письма c севера
Арендт:
"Истина в Просвещении пропадает, более того: она уже не нужна. <...> Человек важнее истины, которая становится относительной из-за "ценности человека". Это человеческое открывается в толерантности".
По-моему, здесь находится одна важная вилка, в рассуждении не обозначенная. Это два варианта понимания истины: политическая коннотация, где истиной является точная информация о социальном давлении, и академическая коннотация "отвлеченной истины", допускающей "благородное неведение" т.н. интеллигента.
В этом раздвоенном контексте слова Арендт получают другой смысл: истина, как информация о чужом страдании, отступает на второй план рядом с абсолютной ценностью просвещенного человека, человека с привилегией академической речи. "Толерантность" здесь применима лишь к узкой группе тех, кто может и умеет себя идентифицировать.
(Вспомнила услышанный однажды вопрос коллеги двухлетн ребенку: "что ты плачешь? Формулируй!")
"Истина в Просвещении пропадает, более того: она уже не нужна. <...> Человек важнее истины, которая становится относительной из-за "ценности человека". Это человеческое открывается в толерантности".
По-моему, здесь находится одна важная вилка, в рассуждении не обозначенная. Это два варианта понимания истины: политическая коннотация, где истиной является точная информация о социальном давлении, и академическая коннотация "отвлеченной истины", допускающей "благородное неведение" т.н. интеллигента.
В этом раздвоенном контексте слова Арендт получают другой смысл: истина, как информация о чужом страдании, отступает на второй план рядом с абсолютной ценностью просвещенного человека, человека с привилегией академической речи. "Толерантность" здесь применима лишь к узкой группе тех, кто может и умеет себя идентифицировать.
(Вспомнила услышанный однажды вопрос коллеги двухлетн ребенку: "что ты плачешь? Формулируй!")