"А желание пронести ромашку, которой так не хватает Эстер, несмотря на неминуемое избиение, это разве не жажда жизни, не любовь к жизни?" - правильно, вот только эта самая Эстер вообще не появляется на сцене, при том что в романе, я проверял, ей посвящается очень существенная часть. Если бы Карбаускису здесь были бы важнее всего "жажда жизни, любовь к жизни" - разве стал бы он почти полностью убирать эту любовную линию? "Отказ от жизни скотом, несвободной" - во-первых, отказ от жизни, вне зависимости от причины, это и есть выбор смерти. А во-вторых - каким жить в этой ситуации, зависит только от самого человека, и в таком случае отказ от жизни - признание поражения и неспособности жить иначе. И как же тогда та самая любимая Эстер с ромашками, о которой он в этот момент - да уже и довольно давно - даже не вспоминает?! Как же отец, у которого больше никого, кроме него, не остаётся... В романе звучит фраза "Я скажу тебе правду… - медленно, с расстановкой проговорил Шогер, не думая, что кругом люди. - Детей ты все равно не спасешь. Можешь спасти только самого себя.", и именно она становится поводом для хода, который он делает - если все бесполезно, и они всё равно умрут, так пусть умру и я. Но отсутствие одного этого предложения в корне меняет смысл, и это жест пустой и бесполезный, жест, кроме смерти, ни к чему не ведущий. Трогательной стойкости - да, хотя не уверен, что трогательной здесь верное слово; нежности - может быть, но нежности высушенной, истощённой, опустошённой; нежности, от которой остаётся лишь убитая горем тень. И эти "девочки" - как они намеренно обезличены, с этими причёсками, этими невзрачными костюмами, до почти полной неотличимости друг от друга (при том, какие разные актрисы). В Рассказе о семи повешенных всё основывалось на жажде жизни, здесь от неё одни осколки. Жажда жизни - у Ицхака, но он её убивает.
Не помню читала я твою рецензию или нет,но сейчас мне кажется,что это спектакль,не о ВЫБОРЕ смерти,а о невозможности победы.Как будто это не герои выбирают,а все вокруг них так складывается,что нельзя победить и можно только с честью умереть.Вообще надо будет еще пообсуждать с тобой этот спектакль.
"Отказ от жизни скотом, несвободной" - во-первых, отказ от жизни, вне зависимости от причины, это и есть выбор смерти. А во-вторых - каким жить в этой ситуации, зависит только от самого человека, и в таком случае отказ от жизни - признание поражения и неспособности жить иначе. И как же тогда та самая любимая Эстер с ромашками, о которой он в этот момент - да уже и довольно давно - даже не вспоминает?! Как же отец, у которого больше никого, кроме него, не остаётся... В романе звучит фраза "Я скажу тебе правду… - медленно, с расстановкой проговорил Шогер, не думая, что кругом люди. - Детей ты все равно не спасешь. Можешь спасти только самого себя.", и именно она становится поводом для хода, который он делает - если все бесполезно, и они всё равно умрут, так пусть умру и я. Но отсутствие одного этого предложения в корне меняет смысл, и это жест пустой и бесполезный, жест, кроме смерти, ни к чему не ведущий.
Трогательной стойкости - да, хотя не уверен, что трогательной здесь верное слово; нежности - может быть, но нежности высушенной, истощённой, опустошённой; нежности, от которой остаётся лишь убитая горем тень. И эти "девочки" - как они намеренно обезличены, с этими причёсками, этими невзрачными костюмами, до почти полной неотличимости друг от друга (при том, какие разные актрисы).
В Рассказе о семи повешенных всё основывалось на жажде жизни, здесь от неё одни осколки. Жажда жизни - у Ицхака, но он её убивает.
Reply
Reply
Leave a comment