Шаолинский дневник. Вместо предисловия
M-52. Чуйский тракт. Возвращаюсь с Алтая.
Неделю бродил рядом с Шавлинскими озёрами, искал заплутавшую золотую осень. Наконец-то нашёл её не на снимках, а рядом-бесконечно прекрасную в своём увядании.
Еду, и улыбка не сходит с лица. Кругом охра лиственниц и полей, а слева она рассекается бирюзовой полоской Чуи, и всё это Художник разбеливает утренним мокрым снегом.
В «Газели» тепло и приютно, а ещё несколько часов назад я вылезал из палатки, засыпанной 10-сантиметровым слоем снега, а потом спешил по еле видным тропинкам к трассе, сквозь туман.
Пропитавшаяся влагой полынь, которую я собрал этим утром из-под снега, лежит в клапане рюкзака. Подсыхает немного, и слышна её тонкая горечь. Никто в этой машине не поймёт, зачем я высушу её и положу в тканый мешочек рядом с подушкой.
Неделю бродил рядом с Шавлинскими озёрами, искал заплутавшую золотую осень. Наконец-то нашёл её не на снимках, а рядом-бесконечно прекрасную в своём увядании.
Еду, и улыбка не сходит с лица. Кругом охра лиственниц и полей, а слева она рассекается бирюзовой полоской Чуи, и всё это Художник разбеливает утренним мокрым снегом.
В «Газели» тепло и приютно, а ещё несколько часов назад я вылезал из палатки, засыпанной 10-сантиметровым слоем снега, а потом спешил по еле видным тропинкам к трассе, сквозь туман.
Пропитавшаяся влагой полынь, которую я собрал этим утром из-под снега, лежит в клапане рюкзака. Подсыхает немного, и слышна её тонкая горечь. Никто в этой машине не поймёт, зачем я высушу её и положу в тканый мешочек рядом с подушкой.