(no subject)
Пожилой и молчаливый водитель такси, с артритными пальцами и выраженной сединой, практически выкрикивает вслед: "за вами Россия". И как-то надрывно-печально от этой благодарной реплики, в которую этот старый человек вкладывает что-то, что выразить он уже не научится. И стыдно мне не от того, что нет за мной никакой России, да и плевать мне на речи эти площадные, а за то, что человек этот оказался лишним, ненужным осколком аномии. И чувство, которое я испытываю, сравнимо скорее с ощущениями от искреннего объяснения в любви, на которую ты не ответишь взаимностью. Страстного, честного и ранимого, рождающего стыд сопричастности и извинительное ощущение промеж ребер. Наверное, вплетая в текст искрящую метафору о живой бабочке в руках имеют в виду именно это чувство: ответственность и стыдливость, испытываемую обычно от влюбленных глаз пса или девушки. И радуешься вроде, что любим. И как-то неудобно, что никогда не полюбишь в ответ.
"За вами Россия". Я практически злюсь на него за это отчаянное и случайное доверие. Молчаливый водитель такси, с артритными пальцами и выраженной сединой, довез двоих и уехал. И скора память пренебрежительно сотрет его, вместе с сегодняшним запахом осени и нахлынувшими воспоминаниями и тоской. Этот седой серафим, напомнивший так странно о душе по дороге с игры в покер, забудется, так и не узнав, что это его озарение станет всего лишь еще одним способом побередить душу, да подрочить струнки души.
"За вами Россия". Ха.
"За вами Россия". Я практически злюсь на него за это отчаянное и случайное доверие. Молчаливый водитель такси, с артритными пальцами и выраженной сединой, довез двоих и уехал. И скора память пренебрежительно сотрет его, вместе с сегодняшним запахом осени и нахлынувшими воспоминаниями и тоской. Этот седой серафим, напомнивший так странно о душе по дороге с игры в покер, забудется, так и не узнав, что это его озарение станет всего лишь еще одним способом побередить душу, да подрочить струнки души.
"За вами Россия". Ха.