(no subject)
Оба моих деда на фронте не были.
Александра Даниловича забрали в тридцать седьмом по ложному навету. После перевода в Москву его прочили в руководство института, и кому-то это не понравилось. «Без права переписки» означало расстрел. Спустя годы пришла стандартная бумажка о реабилитации.
Петр Васильевич покидал Ленинград на последних рейсах. Над Ладогой летели низко, но было видно, как немцы сбили летевший перед ними самолет с его товарищами - работниками Кировского завода. Производство бронированной стали переносили на Урал. Сил это отнимало много, но мало кто думал о себе. Бывало, что деда приносили домой из мартеновского цеха на носилках в состоянии обморока. Но танки из дедовой стали шли на запад, а дочки и племянница вязали теплые вещи бойцам. На Урале было спокойнее, и мало что напоминало первые месяцы эвакуации, когда моя мама подошла к краю дистрофического истощения в Ярославской области.
После войны Петр Васильевич остался с семьей в Свердловске.
Все его ордена были трудовые.
Александра Даниловича забрали в тридцать седьмом по ложному навету. После перевода в Москву его прочили в руководство института, и кому-то это не понравилось. «Без права переписки» означало расстрел. Спустя годы пришла стандартная бумажка о реабилитации.
Петр Васильевич покидал Ленинград на последних рейсах. Над Ладогой летели низко, но было видно, как немцы сбили летевший перед ними самолет с его товарищами - работниками Кировского завода. Производство бронированной стали переносили на Урал. Сил это отнимало много, но мало кто думал о себе. Бывало, что деда приносили домой из мартеновского цеха на носилках в состоянии обморока. Но танки из дедовой стали шли на запад, а дочки и племянница вязали теплые вещи бойцам. На Урале было спокойнее, и мало что напоминало первые месяцы эвакуации, когда моя мама подошла к краю дистрофического истощения в Ярославской области.
После войны Петр Васильевич остался с семьей в Свердловске.
Все его ордена были трудовые.