«Властелин Колец» - альтернативная Акаллабет
Вообще-то я хотел следующую запись в ЖЖ посвятить отнюдь не Толкину - а, к примеру, приключившейся недавно забавной истории при покупке новых проточных фильтров для воды; или прочитанной в том году крайне любопытной книжке об истории и понятии «долга». Но об этом что-то не пишется - так попробую зафиксировать хотя бы некоторые мысли, возникшие между Каминконом и Блинкомом. Благо Блинком всколыхнул тему самым неожиданным образом.
Дело в том, что «Властелин Колец» - очень странная книга. Сильная, да, и необычная. Но! Писавшаяся без изначально продуманного замысла. Первые главы были созданы без малейшего представления о дальнейшем развитии сюжета - и действие в них топчется на месте, неуверенно и безыдейно. Затем идеи начали у автора фонтанировать - и сразу попадать в текст. Предыстория Великих Колец, даже к концу Третьей Эпохи мало кому известная хотя бы отчасти, и никому - целиком - сообщается хоббиту Фродо, сыну Дрого, в открытом и развёрнутом виде, устами невероятно информированного персонажа. Тут же её узнаёт и читатель: автор сам прописал её первоначально именно в рассказе Гэндальфа, она родилась в таком виде. Для детективного элемента практически не остаётся места, и дальше продолжается то же самое. Конечно, книга - не о детективе; но всё же Толкин понимал, что привлекательность романа для читателей - в том числе и в раскрытии тайн, познании прежде неведомого. Так, он вполне сознательно удалил Гэндальфа вскоре на бо́льшую часть Книги первой, чтобы хоббиты хоть немного могли действовать в условиях нехватки информации. Это увеличивало литературную силу произведения.
К сожалению, когда твой сюжет развёртывается под рукой прямо в процессе написания романа, эпопея постоянно разрастается из состояния «ещё две-три главы» в «добавил пока десяток-другой», и так же по ходу «выясняется» и разворачивается шеститысячелетняя историческая перспектива - становится невозможно продумать, в каком именно порядке и с какого ракурса подавать всё это читателю.
Отчасти по данной причине скрадывается немаловажная в романе тема очередной возвыше́нной скорби необратимой утраты нуменорского величия. Даже башня Ортанк больше ассоциируется с фигурой Сарумана, чем с королями-изгнанниками из-за Моря. Если присматриваться, то можно увидеть и горький рассказ Фарамира, и порастающие травой руины, и сообщения о том, как морской народ «резал холмы, будто охотник, режущий дичь». Но всё это не показано толком и, похоже, свободно проходит мимо сознания даже увлечённых читателей. Иначе толкинисты (фэны! которым как бы положено быть в теме!) никак не могли бы воспринимать Нуменор как «примерно равный королевству Элендиля», а то - «примерно равным Гондору конца Третьей Эпохи». А они зачастую так и воспринимают - «тысячу за тысячей лет по лесам и долам бегают лыцари с мечами». Правда, если они ТАК видят книги Толкина-старшего, то неясно, зачем они вообще это читают и перечитывают: подобная прескверная фантазия не сто́ила бы ни любви, ни памяти; впрочем, возможно, не всем такое кажется прескверным.
Толкин же ничего подобного не писал: у него мы видим взлёт - и падение. Корабли, достигавшие восточных берегов Среднеземья и Врат Утра (за Тихим океаном). Астрономию, математику, зодчество. Кругосветные путешествия и воздухоплавание - уже в Среднеземье у элендилей... А затем - короткий расцвет и медленное угасание, с последующим обвалом в «средневековье» - на рубеже второго и третьего тысячелетий Третьей Эпохи. И все по-прежнему ходят нуменорскими дорогами, но никто уже не прокладывает новых, и не помнит очертаний дальних стран, и не может разобрать значения старых книг, и руины осгилиатской обсерватории (или это был планетарий?) зарастают травой и размываются дождями и ветром.
Можно представить себе экспозицию, в которой это было бы показано читателю должным образом: то есть не «вначале потомки нуменорцев, а потом их стенания о великом прошлом», а «вначале непонятные и сохранившиеся в штучных экземплярах артефакты древней сверхцивилизации, а потом - её чудом уцелевшие дотлевающие останки». Но для продуманного построения композиции нужно вначале представить и спланировать книгу, а не заниматься этим в само́м процессе написания.
Нельзя сказать, чтобы это страшно испортило «Властелин Колец» - книга слишком хороша, и данная потеря не могла нанести ей чрезвычайного урона; она не только об этом. Однако она могла бы быть лучше, если бы литературное воплощение её замысла было продумано тщательнее и заранее. Оценить эту утраченную «Властелином Колец» составляющую можно, почитав «Записки клуба "Мнение"» и «Затопление Анадуне». Акаллабет была не просто неким разрушением отдельного острова, пусть даже замечательного и прекрасного - событием прискорбным, но локальным. Нет, это был «вселенский катаклизм» - точка бифуркации, навсегда и необратимо изменившая судьбу и облик мира. Это, на минуточку, гибель Атлантиды.
Можно вспомнить доклад kemenkiri на Каминконе. Там упоминались, среди прочего, довольно путаные и слабые рассуждения Дж.Р.Р.Толкина о возможном [мета]физическом объяснении «изъятия Валинора из мира». Конечно, любые построения вида «тут разделились материальный пласт реальности и идельно-духовный, но только такой, что очень похож во всём на материальный» никогда и никуда не годятся; однако сам вопрос - «а серьёзно, куда делся изрядный клок земного шара?» - запускает воображение. В истории реальной Земли подобные события случались: так, Луна образовалась, по-видимому, из земного материала, выбитого в космос мощным импактом. Страшно представить, что творилось в то время с планетой.
...И можно представить «альтернативную Акаллабет» у Толкина: разрушение континентов, перемешавшиеся моря и лаву, затянутые сажей чёрные небеса «ядерной зимы» на много столетий, повсеместное сокращение биомассы на порядки... понятно, что никакая развитая цивилизация представимого уровня не сохранила бы своих достижений - человечество выжило бы как вид, но немногим более; всё, прежде бывшее, могло бы сохраниться разве что осколками смутной и давней памяти, да и то - разве что чудом. Но последующую эпоху невообразимых забвения и упадка мог пережить нечеловеческий дух, бессмертный просто в силу своей природы - Саурон... и ослабленному, всё позабывшему человечеству, пришлось бы столкнуться лицом к лицу с древним злом, которое ничего не забыло (и ничему не научилось) - но само остаётся неузнанным уже потому, что узнавать его некому. Если опуститься до фентезийной пошлости, можно добавить «эльфы, великий народ с огромными талантами и знаниями, когда-то небезуспешно боролись с Сауроном, но почти все ушли, и теперь лишь один, последний оставшийся, должен одержать верх над тем, кого они когда-то могли только с грехом пополам сдерживать - все вместе». Главным оружием такого эльфа станет, конечно, понимание происходящего - знания и память... Дикий, бесконечно холодный, разрушенный обезлюдевший мир, где горстка выживших ютится средь враждебных пустошей бессчётные и забытые века - и Возвращение Тени. Это было бы ярко, да.
Знаете, что самое странное? Примерно такую историю Толкин и написал. За исключением «последнего эльфа»: он мыслит исторично, поэтому легенд о героях-одиночках не сочиняет. Ну и в целом все проблемы заострены не настолько - автор избегает истерики и пошлости, потому и деградация происходит не мгновенно, и вырождение - не совсем в ноль. Но это нюансы, основная же картина совпадает. Единственное, что мешает нам воспринимать «Властелин Колец» именно так - история подана «с хвоста»: главный герой почти сразу оказывается возле неиссякаемого источника сведений о прошлом, настоящем и вероятном будущем, попадает в тайные оплоты эльфов, обретает в спутники наследника нуменорских королей etc. С чуточку другим углом зрения мы увидели бы именно «растерянный постъядерный мир». Впрочем, при всём историческом пессимизме Профессора у него это «постъядерный мир, через бесконечные потери начавший подниматься вновь».
Подумайте об этом! ™
Касаясь само́й Акаллабет... мы видим, что Вторая Эпоха оказывается, с определённого момента, полем сложного, запутанного динамического конфликта четырёх сил: эльфов Среднеземья, Саурона, атлантов и Валар. Это ускоряющаяся партия, вихрь сил, проблем и решений, лишь в последнюю очередь - военных, и Саурон - далеко не сильнейший игрок. Однако наиболее упрямый и очень находчивый: в результате невероятной многоходовки высочайший злой дух превращает поражение в победу и в конечном счёте «выигрывает» партию, занимая верховную позицию в Атлантиде, через это блокируя вмешательство Валар и автоматически подчиняя Среднеземье. И в самый миг окончательной «победы» метафизической злой силы - мир рушится.
«Выигрывает» и «победа» в кавычках, потому что играл он не на это: начиная партию, Саурон стремился изменить мир угодным ему образом, а что в конечном счёте борьба выродилась в схватку за превосходство - это удивительное проявление способности зла портить и обессмысливать даже (или в первую очередь) себя самое́. Он «победил» в смысле установления контроля над доской, но растерял почти всё, ради чего к такому контролю стремился.
...В ходе размышлений, правда, я наткнулся на странную проблему в текстах. Обозначить её можно по-разному, например:
Дело в том, что «Властелин Колец» - очень странная книга. Сильная, да, и необычная. Но! Писавшаяся без изначально продуманного замысла. Первые главы были созданы без малейшего представления о дальнейшем развитии сюжета - и действие в них топчется на месте, неуверенно и безыдейно. Затем идеи начали у автора фонтанировать - и сразу попадать в текст. Предыстория Великих Колец, даже к концу Третьей Эпохи мало кому известная хотя бы отчасти, и никому - целиком - сообщается хоббиту Фродо, сыну Дрого, в открытом и развёрнутом виде, устами невероятно информированного персонажа. Тут же её узнаёт и читатель: автор сам прописал её первоначально именно в рассказе Гэндальфа, она родилась в таком виде. Для детективного элемента практически не остаётся места, и дальше продолжается то же самое. Конечно, книга - не о детективе; но всё же Толкин понимал, что привлекательность романа для читателей - в том числе и в раскрытии тайн, познании прежде неведомого. Так, он вполне сознательно удалил Гэндальфа вскоре на бо́льшую часть Книги первой, чтобы хоббиты хоть немного могли действовать в условиях нехватки информации. Это увеличивало литературную силу произведения.
К сожалению, когда твой сюжет развёртывается под рукой прямо в процессе написания романа, эпопея постоянно разрастается из состояния «ещё две-три главы» в «добавил пока десяток-другой», и так же по ходу «выясняется» и разворачивается шеститысячелетняя историческая перспектива - становится невозможно продумать, в каком именно порядке и с какого ракурса подавать всё это читателю.
Отчасти по данной причине скрадывается немаловажная в романе тема очередной возвыше́нной скорби необратимой утраты нуменорского величия. Даже башня Ортанк больше ассоциируется с фигурой Сарумана, чем с королями-изгнанниками из-за Моря. Если присматриваться, то можно увидеть и горький рассказ Фарамира, и порастающие травой руины, и сообщения о том, как морской народ «резал холмы, будто охотник, режущий дичь». Но всё это не показано толком и, похоже, свободно проходит мимо сознания даже увлечённых читателей. Иначе толкинисты (фэны! которым как бы положено быть в теме!) никак не могли бы воспринимать Нуменор как «примерно равный королевству Элендиля», а то - «примерно равным Гондору конца Третьей Эпохи». А они зачастую так и воспринимают - «тысячу за тысячей лет по лесам и долам бегают лыцари с мечами». Правда, если они ТАК видят книги Толкина-старшего, то неясно, зачем они вообще это читают и перечитывают: подобная прескверная фантазия не сто́ила бы ни любви, ни памяти; впрочем, возможно, не всем такое кажется прескверным.
Толкин же ничего подобного не писал: у него мы видим взлёт - и падение. Корабли, достигавшие восточных берегов Среднеземья и Врат Утра (за Тихим океаном). Астрономию, математику, зодчество. Кругосветные путешествия и воздухоплавание - уже в Среднеземье у элендилей... А затем - короткий расцвет и медленное угасание, с последующим обвалом в «средневековье» - на рубеже второго и третьего тысячелетий Третьей Эпохи. И все по-прежнему ходят нуменорскими дорогами, но никто уже не прокладывает новых, и не помнит очертаний дальних стран, и не может разобрать значения старых книг, и руины осгилиатской обсерватории (или это был планетарий?) зарастают травой и размываются дождями и ветром.
Можно представить себе экспозицию, в которой это было бы показано читателю должным образом: то есть не «вначале потомки нуменорцев, а потом их стенания о великом прошлом», а «вначале непонятные и сохранившиеся в штучных экземплярах артефакты древней сверхцивилизации, а потом - её чудом уцелевшие дотлевающие останки». Но для продуманного построения композиции нужно вначале представить и спланировать книгу, а не заниматься этим в само́м процессе написания.
Нельзя сказать, чтобы это страшно испортило «Властелин Колец» - книга слишком хороша, и данная потеря не могла нанести ей чрезвычайного урона; она не только об этом. Однако она могла бы быть лучше, если бы литературное воплощение её замысла было продумано тщательнее и заранее. Оценить эту утраченную «Властелином Колец» составляющую можно, почитав «Записки клуба "Мнение"» и «Затопление Анадуне». Акаллабет была не просто неким разрушением отдельного острова, пусть даже замечательного и прекрасного - событием прискорбным, но локальным. Нет, это был «вселенский катаклизм» - точка бифуркации, навсегда и необратимо изменившая судьбу и облик мира. Это, на минуточку, гибель Атлантиды.
Можно вспомнить доклад kemenkiri на Каминконе. Там упоминались, среди прочего, довольно путаные и слабые рассуждения Дж.Р.Р.Толкина о возможном [мета]физическом объяснении «изъятия Валинора из мира». Конечно, любые построения вида «тут разделились материальный пласт реальности и идельно-духовный, но только такой, что очень похож во всём на материальный» никогда и никуда не годятся; однако сам вопрос - «а серьёзно, куда делся изрядный клок земного шара?» - запускает воображение. В истории реальной Земли подобные события случались: так, Луна образовалась, по-видимому, из земного материала, выбитого в космос мощным импактом. Страшно представить, что творилось в то время с планетой.
...И можно представить «альтернативную Акаллабет» у Толкина: разрушение континентов, перемешавшиеся моря и лаву, затянутые сажей чёрные небеса «ядерной зимы» на много столетий, повсеместное сокращение биомассы на порядки... понятно, что никакая развитая цивилизация представимого уровня не сохранила бы своих достижений - человечество выжило бы как вид, но немногим более; всё, прежде бывшее, могло бы сохраниться разве что осколками смутной и давней памяти, да и то - разве что чудом. Но последующую эпоху невообразимых забвения и упадка мог пережить нечеловеческий дух, бессмертный просто в силу своей природы - Саурон... и ослабленному, всё позабывшему человечеству, пришлось бы столкнуться лицом к лицу с древним злом, которое ничего не забыло (и ничему не научилось) - но само остаётся неузнанным уже потому, что узнавать его некому. Если опуститься до фентезийной пошлости, можно добавить «эльфы, великий народ с огромными талантами и знаниями, когда-то небезуспешно боролись с Сауроном, но почти все ушли, и теперь лишь один, последний оставшийся, должен одержать верх над тем, кого они когда-то могли только с грехом пополам сдерживать - все вместе». Главным оружием такого эльфа станет, конечно, понимание происходящего - знания и память... Дикий, бесконечно холодный, разрушенный обезлюдевший мир, где горстка выживших ютится средь враждебных пустошей бессчётные и забытые века - и Возвращение Тени. Это было бы ярко, да.
Знаете, что самое странное? Примерно такую историю Толкин и написал. За исключением «последнего эльфа»: он мыслит исторично, поэтому легенд о героях-одиночках не сочиняет. Ну и в целом все проблемы заострены не настолько - автор избегает истерики и пошлости, потому и деградация происходит не мгновенно, и вырождение - не совсем в ноль. Но это нюансы, основная же картина совпадает. Единственное, что мешает нам воспринимать «Властелин Колец» именно так - история подана «с хвоста»: главный герой почти сразу оказывается возле неиссякаемого источника сведений о прошлом, настоящем и вероятном будущем, попадает в тайные оплоты эльфов, обретает в спутники наследника нуменорских королей etc. С чуточку другим углом зрения мы увидели бы именно «растерянный постъядерный мир». Впрочем, при всём историческом пессимизме Профессора у него это «постъядерный мир, через бесконечные потери начавший подниматься вновь».
Подумайте об этом! ™
Касаясь само́й Акаллабет... мы видим, что Вторая Эпоха оказывается, с определённого момента, полем сложного, запутанного динамического конфликта четырёх сил: эльфов Среднеземья, Саурона, атлантов и Валар. Это ускоряющаяся партия, вихрь сил, проблем и решений, лишь в последнюю очередь - военных, и Саурон - далеко не сильнейший игрок. Однако наиболее упрямый и очень находчивый: в результате невероятной многоходовки высочайший злой дух превращает поражение в победу и в конечном счёте «выигрывает» партию, занимая верховную позицию в Атлантиде, через это блокируя вмешательство Валар и автоматически подчиняя Среднеземье. И в самый миг окончательной «победы» метафизической злой силы - мир рушится.
«Выигрывает» и «победа» в кавычках, потому что играл он не на это: начиная партию, Саурон стремился изменить мир угодным ему образом, а что в конечном счёте борьба выродилась в схватку за превосходство - это удивительное проявление способности зла портить и обессмысливать даже (или в первую очередь) себя самое́. Он «победил» в смысле установления контроля над доской, но растерял почти всё, ради чего к такому контролю стремился.
...В ходе размышлений, правда, я наткнулся на странную проблему в текстах. Обозначить её можно по-разному, например:
- как долго протекали процессы Акаллабет?
- что происходило на Острове в последние часы?
- когда и где был развоплощён Саурон?