изнанка
Однажды Бивис и Батхед случайно распахнули дверь одного из вагончиков в кемпинге и увидели директора своей школы.
Думаю, не нужно вам рассказывать - что такое директор школы. Строгий и злой, одетый в костюм, надушенный парфюмом, лысый, в очках. Детская модель неотвратимости рокового конца.
Проблема в том, что когда Бивис и Батхед увидели директора, случайно распахнув дверь одного из вагончиков в кемпинге, лысым директор ещё был, а вот очков на нём уже не было. Отсутствовал и костюм. Одеколонный запах уступил место причудливому аромату, чьё происхождение точно идентифицировать при детях вовсе не обязательно. На смену строгости и ответственной злобе пришли странное изумление и обманчиво беспочвенный восторг. Через равно короткие промежутки времени директор вскрикивал:
- А! А! Ещё! А! А! А! Ещё! А! А!
В одних приспущенных трусах он стоял на коленях перед походной металлической кроватью, навалившись на неё грудью. По обнажённым ягодицам его хлестала плетью дивная рослая амазонка, кое-где перетянутая узкими полосками чёрного латекса.
Директор взвизгивал и надувал слюною пузыри. Амазонка самодовольно ухмылялась.
Вот такая картина.
Многие склонны путать двойную жизнь и скрытую. Однако ж, если двойная - удел людей особых, избранных, то скрытая есть почти у каждого, и ей не обязательно принимать гротескные формы.
В своё время я работал в офисе (да, мне повезло), где каждый день видел одних и тех же обычных людей. С утра до вечера они занимались одинаковой работой, лишённой буквального смысла, но обладающей безусловной ценностью в виде статьи дохода. Окружающие меня люди имели гуманитарные интересы, почитывали книги, посматривали кино, могли поддержать разговор на изрядное количество банальных тем, смеялись не громко, пили чай «Липтон». В общем, всё хорошо. Главное, что женщин от мужчин ещё можно было отличить. Но иногда кто-нибудь из них, строя планы на вечер и говоря по телефону, мог вдруг произнести:
- Нет, в караоке потом! Сначала на трансвеститов!
Я вздрагивал, но делал вид, что ничему не удивляюсь. Я знал, что периодически они задерживались допоздна, объединялись по интересам, после чего уходили в ночь, мрак который длился до следующего рабочего дня. Потом они снова приходили, рассаживались по своим рабочим местам, уверенной рукой вводили пароли и логины, заваривали чай «Липтон». Их лица отмечала традиционная печать нормы. Редко-редко кто-нибудь мог неожиданно отвлечься и, словно невзначай, обращался к коллеге:
- Оля! Оль! (все буквы в именах изменены).
- Что, Жанночка?
- Ты не помнишь, я ночью курила?
- Да.
- Как паровоз?
- Ага.
- Ну ладно…
И работа продолжалась своим чередом.
Помню, я им завидовал. У меня ведь всего одна, постоянная жизнь. Она вся на виду, про неё даже рассказывать неинтересно. А у них - вон какая! Разнообразная, весёлая. С излишествами нехорошими. С запретными плодами. Бог знает, чем способны заниматься люди после работы глубокой ночью с караоками и фриками. Неизвестно - что вообще делается в таких заведениях. Может быть, там даже продают «Боржоми».
Думаю, не нужно вам рассказывать - что такое директор школы. Строгий и злой, одетый в костюм, надушенный парфюмом, лысый, в очках. Детская модель неотвратимости рокового конца.
Проблема в том, что когда Бивис и Батхед увидели директора, случайно распахнув дверь одного из вагончиков в кемпинге, лысым директор ещё был, а вот очков на нём уже не было. Отсутствовал и костюм. Одеколонный запах уступил место причудливому аромату, чьё происхождение точно идентифицировать при детях вовсе не обязательно. На смену строгости и ответственной злобе пришли странное изумление и обманчиво беспочвенный восторг. Через равно короткие промежутки времени директор вскрикивал:
- А! А! Ещё! А! А! А! Ещё! А! А!
В одних приспущенных трусах он стоял на коленях перед походной металлической кроватью, навалившись на неё грудью. По обнажённым ягодицам его хлестала плетью дивная рослая амазонка, кое-где перетянутая узкими полосками чёрного латекса.
Директор взвизгивал и надувал слюною пузыри. Амазонка самодовольно ухмылялась.
Вот такая картина.
Многие склонны путать двойную жизнь и скрытую. Однако ж, если двойная - удел людей особых, избранных, то скрытая есть почти у каждого, и ей не обязательно принимать гротескные формы.
В своё время я работал в офисе (да, мне повезло), где каждый день видел одних и тех же обычных людей. С утра до вечера они занимались одинаковой работой, лишённой буквального смысла, но обладающей безусловной ценностью в виде статьи дохода. Окружающие меня люди имели гуманитарные интересы, почитывали книги, посматривали кино, могли поддержать разговор на изрядное количество банальных тем, смеялись не громко, пили чай «Липтон». В общем, всё хорошо. Главное, что женщин от мужчин ещё можно было отличить. Но иногда кто-нибудь из них, строя планы на вечер и говоря по телефону, мог вдруг произнести:
- Нет, в караоке потом! Сначала на трансвеститов!
Я вздрагивал, но делал вид, что ничему не удивляюсь. Я знал, что периодически они задерживались допоздна, объединялись по интересам, после чего уходили в ночь, мрак который длился до следующего рабочего дня. Потом они снова приходили, рассаживались по своим рабочим местам, уверенной рукой вводили пароли и логины, заваривали чай «Липтон». Их лица отмечала традиционная печать нормы. Редко-редко кто-нибудь мог неожиданно отвлечься и, словно невзначай, обращался к коллеге:
- Оля! Оль! (все буквы в именах изменены).
- Что, Жанночка?
- Ты не помнишь, я ночью курила?
- Да.
- Как паровоз?
- Ага.
- Ну ладно…
И работа продолжалась своим чередом.
Помню, я им завидовал. У меня ведь всего одна, постоянная жизнь. Она вся на виду, про неё даже рассказывать неинтересно. А у них - вон какая! Разнообразная, весёлая. С излишествами нехорошими. С запретными плодами. Бог знает, чем способны заниматься люди после работы глубокой ночью с караоками и фриками. Неизвестно - что вообще делается в таких заведениях. Может быть, там даже продают «Боржоми».