О склонности русских к знаниям
Слово Ганноверскому послу при Петре I Фридриху Христиану Веберу (1721 г.):
«Из всех глубокомысленных, остроумных речей, которые слышал я в подобных случаях от Его Царского Величества, особенно замечательна та, с которою обратился он, находясь на борте именно этого вновь спущенного корабля, к сидевшим около него старым боярам, которые до сих пор мало следовали примеру присутствовавших тут же Русских министров и генералов и вовсе не ценили опытности и познаний, приобретенных сими последними. “Кому из вас, братцы мои, хоть бы во сне снилось, лет 30-ть тому назад (так начал он), что мы с вами здесь, у Остзейского моря, будем плотничать, и в одеждах Немцев, в завоеванной у них же нашими трудами и мужеством стране, воздвигнем город, в котором вы живете; что мы доживем до того, что увидим таких храбрых и победоносных солдат и матросов Русской крови, таких сынов, побывавших в чужих странах и возвратившихся домой столь смышленными; что увидим у нас такое множество иноземных художников и ремесленников, доживем до того, что меня и вас станут так уважать чужестранные государи?” <…> “Покамест советую вам помнить Латинскую поговорку: ora et labora [молись и работай - АБГ] и твердо надеяться, что может быть еще на нашем веку вы пристыдите другие образованные страны и вознесете на высшую степень славу Русского имени”.
В глубоком молчании выслушали старые бояре своего монарха, и затем, выразив свое согласие с ним, словами: “да, да, правда!” и заявив ему свое повиновение, снова обеими руками ухватились за то, что составляет высшее их благо, т. е. за стаканы с водкою, и предоставили таким образом царю рассудить в глубине его собственных помышлений, на сколько успел он в их обращении и на сколько мог надеяться достигнуть конечной цели своих великих предприятий.
Я изумлялся, за одно с некоторыми Русскими министрами, невежеству этих людей, и многие другие узнанные мною с течением времени черты их нрава подтвердили то изображение этого народа, которое набросал один известный Француз в одном письме и которое, ради верности, я нахожу достойным привести здесь в подлиннике.
68. “Московиты - самые тщеславные и прегордые из людей; они смотрели прежде на другие народы, как на варваров и одних себя считали образованными, смышлеными и мудрыми. С тех пор, как Его Царское Величество познал смешную сторону такого их самомнения и заставил их учиться у иностранцев, они повиновались, но с затаенною гордостию, которая мешает им вникнуть в то, чему их обучают и заставляет думать о себе, как о народе передовом, более ученом и смышленом, чем их учителя, которых они ненавидят и преследуют. Надменность их не может понимать и сочувственно относиться к тем одолжениям, которые предоставляют им эти учителя. Слава, честь, бескорыстие кажутся им химерою; они не могут вообразить себе никаких предметов духовных и ограничиваются теми, которые доступны чувствам; они не могут понять, что какой-нибудь достойный иностранец, явившийся к ним на службу, руководится побуждением, отличным от желания приобрести только деньги и вдобавок издеваются даже между собою над иностранцами, как над людьми, которые продают жизнь свою за ничтожные деньги”» .
«Несколько офицеров заверяли меня и ежедневные наблюдения подтвердили мне эти уверения, что Русским, как науки, так и музыку, нужно вбивать и преподавать батогами (при чем провинившийся должен лечь на землю, и его бьют шпицрутенами), без чего они ничего усвоить себе не могут. Если у генерала остался какой-нибудь молодой парень, или уже и пожилой, которого нужно обучить полковой музыке, то такого, хотя бы он никогда не слыхивал никакой музыки и не имел к ней ни малейшей способности, отдают на известное время учителю, для первоначального обучения Евангельскому пенью, которое составляет их обычное пенье, менуэтам (Menuet) и проч.; если же учащийся в это время ничего не успел, то его бьют батогами, ради исправления, до тех пор и так часто, пока он не научится и не станет играть. Также поступают они и во всех других делах своих и даже в военных упражнениях. Отсюда и происходит, что в Русском народе, при такой строгой дисциплине, существует такое слепое повиновение старшим, в особенности у солдат, которые оказывают всевозможную верность и выносливость в войне, и при своем грубом невежестве обнаруживают знание и исполнение всего того, что необходимо каждому доброму воину» .
«Брат … Головина состоит генерал-майором и очень любим царем за то, что во многих случаях доказал ему свою верность и храбрость. Несколько лет тому назад царь послал его в Венецию для изучения кораблестроения и языка; но Головину эти поручения так не нравились, что он прожил целые 4 года в Венеции, не выходя из комнаты, вследствие чего, по возвращении своем, ни слова не мог сказать по-италиански и не знал самых первоначальных приемов кораблестроения, за что царь, не лишив впрочем его своей милости, сделал его, в наказание и в насмешку, главным корабельным надзирателем, придал ему титул князя Бааса (Baas) и велел снять с него портрет, с приложениями всех составных частей корабля» .
«Из всех глубокомысленных, остроумных речей, которые слышал я в подобных случаях от Его Царского Величества, особенно замечательна та, с которою обратился он, находясь на борте именно этого вновь спущенного корабля, к сидевшим около него старым боярам, которые до сих пор мало следовали примеру присутствовавших тут же Русских министров и генералов и вовсе не ценили опытности и познаний, приобретенных сими последними. “Кому из вас, братцы мои, хоть бы во сне снилось, лет 30-ть тому назад (так начал он), что мы с вами здесь, у Остзейского моря, будем плотничать, и в одеждах Немцев, в завоеванной у них же нашими трудами и мужеством стране, воздвигнем город, в котором вы живете; что мы доживем до того, что увидим таких храбрых и победоносных солдат и матросов Русской крови, таких сынов, побывавших в чужих странах и возвратившихся домой столь смышленными; что увидим у нас такое множество иноземных художников и ремесленников, доживем до того, что меня и вас станут так уважать чужестранные государи?” <…> “Покамест советую вам помнить Латинскую поговорку: ora et labora [молись и работай - АБГ] и твердо надеяться, что может быть еще на нашем веку вы пристыдите другие образованные страны и вознесете на высшую степень славу Русского имени”.
В глубоком молчании выслушали старые бояре своего монарха, и затем, выразив свое согласие с ним, словами: “да, да, правда!” и заявив ему свое повиновение, снова обеими руками ухватились за то, что составляет высшее их благо, т. е. за стаканы с водкою, и предоставили таким образом царю рассудить в глубине его собственных помышлений, на сколько успел он в их обращении и на сколько мог надеяться достигнуть конечной цели своих великих предприятий.
Я изумлялся, за одно с некоторыми Русскими министрами, невежеству этих людей, и многие другие узнанные мною с течением времени черты их нрава подтвердили то изображение этого народа, которое набросал один известный Француз в одном письме и которое, ради верности, я нахожу достойным привести здесь в подлиннике.
68. “Московиты - самые тщеславные и прегордые из людей; они смотрели прежде на другие народы, как на варваров и одних себя считали образованными, смышлеными и мудрыми. С тех пор, как Его Царское Величество познал смешную сторону такого их самомнения и заставил их учиться у иностранцев, они повиновались, но с затаенною гордостию, которая мешает им вникнуть в то, чему их обучают и заставляет думать о себе, как о народе передовом, более ученом и смышленом, чем их учителя, которых они ненавидят и преследуют. Надменность их не может понимать и сочувственно относиться к тем одолжениям, которые предоставляют им эти учителя. Слава, честь, бескорыстие кажутся им химерою; они не могут вообразить себе никаких предметов духовных и ограничиваются теми, которые доступны чувствам; они не могут понять, что какой-нибудь достойный иностранец, явившийся к ним на службу, руководится побуждением, отличным от желания приобрести только деньги и вдобавок издеваются даже между собою над иностранцами, как над людьми, которые продают жизнь свою за ничтожные деньги”» .
«Несколько офицеров заверяли меня и ежедневные наблюдения подтвердили мне эти уверения, что Русским, как науки, так и музыку, нужно вбивать и преподавать батогами (при чем провинившийся должен лечь на землю, и его бьют шпицрутенами), без чего они ничего усвоить себе не могут. Если у генерала остался какой-нибудь молодой парень, или уже и пожилой, которого нужно обучить полковой музыке, то такого, хотя бы он никогда не слыхивал никакой музыки и не имел к ней ни малейшей способности, отдают на известное время учителю, для первоначального обучения Евангельскому пенью, которое составляет их обычное пенье, менуэтам (Menuet) и проч.; если же учащийся в это время ничего не успел, то его бьют батогами, ради исправления, до тех пор и так часто, пока он не научится и не станет играть. Также поступают они и во всех других делах своих и даже в военных упражнениях. Отсюда и происходит, что в Русском народе, при такой строгой дисциплине, существует такое слепое повиновение старшим, в особенности у солдат, которые оказывают всевозможную верность и выносливость в войне, и при своем грубом невежестве обнаруживают знание и исполнение всего того, что необходимо каждому доброму воину» .
«Брат … Головина состоит генерал-майором и очень любим царем за то, что во многих случаях доказал ему свою верность и храбрость. Несколько лет тому назад царь послал его в Венецию для изучения кораблестроения и языка; но Головину эти поручения так не нравились, что он прожил целые 4 года в Венеции, не выходя из комнаты, вследствие чего, по возвращении своем, ни слова не мог сказать по-италиански и не знал самых первоначальных приемов кораблестроения, за что царь, не лишив впрочем его своей милости, сделал его, в наказание и в насмешку, главным корабельным надзирателем, придал ему титул князя Бааса (Baas) и велел снять с него портрет, с приложениями всех составных частей корабля» .