урок литературы
После некоторого перерыва na-dene решила перечитать «Разорение секретов» и в очередной раз пожаловалась, что ей не даётся первый рассказ. Дескать, символизм, концепт, динамика сюжета упорно ускользают. Я пообещал ей раскрыть некоторые подробности «кухни», но, приступив к написанию, понял, что выхожу за рамки стандартного коммента. К тому же мне показалось уместным привлечь к обсуждению «сторонний арбитраж».
"Различные цвета воздуха" задумывался как безделка, которой следует любоваться, но никак не подвергать спектральному анализу. Собственно, уже в названии зашифрована задача, которую я перед собой ставил: создать короткий, лаконичный, прозрачный текст, оставляющий после себя неопределимое послевкусие и ощущение большого, наполненного сокровенностями объёма. «Тайн» (на всякий случай, воспользуюсь кавычками) размещено несколько; они совершенно необязательны к разгадыванию, поскольку для композиции выступают лишь строительным материалом. Перечислю некоторые из них:
1) имена детей (я всегда хотел девочку, но назвать Соню Матильдой мне не дали; «Адам» для мальчика происходит из буквального перевода - Адам, значит «первый»;
2) авторское отношение к старости, как к средоточию покоя, несколько сдобренного горечью из-за важных, несбывшихся надежд (намёк на то, что достигнуто либо не то, либо достигнутого недостаточно для полного счастья);
3) тоска по морю (оно принципиально досягаемо, но для главного героя недоступно - отсюда символическая вереница холмов);
4) дефицит нормального общения между людьми, когда молчанием удаётся сказать больше, чем словами.
Поставленную задачу - вообще, любую такую задачу! - возможно выполнить, только привнеся в фабулу некоторые элементы… не хочется называть их мистическими… элементы, способные хотя бы отчасти растащить материальный и нематериальный миры. Так, чтобы образовался зазор, в который начнёт дуть неожиданный ветер. Именно он ответственен за послевкусие и объём, упомянутые выше. В «РЦВ» на прикладном уровне это - лесилья, напиток родственный абсенту, но не существующий в природе. В программном же выражении - сон про радугу, виденный мной на самом деле и прилежным образом введённый в тело рассказа.
РАЗЛИЧНЫЕ ЦВЕТА ВОЗДУХА
Александр приехал специально для того, чтобы оценить - насколько достигнутая цель может отличаться от первоначального замысла. Нам обоим выпало родиться в Империи, поэтому он разделял мою горячую солидарность с поэтом, советовавшим в таких случаях жить в провинции, у моря. Однако между моим домом и морем рядами тянулись довольно высокие холмы. Они делали море призрачным. Мне приходилось только верить в его существование и догадываться о том, какое оно сегодня.
Белый текучий песок, пальмы, окружающие частную территорию берега, скрип половиц на веранде, в тот момент, когда кресло-качалка выходит из равновесия, заменяли скопления чахлых кустов, тёртый прах земли, да ещё деревянный загон справа от дома, где омерзительные свиньи сосредоточенно месили коричневую жижу. Пожалуй, этот загон был единственной вещью, представляющей образец местной гармонии в её законченном виде.
- Молодец, слушай! - хохотал Александр. - Пусть не совсем так, как хотелось бы, но ты добился своего!
До начала его удивительного сообщения оставалось некоторое время. Мы осторожно пили лесилью (пурпурную, дабы избавить себя от внешних иллюзий), сидя - увы! - не в креслах-качалках, а всего лишь на стульях, когда-то безвозвратно одолженных в таверне неподалёку. Веранда полнилась запахами лета.
Нам прислуживал Адам.
- Я хотел бы предложить вам короткие трубки, - сказал мальчик, опуская перед Александром поднос с принадлежностями для основной части напитка.
Потом, перехватив мой взгляд, поправился:
- Короткие трубки, господин.
Адам убрал со стола лишнее, и мы снова остались вдвоём.
- Парень - твой младший? - спросил Александр.
Кажется, он не знал, с чего начать повествование.
- Первый... - ответил я.
Словно в подтверждение тому, громко хлопнула дверь; из дома выскочила Матильда и, не обращая на нас никакого внимания, достала из старого, стоящего в углу, буфета большую линялую коробку с игрушками. Усевшись прямо в пыль перед домом, она аккуратно поправила выбившиеся из-за ушей локоны, потом вынула из коробки кубики и начала ставить их друг на друга.
Александр нарочно сделал большой глоток - так, чтобы слёзы выступили на глаза.
- Знаешь, - начал он, - я всегда боялся сделать нечто такое... слово какое-нибудь произнести... нечаянно. Пароль какой-то. И... оборвать свою жизнь.
Он и сейчас с некоторым испугом взглянул на меня, но я даже не улыбнулся.
- Понимаешь, тайное условие... Как будто кто-то там, над нами, определил, что вот ты... я, то есть... буду жить до тех пор, пока вдруг... Вот именно - вдруг! Не скажу что-нибудь магическое, некое завершающее для себя слово... или группу слов, фразу. Жест какой-нибудь... Например, я держу сейчас этот стакан и могу спокойно поставить его на стол. Если я оттопырю мизинец на руке, которая стакан держит... и поставлю... ничего не будет. А если... безымянный оттопырю, и что-нибудь скажу... одно слово. Например, «бабочка». Совершенно случайно! Ведь может же мне сейчас в голову прийти слово «бабочка»!.. Тогда эта минута окажется последней в моей жизни.
Кажется, он испытывал машинальный ужас от того, что произносил слово «бабочка», одновременно контролируя положение безымянного пальца на правой руке.
- Мы не владеем собой, - признал я. - С нами могут делать, что угодно.
- С нами делают!! - перебил меня Александр. - С нами делают...
Несколькими днями ранее с ним произошло нечто особое. Он очутился в каком-то месте, которое видел впервые, но чувствовал его схожесть, едва уловимую тождественность своим воспоминаниям.
Обычное место - поле, заросшее густой дикой травой, вдалеке ложбина, где протекал ручей, кое-где виднелись маленькие участки леса. Всё выглядело неровным, покатым, словно картинка в туго переплетённой книге.
Судя по всему, вечерело. Хотя фиолетовый оттенок картине придавала, скорее, гроза. Она скапливала горы туч над равниной.
- Это было, как... идеальное представление о том, что я ранее видел. Собирательный обобщённый образ. Как и я сам... - говорил Александр. - Таким был и я. Без возраста. Понимаешь?.. Моя память, моя жизнь, даже тело... Такие относительные...
Первая радуга упала в ручей. Небо вытянуло плотную цветную, ясно осязаемую ленту, коснулось ею водной глади и отпустило. Вторая радуга появилась настолько близко, что Александр принял её за своеобразный вызов, приглашение. Он бросился бежать, задрав голову, споткнулся и со всего маху - хотя и совершенно безболезненно - ударился грудью об землю. Последнее, что запомнилось в тот момент - чувство безграничного удивления при виде переливающегося изогнутого столба, устремлённого ввысь, сохраняющего идеальные пропорции. Застывшее торнадо, на которое не пожалели красок.
Он смутно ощущал, догадывался: сейчас будет ещё. Тучи клубились, занятые лепкой ускользающих фигур. Один раз беззвучно полыхнула молния - прямая стрела, указатель. И тут ожидаемое произошло.
Снова широкая блистающая лента с верхним краем, теряющим очертания среди беспокойных туч. Внизу царил полный штиль, воздух остановился полностью.
Александр подошёл к радуге вплотную и увидел, что её порождает земля. Прямо в почве, у него под ногами, холодным огнём ослепительно сияла расщелина, выпускавшая многоцветное полотно.
Радуга ждала, пока в неё поверят.
Осторожно, очень осторожно он вытянул руку и... коснулся её. Пальцы не утонули, а поверхность, в которую они упёрлись, слегка прогнулась.
Потрогав радугу несколько раз, он понял, что никогда не сможет ответить на вопрос - с живым или мёртвым ему довелось встретиться?..
Это случилось несколькими днями ранее...
- Я принесу вам ещё, отец, - предложил Адам, собирая со стола.
Он успел вернуться прежде, чем Александр смог продолжать.
- Теперь я уже не могу жить по-прежнему, - признался он. - Это такое счастье и... тяжесть. Мне сделали такой подарок!.. Я чувствую, что сбылась главная мечта в моей жизни, но... я никогда не мечтал об этом! Я не знаю, что мне теперь делать. Это... как обман.
Боюсь, я понимал его слишком хорошо. Многим из нас жизнь даётся в качестве невыносимого дара, подумалось мне. Однако я промолчал. Слова показались бы здесь чересчур плоскими.
Настало время ему возвращаться. О чём мы ещё говорили, я плохо помню. Кажется, он похвалил меня за детей.
Матильда продолжала играть с кубиками, а я смотрел в сторону холмов, гадая о том - какое море сегодня.
Машина Александра была уже так далеко, что на дороге удавалось различить только маленькое облачко пыли.
С того дня мы больше никогда не виделись. По крайней мере, наяву.
"Различные цвета воздуха" задумывался как безделка, которой следует любоваться, но никак не подвергать спектральному анализу. Собственно, уже в названии зашифрована задача, которую я перед собой ставил: создать короткий, лаконичный, прозрачный текст, оставляющий после себя неопределимое послевкусие и ощущение большого, наполненного сокровенностями объёма. «Тайн» (на всякий случай, воспользуюсь кавычками) размещено несколько; они совершенно необязательны к разгадыванию, поскольку для композиции выступают лишь строительным материалом. Перечислю некоторые из них:
1) имена детей (я всегда хотел девочку, но назвать Соню Матильдой мне не дали; «Адам» для мальчика происходит из буквального перевода - Адам, значит «первый»;
2) авторское отношение к старости, как к средоточию покоя, несколько сдобренного горечью из-за важных, несбывшихся надежд (намёк на то, что достигнуто либо не то, либо достигнутого недостаточно для полного счастья);
3) тоска по морю (оно принципиально досягаемо, но для главного героя недоступно - отсюда символическая вереница холмов);
4) дефицит нормального общения между людьми, когда молчанием удаётся сказать больше, чем словами.
Поставленную задачу - вообще, любую такую задачу! - возможно выполнить, только привнеся в фабулу некоторые элементы… не хочется называть их мистическими… элементы, способные хотя бы отчасти растащить материальный и нематериальный миры. Так, чтобы образовался зазор, в который начнёт дуть неожиданный ветер. Именно он ответственен за послевкусие и объём, упомянутые выше. В «РЦВ» на прикладном уровне это - лесилья, напиток родственный абсенту, но не существующий в природе. В программном же выражении - сон про радугу, виденный мной на самом деле и прилежным образом введённый в тело рассказа.
РАЗЛИЧНЫЕ ЦВЕТА ВОЗДУХА
Александр приехал специально для того, чтобы оценить - насколько достигнутая цель может отличаться от первоначального замысла. Нам обоим выпало родиться в Империи, поэтому он разделял мою горячую солидарность с поэтом, советовавшим в таких случаях жить в провинции, у моря. Однако между моим домом и морем рядами тянулись довольно высокие холмы. Они делали море призрачным. Мне приходилось только верить в его существование и догадываться о том, какое оно сегодня.
Белый текучий песок, пальмы, окружающие частную территорию берега, скрип половиц на веранде, в тот момент, когда кресло-качалка выходит из равновесия, заменяли скопления чахлых кустов, тёртый прах земли, да ещё деревянный загон справа от дома, где омерзительные свиньи сосредоточенно месили коричневую жижу. Пожалуй, этот загон был единственной вещью, представляющей образец местной гармонии в её законченном виде.
- Молодец, слушай! - хохотал Александр. - Пусть не совсем так, как хотелось бы, но ты добился своего!
До начала его удивительного сообщения оставалось некоторое время. Мы осторожно пили лесилью (пурпурную, дабы избавить себя от внешних иллюзий), сидя - увы! - не в креслах-качалках, а всего лишь на стульях, когда-то безвозвратно одолженных в таверне неподалёку. Веранда полнилась запахами лета.
Нам прислуживал Адам.
- Я хотел бы предложить вам короткие трубки, - сказал мальчик, опуская перед Александром поднос с принадлежностями для основной части напитка.
Потом, перехватив мой взгляд, поправился:
- Короткие трубки, господин.
Адам убрал со стола лишнее, и мы снова остались вдвоём.
- Парень - твой младший? - спросил Александр.
Кажется, он не знал, с чего начать повествование.
- Первый... - ответил я.
Словно в подтверждение тому, громко хлопнула дверь; из дома выскочила Матильда и, не обращая на нас никакого внимания, достала из старого, стоящего в углу, буфета большую линялую коробку с игрушками. Усевшись прямо в пыль перед домом, она аккуратно поправила выбившиеся из-за ушей локоны, потом вынула из коробки кубики и начала ставить их друг на друга.
Александр нарочно сделал большой глоток - так, чтобы слёзы выступили на глаза.
- Знаешь, - начал он, - я всегда боялся сделать нечто такое... слово какое-нибудь произнести... нечаянно. Пароль какой-то. И... оборвать свою жизнь.
Он и сейчас с некоторым испугом взглянул на меня, но я даже не улыбнулся.
- Понимаешь, тайное условие... Как будто кто-то там, над нами, определил, что вот ты... я, то есть... буду жить до тех пор, пока вдруг... Вот именно - вдруг! Не скажу что-нибудь магическое, некое завершающее для себя слово... или группу слов, фразу. Жест какой-нибудь... Например, я держу сейчас этот стакан и могу спокойно поставить его на стол. Если я оттопырю мизинец на руке, которая стакан держит... и поставлю... ничего не будет. А если... безымянный оттопырю, и что-нибудь скажу... одно слово. Например, «бабочка». Совершенно случайно! Ведь может же мне сейчас в голову прийти слово «бабочка»!.. Тогда эта минута окажется последней в моей жизни.
Кажется, он испытывал машинальный ужас от того, что произносил слово «бабочка», одновременно контролируя положение безымянного пальца на правой руке.
- Мы не владеем собой, - признал я. - С нами могут делать, что угодно.
- С нами делают!! - перебил меня Александр. - С нами делают...
Несколькими днями ранее с ним произошло нечто особое. Он очутился в каком-то месте, которое видел впервые, но чувствовал его схожесть, едва уловимую тождественность своим воспоминаниям.
Обычное место - поле, заросшее густой дикой травой, вдалеке ложбина, где протекал ручей, кое-где виднелись маленькие участки леса. Всё выглядело неровным, покатым, словно картинка в туго переплетённой книге.
Судя по всему, вечерело. Хотя фиолетовый оттенок картине придавала, скорее, гроза. Она скапливала горы туч над равниной.
- Это было, как... идеальное представление о том, что я ранее видел. Собирательный обобщённый образ. Как и я сам... - говорил Александр. - Таким был и я. Без возраста. Понимаешь?.. Моя память, моя жизнь, даже тело... Такие относительные...
Первая радуга упала в ручей. Небо вытянуло плотную цветную, ясно осязаемую ленту, коснулось ею водной глади и отпустило. Вторая радуга появилась настолько близко, что Александр принял её за своеобразный вызов, приглашение. Он бросился бежать, задрав голову, споткнулся и со всего маху - хотя и совершенно безболезненно - ударился грудью об землю. Последнее, что запомнилось в тот момент - чувство безграничного удивления при виде переливающегося изогнутого столба, устремлённого ввысь, сохраняющего идеальные пропорции. Застывшее торнадо, на которое не пожалели красок.
Он смутно ощущал, догадывался: сейчас будет ещё. Тучи клубились, занятые лепкой ускользающих фигур. Один раз беззвучно полыхнула молния - прямая стрела, указатель. И тут ожидаемое произошло.
Снова широкая блистающая лента с верхним краем, теряющим очертания среди беспокойных туч. Внизу царил полный штиль, воздух остановился полностью.
Александр подошёл к радуге вплотную и увидел, что её порождает земля. Прямо в почве, у него под ногами, холодным огнём ослепительно сияла расщелина, выпускавшая многоцветное полотно.
Радуга ждала, пока в неё поверят.
Осторожно, очень осторожно он вытянул руку и... коснулся её. Пальцы не утонули, а поверхность, в которую они упёрлись, слегка прогнулась.
Потрогав радугу несколько раз, он понял, что никогда не сможет ответить на вопрос - с живым или мёртвым ему довелось встретиться?..
Это случилось несколькими днями ранее...
- Я принесу вам ещё, отец, - предложил Адам, собирая со стола.
Он успел вернуться прежде, чем Александр смог продолжать.
- Теперь я уже не могу жить по-прежнему, - признался он. - Это такое счастье и... тяжесть. Мне сделали такой подарок!.. Я чувствую, что сбылась главная мечта в моей жизни, но... я никогда не мечтал об этом! Я не знаю, что мне теперь делать. Это... как обман.
Боюсь, я понимал его слишком хорошо. Многим из нас жизнь даётся в качестве невыносимого дара, подумалось мне. Однако я промолчал. Слова показались бы здесь чересчур плоскими.
Настало время ему возвращаться. О чём мы ещё говорили, я плохо помню. Кажется, он похвалил меня за детей.
Матильда продолжала играть с кубиками, а я смотрел в сторону холмов, гадая о том - какое море сегодня.
Машина Александра была уже так далеко, что на дороге удавалось различить только маленькое облачко пыли.
С того дня мы больше никогда не виделись. По крайней мере, наяву.