 см» и даже продвинулся ещё, несколько выше. Я же от волнения потупил очи, которым вдруг открылось нечто странное, вполне коррупционное по природе своей. Софья Юрьевна совершенно откровенно - и абсолютно самой себе неподотчётно, я уверен в этом! - стояла на цыпочках.
Разумеется, мы прошли. Само собой, в другом месте трюк был повторён. И, конечно же, злой умысел спасовал перед экспромтом - нас завернули. Вместо открытой кабинки Колеса Обозрения, пришлось удовольствоваться закрытой.
Сквозь облапанные стёкла Москва казалась пользованной, чуждой романтике птичьего полёта. Я аккуратно поглядывал на дочь, пытаясь определить, насколько она разочарована. Просто слишком много предуведомлений было допущено перед стартом, чересчур опрометчивых гарантий успеха привнесено, обещаний свободы, пространств, вольного ветра, звёздного неба, свеж…
- Пап.
- А?
- Если отсюда прыгнуть, умрёшь сразу? Или будешь ещё мучиться?
Её лицо выражало светский интерес. Надеюсь. С толикой рассеянности, возможно. Мне очень не хотелось бы ошибаться.
- Сразу, - ответил я.
И, помимо воли, сглотнул обмелевшим горлом.
- Некоторые вообще с пяти метров сверзаются и шею ломают. А отсюда… костей не соберёшь. Мокрого места не останется.
Она внимала.
- Только это страшно очень, - продолжал я. - Да и… стыдно как-то. Там люди вокруг.
А сам втайне додумал: «Есть другие способы. Получше».
Всю обратную дорогу мы почти не разговаривали. Лишь войдя уже в подъезд дома и поднимаясь на этаж, я увидел в зеркале лифта, насколько она вымотана. Развлечения не только веселят, но и отнимают силы. Хотя удивляться нечему. Насущные банальности в памяти удерживаются редко. Но девочка что-то ещё произносила, упрямо бормотала себе под нос. Одно и то же, снова и снова. Будто бы выучивая. По губам мне удалось прочитать: «выставка»… «достижений»… «народного»…
Почему-то я видел в зеркале одну её. Себя не замечал. Чисто психологически, убеждён. Не очень-то охота лицезреть пустое место. Всё ведь в сравнении познаётся.
Мы были в парке аттракционов. Да, мы сделали это по-взрослому. При себе я имел пачку казначейских билетов и пригоршню монет для расплаты в туалете. Туалет в списке экстремальных развлечений - пункт обязательный.
- Знаешь, как расшифровывается «ВДНХ»?
- Нет, - авансом восторгалась Софья Юрьевна.
- «Выставка Достижений Народного Хозяйства»!
- Как?
Осознавая, что произношу сочетание взаимно недружественных слов, я тщательно повторял. Ребёнок старался запомнить.
Не знаю, какие опасения были у девочки, я же по-настоящему страшился только одного: что её не пустят в силу недостаточного возраста, либо по причине малого роста.
С возрастом разобрались быстро. Узнавая, что доступ разрешён с девяти лет, моя радостная спутница порхала, словно бабочка, готовая жалить как оса. Если же ограничения перекрывали кислород до двенадцати - превращалась в директора органов опеки. Я же, в соответствии моменту, силился иметь вид бессмысленный и придурковатый.
С ростом вышло сложнее. При очередном билетном контроле служитель, указывая на мерную линейку, озабоченно произнёс:
- Встаньте сюда, пожалуйста.
И я, и Соня, мы оба знали, что до вожделенных ста сорока сантиметров, являющихся пропуском в царство восторга, щекотки нервов и ранних седых волос, не дотягиваем. Всего чуть-чуть. На какие-нибудь два пальца. Однако не со всякими двумя пальцами управляешься легко.
Пока я складывал в уме актуальные «лексические конструкции», Софья Юрьевна подошла к линейке и прислонилась к ней спиной. Процесс оный явно спутал её восторженность. Даже несколько обескуражил. Она откровенно не понимала, зачем её побуждают к глупостям, тем более - формальным. Движимая эмоцией, девица развела бессильными руками, сложила ротик в скобку траурного недоумения и выпучила глаза. Лицо её при этом гуттаперчиво потянулось вверх. Контролёр с удовлетворением наблюдал, как затылок искательницы приключений преодолел критическую отметку «140 см» и даже продвинулся ещё, несколько выше. Я же от волнения потупил очи, которым вдруг открылось нечто странное, вполне коррупционное по природе своей. Софья Юрьевна совершенно откровенно - и абсолютно самой себе неподотчётно, я уверен в этом! - стояла на цыпочках.
Разумеется, мы прошли. Само собой, в другом месте трюк был повторён. И, конечно же, злой умысел спасовал перед экспромтом - нас завернули. Вместо открытой кабинки Колеса Обозрения, пришлось удовольствоваться закрытой.
Сквозь облапанные стёкла Москва казалась пользованной, чуждой романтике птичьего полёта. Я аккуратно поглядывал на дочь, пытаясь определить, насколько она разочарована. Просто слишком много предуведомлений было допущено перед стартом, чересчур опрометчивых гарантий успеха привнесено, обещаний свободы, пространств, вольного ветра, звёздного неба, свеж…
- Пап.
- А?
- Если отсюда прыгнуть, умрёшь сразу? Или будешь ещё мучиться?
Её лицо выражало светский интерес. Надеюсь. С толикой рассеянности, возможно. Мне очень не хотелось бы ошибаться.
- Сразу, - ответил я.
И, помимо воли, сглотнул обмелевшим горлом.
- Некоторые вообще с пяти метров сверзаются и шею ломают. А отсюда… костей не соберёшь. Мокрого места не останется.
Она внимала.
- Только это страшно очень, - продолжал я. - Да и… стыдно как-то. Там люди вокруг.
А сам втайне додумал: «Есть другие способы. Получше».
Всю обратную дорогу мы почти не разговаривали. Лишь войдя уже в подъезд дома и поднимаясь на этаж, я увидел в зеркале лифта, насколько она вымотана. Развлечения не только веселят, но и отнимают силы. Хотя удивляться нечему. Насущные банальности в памяти удерживаются редко. Но девочка что-то ещё произносила, упрямо бормотала себе под нос. Одно и то же, снова и снова. Будто бы выучивая. По губам мне удалось прочитать: «выставка»… «достижений»… «народного»…
Почему-то я видел в зеркале одну её. Себя не замечал. Чисто психологически, убеждён. Не очень-то охота лицезреть пустое место. Всё ведь в сравнении познаётся.