Неугомонные обезьянки - Леонид Шварцман
Одно загляденье было смотреть, как Леонид Аронович рисует обезьянок для своего мультипликационного фильма «Обезьянки, вперёд!» (1993), - это был пятый фильм из серии «Обезьянок», сделанный на киностудии «Союзмультфильм».
У Леонида Ароновича уже несколько дрожали руки, в 1993 году художнику было 73 года, и карандашная линия выходила волнистая, но от этого ещё более живая, и, когда он рисовал, было ощущение, что обезьянки буквально сейчас попрыгают с листа прямо на стол и побегут прочь.
Но это было только лишь тогда, когда сам режиссер рисовал своих персонажей. Другим художникам его обезьянки в руки не давались, или давались, но с большим пребольшим одолжением.
Для художников работать с Леонидом Ароновичем Шварцманом было испытанием - блестящий рисовальщик точно и метко подмечал все недочеты других художников в работе над мультипликатом. Не все выдерживали такой въедливой критики и требовательного отношения к рисунку. Скажу, что Леонид Аронович родился под знаком зодиака Дева, 30 августа 1920 (в 2013 ему исполнилось 93 года), но тогда я не знал, что день рождения у нас в один день.
Не поспорить с Леонидом Ароновичем было невозможно, такой характер, но если спор был аргументированным, он всегда готов был выслушать, понять, вникнуть, объяснить с карандашом как рисуется тот или иной поворот тела персонажа и где линия должна быть акцентированной, преувеличенной, а где просто верной по форме. Важно отметить, что любой, кто работал с перфекционистом знает, что угодить ему невозможно, спорить можно, но выиграть в споре - никогда.
Порой мне казалось, что я никогда не смогу нарисовать этих обезьянок так, как их рисует Леонид Аронович, - фильм о большой семье, об одинокой маме и её пятерых детях, видимо, личный опыт вынянчивания детей и лег в основу фильма, в противном случае так сильно крутить-вертеть пятерых персонажей одновременно в кадре не представляется возможным.
- Какие они у вас неугомонные, эти обезьянки, - говорил я. - Да, такой фильм, - отвечал Леонид Аронович. - Всего много и всё очень быстро происходит. По всем правилам киноискусства, чтоб зритель не заскучал. Хотя в большой семье скука - оксюморон, с детьми не поскучаешь, книжку почитать некогда.
В режиссерскую группу тогда пошел работать мой однокурсник Коля Козлов - молчаливый, скромный, интровертированный рисовальщик. Всегда носил черную кепочку-бейсболку со значком «звёздочкой» на ней, тёмный неброский свитер, говорил тихо.
- Очень много правок по сценам, Антон, - вздыхал Коля на мой вопрос: как дела? - Не попадают в типажи художники. Практически никто не попадает. Всё из рук вон. И руки у персонажей длиннее, чем надо и ноги, и головы не те рисуют. Очень много правок-переделок, упарился! А с виду-то - совсем несложные типажи обезьянок, а люди-то вообще простые.
- Да-да, я тут заходил за сценами, мне рассказали... про простых людей.
- Ты в курсе? Говорят, что со Шварцманом - это обычное дело, чтобы так на картине... было...
- Да-да, папка с компоновками, которую Шварцман завернул, прибавив своей рукой некое количество правок, полетела ему обратно, отчего режиссер оказался покрытый листами разлетевшейся кальки, и она ещё сказала ему, что если ещё будут правки, то ему что-то другое прилетит...
- Она мощная художница, - промолвил Коля, - опытная и нормально рисует, но... не так, как надо режиссеру. Хотя это не повод кидаться сценами, правда?
- Ну мы точно не можем себе это позволить, - сказал я. - И ладно я, начинающий, кажется никто не может сдать сцену, чтобы не было правок. Нервоправок. Нервов правок, правок нервов.
- Правок нервов, - Коля рассмеялся.
Сцены с пожарными, которые тушат пожар, прорисовывал также наш однокурсник - Андрей Кудряшов (род. 1969). Андрей любил брать не одну сцену, а целый эпизод, и делать помимо прорисовки ещё чистовую фазовку.
- Так хотя бы я сам вижу, что рисовал, - улыбался он. - А то когда вроде делаешь много сцен, но все они рассыпаны по фильму, то своей работы на экране оценить не успеваешь, вот только свой кард увидел, его уже нет. А когда одним куском - есть на что посмотреть! Успеваешь сказать рядом смотрящим: вот, вот мои сцены пошли! И сцены идут, и сидишь и смотришь - и есть на что - целый эпизод! Если не про деньги всё это рисование, так для души.
Внутристудийный диалог достоин отдельного упоминания. Вот, например, мой разговор с Валерой Блохиным (род. 1971), с которым мы, как много спустя оказалось вместе с Леонидом Ароновичем все втроём, родились в один день - 30 августа.
- Сейчас у Акопа на "Фатуме" рисую, нормально, ненапряжно, типажи простые - гусеницы, бабочки, но титр убил: Акоп Киракосян и Иоганн Бах представляют! И фильм про ограбление банка. Бах стал бы думать о том, как грабить банки? Стал бы писать музыку про ограбление банка? Это все ж духовная музыка, нет?.. А ты где?
- На "Обезьянках" у Шварцмана, типажи простые, не гусеницы конечно, но простые, и динамичные, если б не "Чинк" Каюкова с набросками в зоопарке - не выхилил бы. Тут одна звезда приходила, а Шварцман ей: у вас по сцене поправочки есть, надо переделать, она глянула, ахнула и хлобысь сцену Шварцману на стол, в смысле не то, чтобы на стол, а в него просто, сам мол переделывай, поправки плёвые, на фазовке такое сфазуют, что эти правки - как слеза в море - потонут, за фазовкой, мол, следил бы.
- Да-да, полсцены это фазы, даже порой больше, чем полсцены. Фазовка рулит.
- Леонид Аронович сказал своей группе, что если ещё раз она придёт, так сцен ей больше не давать. А она пришла, и вроде как ни в чем не бывало, где тут сцены для прорисовки? Вот это всё? Так мало? - Сама значит цоп сцены с полки, и уходит, он ей вслед - Верни, мол, а она - прорисую, верну. Не бежать же ему за ней. Не вырывать сцены из рук. А сделает, Шварцман Коле, прошу тут поправить надо, а поправить - это всё переделывать за ней, а деньги она получит как за сделанное, а за переделанное Коле только оклад за сидение в группе, а за рисование - не положено.
- Что Коля всё заново - ему оклад, а сдельно эти сцены как «дубль» не оформят. Это учитывая масштаб правок весь фильм можно отправить в дубль. А жаловаться на звезду художницу в производственный отдел - Шварцман не будет выносить сор из избы. Да и все в курсе.
- А я пришёл за прорисовкой, мне говорят - твои сцены забрали, увы. И Коля корни в стол пустивши сидит весь в папках.
- Пока сам не папка, сиди в папках, - усмехнулся Валера, прикуривая другую сигарету без фильтра марки «Прима» от первой. - Я тут, Энтони, посмотрел своего «Человека в воздухе» Бориса Акулиничева, прорисовывать по целлулоиду было интересно, но фильм... Правда вообще никаких правок, не твоя история. Так вот кино, ну компот клюквенный из китайщины с японщиной, причем, уверен, всё с неба взято, - ни в Китае, ни в Японии режиссер не был. Стилистика такая понахватанная из журналов и с цветных упаковок чая, вроде по Бредбери, лица крупным планом - человек в очёчках стоит руки раскинув к привязанным рамам вроде как летучий змей, совершенно обалдевший и далее китайский Император Юань, типа Рубль, учиняет тому допрос, сцена суда а ля Понтий Пилат - Иешуа Га-Ноцри, кино такое кафкианское - чума на лыжах в дождь и холод...
- Ты Вэлэри, как Шварцман, глубоко копаешь. Ты Диснея пересмотрел.
- Это ты фанат Диснея. Я фанат анимэ. Файв фантиков (пять рублей) и кассета твоя. (Берешь видео кассету в прокате и смотришь записанный на неё фильм.)
- Ну у меня видака нет. (видеомагнитофона)
Надо сказать, что попасть в титры фильма, на котором работал - была отдельная история. В советские времена включать в титры лишь пятерых художников из двадцати, работавших над фильмом - была обычная практика. Как будто включение фамилии художника в титры - была ему или ей отдельная награда, которой режиссер мог одарить, а то и нет, и рисование фильма не было достаточным основанием для попадания имени в титры. В новом российском кино эта ситуация вроде бы исправилась, в титры включают даже водителей, не то что художников. Так что, говоря словами Зощенко, жить можно.
Получалось несколько странно. Мы все любили мультипликацию, все молодые пришедшие на студию художники были поклонниками классической советской и диснеевской мультипликации, но оказавшись за столами на студии «Союзмультфильм» с сожалением обнаруживали, что ни лучшей советской, ни лучшей западной или японской анимации-мультипликации на самой крупной мультстудии страны нет. Работать предлагалось с упрощенными персонажами, которые действовали в крайне странных обстоятельствах, у каждого режиссера при этом персонажи и сценарий не коррелировали с фильмами коллег вообще никак. Как будто бы у каждого режиссера была своя школа и свой кино-язык, а также отдельный продюсер, финансирующий реализацию личных амбиций.
А на круг, фильмы девяностых - это что-то мало смотрибельное и откровенно странное, временами скучное кино, будто это всё бесконечные сцены из репетиций, набросков к фильмам, которые не состоялись, ну вот хотя бы «срезки с дублей» остались на суд зрителя воспоминанием о том, что могло бы быть, но не сложилось. При этом всё же сложилось. И внутри работы на студии не было никогда ощущения, что кто-то халтурит и делает заведомо не то.
Халтурой называлась работа на другой картине, художник-многостаночник порицался, считалось рука портится, возбранялось работать на двух, тем паче трех картинах разом. То есть сказать, что художники работали спустя рукава никак нельзя. Дело всё-таки в отсутствии генеральной линии руководства, в отсутствии больших серьезных проектов, которые могли бы объединить разных людей, разные художественные пристрастия в одно. В одну композицию, в одну экскурсию, подобно переходам от одной картины к другой, из зала в зал в Третьяковской галерее.
И конечно количества художников для фильмом катастрофически не хватало, как не хватало и мастер-классов для постоянного повышения квалификации рисовальщиков. Возница к середине девяностых совсем бросил поводья и лошади понеслись куда глаза глядят, в бездорожье, разбивая телегу с седоком и возницей об ухабы и выбоины бездорожья, так и оказались на чистой целине в грязи без телеги и лошадей, мотай теперь сам как знай до трассы пешкодралом, лови попутку, добирайся до людей как знаешь!
Где оказались дальше художники мультипликации? В основном в торговлишке, потом поумирали в безработице и безденежье. А молодые, типа меня и Вэлэри нашли себе применение в вёрстке, дизайне, в игровом кино в монтаже, но тоже не надолго. Эта лошадь в две тысяче десятых тоже кончилась. А трехмерная мультипликация - сильно на любителя. Как продюсерский проект, фильмы цельные, законченные. Хорошо в зарубежье продаются. Как глубокое художественное произведение, ни один не вытягивает, так, для одного просмотра. Много пота, много пыли, но на тренажере плыли, поэтому никуда не приплыли, стояли на месте, шорты правда протерли, так крутили-вертели педали! Трехмерная анимация напоминает бодибилдинг, мышцы и сила есть, а реальных спортивных достижений нет, зато тренажерной красоты... Т.е. это не совсем про жизнь и её разнообразие, а про способность занять свои два часа вечером жителю мегаполиса, скорее расслабиться после рабочего дня, более уже не напрягаться, хотя бы головой не напрягаться. Кино про врачевание души - это же прошлый век, сейчас ведь в духе времени intertainment, развлечение.
* * *
Леонид Аронович Шварцман,
«Обезьянки, вперёд!» (1993),
«Союзмультфильм»,
Леонид Аронович Шварцман,
Коля Козлов,
Акоп Киракосян ,
"Фатум" ,
Л.Л. Каюков ,
«Человек в воздухе»,
Борис Акулиничев.